Да, он был всего лишь медик, холодный и практичный. Для него главное жить, а как — это уже неважно. И раз он так говорил о любви, значит, просто никогда не любил и понятия не имел, что это такое. Он все трактовал чисто теоретически. С Матильдой они говорили на разных языках.
— Мне не удалось быть любимой, — произнесла она. — Во мне есть что-то, что отталкивает людей.
— Но вас любит муж.
— Муж меня любит. Он, как и вы, говорит: «переверни страницу», а мне это не по силам.
Нет, он абсолютно ничего не понимал и был далек от ее чувств, переживаний. Холодный и сухой прагматик, он напоминал удачно сконструированную машину, у которой все заранее запрограммировано и вся жизнь разбита по пунктикам, разложена по полочкам. В ней все предельно просто: завтрак, работа, обед, прогулка, ужин и сон. Близость с женой — не проявление чувств, а обычное удовлетворение желаний, устроенное природой, и которое тоже запрограммировано и должно в определенное время выполняться. А если вдруг жена умирает — об этом беспокоиться не стоит. Можно заменить другой. Ведь у нее такие же органы, как у прежней. Какая разница.
— Никто не интересуется мной, — от раздражения Матильда вспыхнула, бледные впалые щеки залились краской. — И вы занимаетесь мной потому, что вам за это платят. И оставим все эти разговоры!
* * *
Матильда встала с кресла. Внутри все переворачивалось. Теперь она была полностью уверена в бесполезности лечения. Этот человек хоть и доктор, оказался беспомощным и недалеким. Возможно, она в чем-то ошибалась. Ведь вылечил же он десятки людей. Но не ее. И никакие порошки и таблетки, и никакие уколы не помогут, потому что бессильны сделать ее счастливой, вернуть любовь. А без этого она никогда не придет в себя, не станет жить нормальной жизнью. Вновь она ощутила себя брошенной и одинокой.
— Вы думаете, что можете управлять мною? — Матильда стояла уже у двери. — Попробуйте заставить меня влюбиться, произвести на меня впечатление…
Она хотела говорить еще, высказать этому твердолобому доктору все, что она о нем думает, но судорожный комок сдавил ей горло. Чтобы не разрыдаться здесь, она выскочила из кабинета.
Проклятье! Проклятье! Никто не понимал ее! Она была одна со своими переживаниями и чувствами.
Матильда бежала по свежевымытым коридорам больницы. Слезы градом текли из ее глаз. Она теперь ужасно сожалела, что согласилась на эту беседу, которая ни к чему не привела, а только еще больше разбередила душу.
Медсестры и санитарки только удивленно провожали ее взглядами и качали головами. Совсем безнадежна. А так молода и так хороша собой.
* * *
Наконец Матильда открыла дверь своей палаты. На стуле у подоконника сидел Бернар. Он уже давно ожидал ее. В руках он держал большой букет темно-красных гладиолусов. Увидев ее, он дернулся с места, хотел что-то сказать, но Матильда сделала знак, приложив ладони к губам.
— Молчи, ничего не говори.
Почему-то ее абсолютно не удивил его приход. Она легла на кровать, накрыв ноги розовым пледом. Лицо и даже волосы на висках были мокрыми от слез.
Бернар положил цветы на тумбочку, подошел к ней, наклонился, но она осторожно отвела его руку. Он достал носовой платок (на этот раз он был накрахмаленным и свежим) и протянул ей. Она взяла, вытерла лицо, тихонько высморкалась.
— Если хочешь что-нибудь сделать, — она указала рукой на приемник, стоявший на подоконнике, — вставь батарейки. Они вон там за твоей спиной.
Бернар достал батарейки с полки, взял приемник. Вошла медсестра, молоденькая Адель.
— Мадам, ваши лекарства.
Она протянула ей белый пластмассовый подносик, на котором в таких же белых пластмассовых чашечках лежали таблетки.
— Спасибо.
Матильда высыпала их в ладонь. Взяла стакан воды. Медсестра бесшумно удалилась.
Бернар смотрел на Матильду. В черном, приталенном, с глубоким вырезом платье она казалась донельзя худой, даже дистрофичной. Ее шея еще более удлинилась, а ключицы выделялись так, что по ним можно было изучать строение грудной клетки. Она повернулась, чтобы что-то достать из тумбочки, и Бернар ужаснулся, увидев ее спину. Лопатки торчали словно крылья. И еще это черное платье! Оно ужасно не шло и еще больше подчеркивало болезненный облик. К тому же она никогда не носила таких платьев, считая, что они нагоняют тоску. С ней что-то произошло. В этом Бернар уже не сомневался.
* * *
— Таблетки — первый сорт, — сказала Матильда и улыбнулась. — Просто чудо.
От худобы ее рот казался неимоверно большим. Некогда ослепительная улыбка вдруг превратилась в ужасный оскал, от которого Бернару стало не по себе.
— От этой спишь двое суток напролет, — в ее голосе была ирония. Она пыталась подражать доктору Мертэлю. — Очень рекомендую. Вот эта вызывает аппетит.
Матильда показала два шарика в твердой оболочке.
— А это для веселья, — она взяла другую таблетку. — Проглотишь — и хохочешь в одиночестве. Не хочешь таких?
Бернар старался не обращать внимания на ее издевки и терпеливо вертел в руках приемник.
— Мне и так неплохо, спасибо.
— Ты уверен?
Наступила короткая пауза. Бернару не хотелось спорить с Матильдой. Он видел ее состояние и понимал, что задевать ее небезопасно.
Она взяла стакан и, положив в рот одну таблетку, отпила глоток.
— Как поживает мадам Жюво?
Бернар вертел приемник, не поднимая головы. Он боялся ее взгляда, который казался сумасшедшим.
— Как обычно. Без перемен.
* * *
Матильда продолжала глотать таблетки, запивая их водой. Оба молчали. Бернар не знал, о чем говорить с бывшей любовницей, совсем растерялся, не находил нужных слов. Он видел, что она не в себе. Одним неосторожным словом, жестом, взглядом он мог вывести ее из равновесия. Да и вообще все разговоры уже были напрасны. Прошлого не вернуть, настоящего не поправить. Бернар тяжело вздохнул.
— Ты исполняешь свой долг, изнывая от скуки?
Она бросила на него пронзительный взгляд, от которого у Бернара по телу забегали мурашки.
— Нет, Матильда. Ну что ты. Вовсе нет, — он встал и поставил ей на тумбочку приемник. — Все готово. Можешь слушать новости, интересные передачи.
— Нет, я только песни слушаю. В них правда. Чем глупее песня, тем правдивей. В них есть свой смысл.
Она встала, взбила подушку, поставила к спинке кровати и села, опершись на нее спиной.
— Знаешь, в таких как:
Не покидай меня.
Я — пустой дом без тебя.
Ты бросишь меня,
И вот я умираю.
Я буду твоей тенью.
Любовь моя.
Он ушел.
Без любви я ничто.
