Тем временем Майки становился все более прилипчив, постоянно приходил ко мне домой на Вестерн, говорил о «планах». Он явно чувствовал, что моя учеба в институте вобьет между нами клин размером с гору.
– Мы же оба будем в центре. Можно встречаться и обедать вместе!
Я кивала с напускным энтузиазмом: действительно, Коламбиа-колледж находился рядом с Институтом искусств, но в глубине души я чувствовала, что часто с Майки видеться мы не будем. Я занималась только учебой. Такой бойфренд, как Майки, которого можно было оставить в прошлой жизни, должен был быть у меня в Поттерс-Прери. Это, наверно, прозвучит грубо и жестоко, но он был как Барри Кинг, если бы тот остался жив, да и вообще, пребывание в этой высотке взаперти научило меня быть честной перед собой, так что да: именно таким Майки и был.
Я уволилась из видеопроката, решив, что бóльшую часть времени перед началом учебы буду тратить на чтение и рисование. Жутко хотелось уже начать куда-нибудь выбираться со своей Вестерн-авеню. Хотя жить здесь было дешево и формально мой квартал относился к Юкрейниан-Виллидж[68], он примыкал к парку Гумбольдта и латиноамериканским районам, где частенько случались гангстерские разборки и перестрелки. Так что я садилась на синюю линию Элки и ехала в центр, где зависала в Библиотеке Гарольда Вашингтона, в кофейнях и больше всего, конечно, в самом институте. Я видела людей, с важным видом рассматривающих картины, скульптуры, мультимедийные инсталляции, древние артефакты и обсуждающих все это в кофе-барах или книжном магазине, и мне хотелось подойти к ним и сообщить: МЕНЯ ЗОВУТ ЛИНА СОРЕНСОН, МЕНЯ ВЗЯЛИ В ИНСТИТУТ. Я БУДУ ЗДЕСЬ УЧИТЬСЯ И СТАНУ ХУДОЖНИЦЕЙ.
Но, самое важное, там я увидела две работы, к которым меня постоянно тянуло, которые вдохновили меня на творчество и таким образом изменили жизнь. Первая – это «Фигура с мясом» Фрэнсиса Бэкона (1954), в которой меня изначально привлекло сопоставление его фамилии и сюжета картины. Я же любила всякие нездоровые обсессии, поэтому бэконовский взгляд на людей как на потенциальные мясные туши меня поразил. Вторая вещь, потрясшая меня, – это скульптура француженки Жермен Ришье: мужчина, похожий на летучую мышь. Я все прочла про этих художников и про других, про все школы, периоды, шедевры. Я ходила на все новые выставки, обошла все галереи. При слабом свете своей полуподвальной комнаты я читала и рисовала карандашами и красками, пока не валилась на кровать от усталости. Потом вставала, вся возбужденная, и все начиналось заново.
Я съездила в Поттерс-Прери, якобы чтобы повидаться с родаками перед вторым курсом в бизнес-школе Де-Поля. На самом же деле я просто очень хотела поснимать родной город и порисовать с натуры.
Вид меня похудевшей вызвал у матери смятение и ужас, она будто собиралась произнести какую-то фразу, но не знала, что сказать. Папа просто спросил про учебу и полушутя сказал, что скоро я начну рулить его магазином; дела там вроде пошли на поправку. От этой мысли мороз пробежал по коже. Я проклинала бездарность «Менардс»: они уже давно могли прижать «Твин-Сити-Хардвер» к канатам, как сказала бы Люси, но, видимо, отправить его в нокаут не хватило сил. Папа был явно мной доволен: он наорал на меня только один раз, когда застал за просмотром старого шоу Пи-Ви Хермана по телику.
– Ужасно тупо и странно! Выключи!
Хотя по-настоящему странными мне показались люди в нашем городке. Обсуждали в основном быт: как растут дети, что сломалось в машине или какую очередную бытовую мелочь они купили в магазине – и легко тратили, наверно, по полчаса на каждую из этих тем. А мне хотелось кричать: оставьте меня в покое, уроды, как можно настолько бездарно тратить свою жизнь, невозможно это слушать! Потом меня накрывало чувство вины, ведь я знала, что большинство из них – приличные люди и что у меня нет никакого права чувствовать себя выше их.
Вернувшись в Чикаго, я начала писать картины с сюжетами из жизни небольшого города на основе фотографий и зарисовок, сделанных в Поттерс-Прери. Потом я заполняла их зомбиподобными фигурками, чья кожа разлагалась и отслаивалась, обнажая воспаленную плоть.
И вот теперь, когда я заперта в этой абсолютно банальной, но одновременно совершенно невероятной тюремной башне, я чувствую, как моя собственная плоть, вместо того чтобы обмякнуть и отвиснуть, подтягивается и обретает тонус.
32
Контакты 13
Кому: [email protected]
От: [email protected]
Тема: Спасибо!
Люси,
большое спасибо за письмо: я вздохнула с облегчением! Здорово, что Лина закрыла эту страницу (не в последнюю очередь благодаря вашей поддержке, я думаю) и теперь счастлива в личной и профессиональной жизни.
Да, я знаю, на что эта девушка способна, когда за что-то берется, поэтому больше не буду изображать из себя мать-наседку; пусть занимается своим проектом. Но если мисс Соренсон вдруг снизойдет на грешную землю и соизволит почтить нас своим присутствием, обязательно сообщите мне!
Всех благ,
Ким
PS Может, нам устроить девичник в Майами-Бич весной?
Кому: [email protected]
От: [email protected]
Тема: Отличная идея!
Ким,
да, давайте!
Всех благ,
Люси
Отъебись, худая жисть!
Кому: [email protected]
От: [email protected]
Тема: С меня хватит
Я не могла поверить что ты написала такие жестокие слова я показала письмо папе он обижен так же как и я что случилось с нашей доченькой мы тебя не узнаем и я сижу дома целый день и плачу
Не могла поверить? А ты поверь, сука!
Кому: [email protected]
От: [email protected]
Тема: С меня хватит
Ой, надо же, как все ужасно-печально, какие мы несчастненькие! Как устанешь лить свои жирные слезы, напиши. И, эт самое, научись уже расставлять точки с запятыми, чувиха.
Л.
Дура, блядь!
33
Апартамент
Стою под душем, и тут на меня начинает хлестать какая-то коричневая ржавая жижа. Я брезгливо отхожу в сторону и, дрожа от омерзения, пропускаю воду, пока снова не пойдет чистая. Смываю с себя водопроводную мерзость и нервно жду, что сейчас на меня снова польется какое-нибудь говно, но этого, к счастью, не происходит. Выхожу из душа и, вытираясь, смотрю на грибок, который растет вверх по стенам ванной гроздьями черных спор; квартира разваливается на куски. Находиться здесь невозможно. Соренсон, сука, живет в шикарной новой высотке, а я ей еще и прислуживаю!
Выхожу на улицу и сажусь в машину: папарацци в последнее время не видать. Включаю радио и ищу что-нибудь не сильно тошнотворное, но ни фига не нахожу.
Уступив настойчивым просьбам, я согласилась встретиться с Валери Меркандо в «Сохо-Бич-Хаусе». Я застаю ее в патио-баре за чашкой кофе. Подставляю щеку, чтоб она ее клюнула, но взаимностью не отвечаю. Произнеся несколько дежурных фраз, она переходит к делу:
– Я не понимаю, Люси, ни Квист, ни его пиарщики уже давно тобой не интересуются. Так чего мы ждем?
– Мне и без этой хуйни нормально.
Валери печально смотрит на меня и качает головой:
– Мне казалось, ты не из тех, кто пасует перед трудностями.
Чувствую, как внутри у меня все закипает от злости.
– Я не пасую, блядь. Не надо мной манипулировать, блядь.
– Я не манипулирую…
– Нет, манипулируешь. – И я вижу, как она начинает жариться под моим взглядом. – И не надо, блядь, свой шкурный интерес прикрывать этим лажовым энтузиазмом. Сами с усами, блядь!
– Очень жаль, что тебе все видится в таком свете, – пищит она, мотая головой, обнажая позорную личину агентши-хищницы, которая знает, что клиент просек: она сделает из тебя барбекю и сожрет, не подавившись, если ты популярен, и выбросит, как старый «тампакс», когда тебя забудут. – Послушай, – продолжает она, – у тебя явно стресс.
– Да, стресс. А ты мне только его добавляешь.
– И выглядишь уставшей. – Она вдруг начинает мурлыкать с фальшивой озабоченностью. – Ты высыпаешься?
– Нет, и все из-за этой толстой суки, – отвечаю я. – Вот бывают же люди, из-за которых у тебя все идет наперекосяк. Две бабы, а как по-разному может складываться: одну поставят на хор, а толстую и пальцем не тронут, потому что кому охота ебать толстую?
Она в недоумении моргает в ответ на мою тираду:
– Не думаю, что оскорбления в мой адрес будут…
– Ха! Да я не про тебя. Не надо все принимать на свой счет…
– Не морочь мне голову, Люси…
– Но раз уж ты заговорила о себе, мне кажется, ты немного поправилась…
– Что?!
– Лицо округлилось, талия, бедра, – напираю я.
– Уработалась, наверно…
– Так я и думала, именно это меня и беспокоит. Ты многим помогаешь, – я понижаю голос, – но кто поможет Валери Меркандо? Дети, сожители, клиенты – они все только требуют. У тебя есть время, чтобы быть собой?
