«После прогулки Дмитрий Иванович шел в Палату. Зайдет, бывало, в канцелярию, сядет на диван, положит ногу на ногу, вынет коробочку с табаком и, положив на колени, скрутит папиросу, выкурит, снова новую и так, не переставая, одну за другой, а в это время ушивает своих сотрудников, дает распоряжения, а в иных случаях рассказывает что-нибудь, после чего уходит в свой кабинет».
Страстный курильщик Дмитрий Иванович, к слову сказать, однажды не выдержал долгих перерывов между отдельными блюдами на одном из торжественных обедов за границей, после научного съезда. Участники его, увидев маститого русского ученого поднявшимся с места, ожидали услышать выступление по текущему вопросу. Разговоры притихли.
— Э… э… Permettez moi… Э… fumer! — обратился Дмитрий Иванович к председательствовавшему.
Разумеется, разрешение было дано. Больше того — председатель Вант-Гофф для того, чтобы не подчеркивать экстравагантности Менделеева, закурил и сам. За что и выслушал от чопорных коллег град упреков: если можно разрешить курение среди обеда сибирскому чудаку, это не значит, что председатель высокого собрания должен подавать к этому пример…
«Приходилось бывать у него рано утром, по его зову, — продолжает М. Н. Младенцев, — Приходишь, а он сидит, согнувшись, спешно пишет, не оборачиваясь, протяжным голосом скажет: «да-а-а… погодите»… а сам, затягиваясь папироской, скрученной самим, не отрываясь, двигая всей кистью руки, пишет и пишет… Но вот папироса ли пришла к концу, или мысль запечатлена на бумаге, а может быть пришедший нарушил течение его мысли, откинувшись, он скажет: «Здравствуйте, а я всю ночь не спал, интересно, очень интересно… Сейчас немного сосну, а потом снова, очень все интересно…» Объяснит зачем звал. «Ну, и ладно, довольно, пойду прилягу». Не успеешь от него уйти, как снова Дмитрий Иванович зовет к себе. Приходишь, а Дмитрий Иванович восклицает: «нет, не могу спать, где же, надо торопиться. Ох, как все это интересно!» И снова сидит и пишет».
Обычный распорядок домашнего дня, привычки, излюбленные занятия записаны женой его Анной Ивановной так:
«Обедал всегда в шесть часов. За обедом был очень разговорчив, если был здоров. Ел Дмитрий Иванович очень мало и не требовал разнообразия в пище: бульон, уха, рыба. Третьего, сладкого почти никогда не ел. Иногда он придумывал что-нибудь свое: отварной рис с красным вином, ячневую кашу, поджаренные лепешки из риса и геркулеса. Иногда одно из этих блюд он просил подавать каждый день по целым месяцам. В кругу наших знакомых иногда такие любимые кушания Дмитрия Ивановича входили в моду, но только что они входили в моду, как Дмитрий Иванович придумывал другое.
Вина он пил всегда очень мало, — маленький стаканчик красного кавказского или Бордо. После обеда дети бежали в кабинет и оттуда приносили всем десерт — фрукты, сладости, которые Дмитрии Иванович имел всегда у себя, но не для себя.
После обеда Дмитрий Иванович любил, чтобы ему читали вслух романы из жизни индейцев, Рокамболя, Жюля Верна. Классиков он слушал и читал только тогда, когда не очень уставал от работы. Он очень любил Байрона «Тьму», «Кана» и русских, кроме Пушкина, — Майкова и Тютчева, особенно его «Sileutium».
Молчи, скрывайся и таиИ чувства и мечты свои…
Дмитрий Иванович без волнения не мог говорить эти стихи.
Иногда он раскладывал пасьянс. Один из них, не помню, как он назывался, он раскладывал со своими видоизменениями. Он его придумал очень давно, вскоре после того, как познакомился со мной, бубновая дама (которая обозначала меня) должна была поместиться каким-то особым образом, первой сверху в первом ряду. В часы отдыха Дмитрий Иванович любил клеить. Когда я была еще ученицей Академии и жила у Екатерины Ивановны Капустиной, Дмитрий Иванович заинтересовался особенно живописью. Он стал покупать фотографии с художественных произведений. Заказывал огромные прекрасные альбомы с пустыми страницами твердой, хорошей бумаги и на них сам наклеивал фотографии, гравюры, иногда и рисунки. Первый альбом был сделан для моих фотографий и рисунков, на нем стоят мои прежние инициалы «А. П.». К счастью, этот альбом и несколько других уцелели. Потом он стал клеить рамки тоже для фотографий и гравюр, потом кожаные ящики в виде чемоданов, а когда у него была катаракта, то и целые столики очень правильных красивых пропорций. Клей он изобрел сам, и, по мнению всех, кто пробовал этот клей, он был первосортный.
Через полчаса после обеда Дмитрий Иванович опять принимался за работу и иногда работал и всю ночь».
В Палате Дмитрий Иванович все еще неровный в отношении со служащими, темпераментный человек. Вспылит, накричит, расшумится и быстро отойдет: спокойно справится о здоровье жены, пригласи сыграть партию в шахматы. Попадало и посетителям. О. Э. Озаровская приводит выразительную сцену, разыгравшуюся в кабинете Дмитрия Ивановича.
«…Оказалось, надо писать ответ одному испанскому ученому, открывшему новое соединение иода, требующее, по его мнению, пересмотра атомного веса. Первые же слова Дмитрия Ивановича касались сущности, и формулировка мыслей на иностранном языке ложилась на меня большой ответственностью.
— Извините-с раньше сказать, как вы напишите!
Этого я никак не могла сделать, так как мне для того, чтобы сказать ответственную французскую фразу, надо было раньше написать, поправить, поэтому я молча писала.
— Извольте-с раньше сказать! — загремел Дмитрии Иванович и вдруг добродушно рассмеялся:
— У-у! Вот какая! Я сам с усам? Ничего, ничего я люблю таких. Я сам такой. Ну-с, как вы изволили написать?
Не успели мы покончить с этой фразой, как вдруг раздался звонок, и слышу, просит доложить о себе сотрудник «Петербургского листка». Интервьюировать Дмитрия Ивановича! Из «Петербургского листка», помещавшего самые разнообразные интервью: с балериной и с изобретателем относительно холеры, с зубным врачом о воздухоплавании и т. п. Ну, думаю, будет жаркое дело! Хорошо, что попала в свидетельницы.
Бой завязался уже на пороге кабинета, куда выскочил Дмитрий Иванович.
— Кто такой? Карточку!
— Сотрудник газеты «Петербургский листок», ваше превосходительство.
— Дмитрий Иванович! — выразительно поправил интервьюера Дмитрий Иванович, — карточку! Не знаю, кто такой-с! — Ну-с, что угодно? Я занят!
— Я, ваше превосход… — Дмитрий Иванович!
— Я пришел, ваше превос….
— А-а: да Дмитрий Иванович!
— Я, Дмитрий Иванович, — уразумел, наконец, газетный сотрудник, — оторву вас лишь на несколько минут.
— Скорей, только скорей! Мы заняты: видите, письмо пишем! Ну-с, что угодно?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
