Лицо Леннокса побелело и было перекошено судорогой боли. Но шотландец кивнул и ухмыльнулся, приветствуя Шарпа, который сел рядом с ним на корточки. Шарп вдруг почувствовал укол совести, когда вспомнил свои последние слова, сказанные капитану легкой пехоты всего в нескольких футах от этого самого места. «Желаю хорошо развлечься!»
Леннокс поморщился от боли и еще раз ухмыльнулся.
— Я же говорил, что он безумец, Ричард. А теперь еще и это. Я умираю.
— Вовсе нет. — Шарп покачал головой. — С вами все будет в порядке. Они сделают плоты. Мы отвезем вас домой, к врачу, и с вами все будет в порядке.
Теперь пришел черед Леннокса покачать головой. От резкого движения на него, видимо, накатила новая волна боли, капитан прикусил губу. Нижняя часть его тела была в крови. Опасаясь навредить, Шарп не стал трогать разорванную форму. Леннокс тяжело вздохнул.
— Не надо меня обманывать, Шарп, я умираю, это точно. — Шотландский акцент стал еще сильнее. Леннокс взглянул Шарпу в глаза. — Болван пытался заставить меня выдвинуться вперед, чтобы заманить французов.
— И меня тоже.
Леннокс медленно кивнул, а потом нахмурился.
— Я быстро вышел из строя. Какой-то ублюдок нанес мне удар саблей прямо в живот, а я ничего не смог сделать в ответ. — Леннокс снова поднял глаза на Шарпа. — Что произошло дальше?
Лейтенант рассказал. Рассказал, как испанцы расстроили английское каре, пытаясь спастись за его штыками, как оставшиеся в живых были сметены атакой французов, о залпе из карабинов и потере одного из штандартов. Когда он рассказывал о королевском знамени, Леннокс сморщился от боли. Позор ужалил его в сердце гораздо сильнее, чем страшная сабельная рана, которая должна была привести к скорой смерти.
— Сэр! Сэр! — Какой-то солдат звал Шарпа, но тот от него отмахнулся. Леннокс попытался что-то сказать, но солдат настаивал на своем: — Сэр!
Шарп повернулся и увидел, что к нему на рысях приближаются трое гусаров. Должно быть, час прошел.
— Новые неприятности? — Леннокс слабо ухмыльнулся.
— Да. Но они могут подождать. Рука Леннокса сжала плечо Шарпа.
— Нет. Это я могу подождать. Послушайте. Я хочу кое о чем вас попросить. Вас и вашего великана-ирландца. Вы вернетесь? Обещаете?
— Обещаю. — Шарп встал, удивленный тем, что ему пришлось вытереть глаза, и зашагал между ранеными туда, где его поджидали гусары.
Это был тот же самый капитан, что приезжал раньше; вместе с ним прискакали двое других — они с любопытством разглядывали поле битвы. Шарп отсалютовал, только сейчас сообразив, что продолжает держать в руке обнаженный палаш с запекшейся на нем кровью. Французского капитана передернуло, когда он взглянул на грязный клинок.
— Мсье.
— Сэр.
— Час прошел.
— Мы не успели собрать раненых.
Француз мрачно кивнул. Он бросил взгляд на поде битвы. Работы оставалось еще по меньшей мере на час, только после этого Шарп сможет заняться мертвыми. Капитан повернулся к Шарпу и негромко заговорил:
— Я думаю, мсье, вам следует считать себя нашими пленниками. — Он взмахом руки остановил запротестовавшего Шарпа. — Нет, мсье, я все понимаю, вы можете перебросить знамя своим товарищам, мы не будем пытаться мешать, но ваше положение безнадежно. У вас гораздо больше раненых, чем солдат, оставшихся в строю. Вы не способны вести бой.
Шарп подумал о собранных мушкетах, каждый из которых был тщательно проверен и заряжен; с их помощью стрелки легко уничтожат французов, если те будут настолько глупы, что решатся пойти в атаку. Он слегка поклонился капитану гусар.
— Я ценю ваше великодушие, сэр, но вы очень скоро поймете, что я совсем не из того полка, чей штандарт вам удалось захватить. Я стрелок, и никогда не сдаюсь. — Немного бравады, решил он, не помешает.
В конце концов французский капитан блефовал; он был достаточно опытным воином и прекрасно понимал, что его люди не смогут разбить пехотное подразделение, если им будут грамотно командовать. Кроме того, он не сомневался: этот высокий стрелок с окровавленным клинком в руках сумеет повести в бой своих людей. Капитан кивнул, словно и не ожидал другого ответа.
— Мсье, вы должны были родиться французом. И иметь чин не меньше полковника!
— Сэр, я начинал рядовым.
На лице француза появилось удивление. Во французской армии подобное случалось, но гусарский капитан думал, что у англичан такое невозможно. Он приподнял свой кивер.
— Поздравляю. Вы достойный противник.
Шарп снова решил, что разговор становится слишком вежливым. Он со значением посмотрел на ряды раненых.
— Я должен продолжать свое дело, а если вы намерены нас атаковать... — Он отвернулся, но француз еще не закончил.
— Вы меня не поняли, лейтенант.
— Я все понимаю, сэр. Если не возражаете, я продолжу?
Капитан покачал головой.
— Мсье. Сейчас я говорю не о гусарах. Мы всего лишь... — Он немного помолчал, подыскивая подходящее слово. — Авангард? Ваше положение, лейтенант, совершенно безнадежно. Поверьте, из меня плохой актер.
— Мне очень жаль, сэр, но я вас не понимаю.
Однако он очень быстро все понял. Краем глаза Шарп заметил движение на гребне холма, и не требовалась подзорная труба, чтобы сообразить, что происходит. Лошади, лошади без всадников, дюжина — но Шарп прекрасно знал, что это означает. Пушка, французы привезли пушку, полевое орудие, которое легко сметет его маленький отряд. Он перевел взгляд на капитана, тот пожал плечами.
— Теперь вам ясно, лейтенант?
Шарп продолжал смотреть на линию горизонта. Одна пушка? Скорее всего небольшая, так почему же только одна? Откуда она взялась? Неужели французы потратили столько сил, чтобы доставить сюда всего лишь одну пушку? Если у них не хватает лошадей, значит, остальные орудия растянулись на многие мили. Вероятно, гусары сообщили своим, что натолкнулись на два полка пехоты, и им в подкрепление послали пушку.
У Шарпа мелькнула новая идея. Он взглянул на капитана.
— Это не меняет дела, мсье. Вы второй человек за сегодняшний день, пожелавший забрать мое оружие. Вам я отвечу так же, как и тому, первому. Попытайтесь отобрать его у меня.
Француз улыбнулся, поднял саблю и поклонился.
— С удовольствием, мсье. Я надеюсь, вы останетесь в живых и позднее окажете мне честь отобедать со мной. Хотя кормят здесь паршиво.
— В таком случае я рад, что не смогу воспользоваться вашим приглашением.
Шарп мысленно ухмыльнулся, глядя на гусарского капитана, а тот отдал какой-то приказ, и французы, развернув лошадей, поскакали вверх по склону. Для уличного ублюдка, сумевшего получить офицерский чин, он провел дипломатические переговоры просто мастерски!
Потом лейтенант вспомнил про Леннокса и торопливо зашагал обратно, пытаясь поймать ускользающую мысль. Еще столько всего нужно сделать, времени совсем не осталось, но он дал Лен-ноксу слово. Шарп оглянулся назад: по склону холма медленно съезжала пушка. У них есть еще полчаса.
Леннокс был жив. Он говорил тихо и очень быстро. Шарп и Харпер переглянулись, потом посмотрели на шотландца и обещали выполнить его последнюю просьбу. Шарп вспомнил мгновение на поле боя, когда французы увозили королевское знамя, и свою мысль, показавшуюся тогда бредовой.
— Я это уже обещал самому себе, — произнес он и сжал руку Леннокса.
— Я знаю, что могу на вас рассчитывать, — улыбнувшись, прошептал Леннокс. — Вы с Харпером справитесь, уверен.
Они оставили его умирать в одиночестве, не было выбора. Шотландец попросил еще только об одном — он хотел умереть с саблей в руке. Когда они, отошли, сержант посмотрел на Шарпа.
— А мы сможем, сэр?
— Мы же обещали, верно?
— Да, только до сих пор никто ничего подобного не делал.
— В таком случае мы будем первыми! — В голосе Шарпа зазвучала ярость. — Давай, у нас куча дел!
Шарп не сводил глаз с приближающейся пушки, он не сомневался, что его идея сработает. Замысел вряд ли можно было назвать безупречным возникала масса вопросов, на которые не было ответов, и Шарп ставил себя на место врага, пытаясь эти ответы отыскать. Харпер видел, что лейтенант что-то задумал, заметил, как пальцы Шарпа сжимаются на рукояти сабли, и терпеливо ждал приказа.
Шарп в это время пытался оценить расстояние, углы, линии oгня. Он был возбужден, потому что, несмотря на вражескую пушку, у них появилась надежда.
Шарп созвал лейтенантов и сержантов и, стукнув кулаком по открытой ладони, сказал:
— Слушайте...
Глава девятая
Время печали придет позже — время скорбеть о погибших, время подумать о том, что ты жив и не ранен, и более всего время пожалеть, что не смог остаться рядом с умирающим Ленноксом до конца. Шарп вынул из ножен палаш, в левую руку взял ружье и повернулся к ста семидесяти солдатам, выстроившимся в три шеренги поперек дороги.
