– Ты опять противоречишь истине, шут, и на этот раз противоречишь не в рифму и без размера!! – Рявкнул я.
Мара отшатнулась от меня и едва не свалилась с лошади, но Фрик, как ни странно совершенно не испугался. Вместо этого он растянул свою рожу в «обворожительной» улыбке и покачал головой:
– Господин сияющий дан сердится?.. Но пусть светоч Высокого данства вспомнит первого убитого им человека… или даже кого-то из нечисти. Ну, о погибшем мы спорить не будем – он мертв, значит он… мертв! Но разве после этого убийства вы, господин сияющий дан, остались прежним? Разве в вас не надломилось нечто?! Или, возможно, наоборот, выросло что-то новое?! Разве после поединка, или стычки в которой враг был разбит, или после выигранного сражения вы, господин сияющий дан, остались прежним?!!
Ярость моя как-то сразу схлынула, и я вдруг припомнил барона Торонта… Дело происходило совсем в другом Мире, и я его не убил, даже не покалечил. Я… наложил на него заклятье… И даже тогда я почувствовал, как изменился сам, как почувствовал внутри себя мощь, почувствовал свою… особость! Получалось, что шут опять был прав!
И все-таки я не мог вот так вот просто взять и согласиться с ним.
– Даже если ты в некотором смысле прав, это не значит, что я после каждого выигранного поединка, схватки, сражения… умирал! Вот он я, перед тобой, жив, здоров, полон сил, а мои противники давно сгнили и даже… духа от них не осталось!
– Разве это ты?.. Разве это тот молодой дан, почти мальчик, который мечтал отвоевать отцовское достояние и собирал черных извергов? Разве это тот молодой человек, который с трепетом просил руки молоденькой девушки, едва веря в возможное счастье?.. Разве это тот молодой человек, который вдруг возненавидел весь маленький народец и сделал смыслом своей жизни его уничтожение?!
С каждым своим «разве это…» Фрик делал шаг в мою сторону и тыкал кривым заскорузлым пальцем в мою сторону, пока, наконец, не коснулся моего бедра. Тут он остановился, улыбка сползла с его уродливого лица, и он устало закончил:
– Нет! Все те люди давным-давно умерли! Они не живут даже в твоей памяти!..
После этих слов Фрик отвернулся от меня и каким-то усталым шагом отошел на прежнее место.
– Нет, шут, ты неправ, – спокойно проговорил я, – любой человек меняется, и эти изменения происходят каждый день, каждый час, каждую минуту. Не только бой, схватка, убийство изменяют человека, заставляют умереть какую-то его часть, это делает сама жизнь! Разве Мара сегодня такая же, какой была вчера?.. А ты сам?.. Разве ты не изменился после происшедшего в замке дана Когга?!
После этих слов Фрик пригнулся, словно его ударили по голове, и медленно обернулся.
– Да, – буквально просипел он, глядя прямо в мое забрало, – человек изменяется каждый день, каждый час, каждую минуту… Но жизнь, обычная повседневная жизнь со всеми ее горестями, радостями, неудачами и тревогами ничего не убивает в человеке. Она прибавляет ему опыта, мудрости, она растит в нем новое! А вот пролитая кровь, чужая отнятая жизнь, бойня, смерть убивают человека… Убивают сразу или по частям. Ты сам после всех своих побед, после всей пролитой тобой крови – красной, желтой, зеленой, голубой, ты сам – законченный труп! И неважно, что ты двигаешься, ешь, пьешь, спишь, говоришь – ты мертв, ты – живой остался в далеком прошлом и тебе живому нет места в настоящем. Разве мог бы жить тот мальчик, возвратившийся из Синей башни в родной замок, с тем грузом, которой ты сейчас несешь на своих плечах?!!
– Так что же ему теперь делать?.. – Раздался рядом со мной потрясенный шепот Мары.
И вдруг Фрик снова заулыбался:
– Жить, конечно! Ты, милая девушка не можешь себе представить, сколько людей спокойно наслаждаются жизнью, даже не понимая, что они уже давно мертвы! Сколько по земле ходит милых, жизнерадостных… трупов! Вот, смотри, – он низко поклонился маре, – один из них! Хочешь, этот мертвец сочинит самую жизнеутверждающую поэму в твою честь?!
Мара испуганно посмотрела на меня, затем снова перевела взгляд на кривляющегося Фрика, и тот одарил ее своей незабываемой улыбкой.
– Не пугайся, дитя мое, – совершенно успокоившись, обратился я к девочке, – мой друг, вольный дан Фрик, большой оригинал… у него имеется одна навязчивая идея, которую он пропагандирует в течение всего нашего знакомства. Заключается эта идея в том, что мы оба с ним – мертвецы, и потому должны поддерживать друг друга… правда, он считает, что дальнейшая наша судьба сильно разница!
Мара снова посмотрела на меня, и теперь в ее глаза светилось горькое понимание.
– Ну вот, мы и добрались до главного тракта Высокого данства! – Неожиданно воскликнул Фрик, не обращая внимания на мои последние слова и делая вид, что предыдущего разговора вовсе и не было.
Я посмотрел вперед. Лес, по которому мы продвигались, кончился. Солнце, скатываясь к горизонту, выбросило перед нами тени от высоченных сосен, оставшихся за нашими спинами. Мы остановились на опушке, развернувшейся по склону холма. Внизу, не более чем в полукилометре неширокая серая лента нашей дороги упиралась в широченное шоссе, выложенное красно-коричневыми каменными плитами.
«Это ж надо! – восхищенно подумал я, – прям аппиева дорога времен расцвета Рима!»
И по этой самой «аппиевой» дороге в две стороны нескончаемым потоком тянулись самые различные повозки, скакали всадники, тянулся пеший народ.
– Теперь мы, если поторопимся, к вечеру будем в столице, – добавил шут и двинулся дальше быстрым шагом. Нам с Марой ничего не оставалось, как только пустить своих лошадей следом за нашим проводником.
Мы довольно быстро приближались к главному тракту Высокого данства, и тут я заметил, что на этой магистрали вдруг началась какая-то странная суета. Некоторые повозки и пешеходы начали останавливаться довольно далеко от того места, где наша дорога вливалась в тракт, некоторые же наоборот, старались поскорее миновать это место. Всадники, как правило, пришпоривали своих лошадей, хотя я заметил двух-трех верховых, остановившихся и спешившихся. Когда мы подъехали к самому перекрестку, на мощеном красно-коричневыми плитами тракте… было пусто. Я был изумлен поведением людей, и тут мой проводник, безумный Фрик открыл мне глаза, визгливо заорав на всю округу:
– Дорогу сияющему дану Тону, светочу Высокого данства и личному другу высшего дана Горгота!!! Дорогу сияющему дану Тону…
Он успел прокричать свою великолепную фразу раза четыре, пока я не остановил его вопли словами:
– Слушай, дружище, кончай орать, народа вокруг и без твоих воплей не наблюдается!!!
Фрик замолчал, но через секунду обернулся и объяснил свои вопли:
– Это я специально покричал, а то народишко, глядишь, решит, что обознался, что ты никакой не сияющий дан, и ринется догонять… упущенное! Затопчут ведь, вместе с твоей волшебной лошадкой! А теперь она получили подтверждение своей догадливости и у нас будет свободная дорога до самой столицы!
– Так ты что, – рассмеялся я, – думаешь до самой столицы докричался!..
– А мне и не надо докрикиваться до самой столицы, – спокойно возразил шут, не обращая внимания на мой смех, – ближние точно услышали, и дальним все что надо передадут… Во-во, смотри, что делается!!!
Я посмотрел вперед. Народец, тот, который не мог двигаться быстрее нашей компании, в спешном порядке покидал тракт, переселяясь за обочину! В спешном порядке с дороги стаскивались повозки, сводились лошади, сбрасывались тюки, короба, мешки и другая поклажа. Когда мы проезжали мимо развороченного скарба, и перепуганных людей, толпящихся на обочине тракта, мне стало как-то не по себе. И в тоже мгновение в моей голове прозвучал знакомый насмешливый голос Блуждающей Ипостаси сияющего дана Тона:
«Привыкай к поклонению кхметов и уважению, хотя бы и показному, данов! Ты – сияющий дан Высокого данства, и чужие неприятности не должны тебя трогать, если только они не роняют твоего достоинства или не приносят неприятностей тебе самому…»
