Актер. — Я не могу вот так, по заказу…
Луиза. — Ты всю жизнь работал по заказу.
Актер. — Это неправда! На детских утренниках, на елках я играл по велению сердца!
Рекс. — Но за деньги?
Актер. — Они платили, я же не мог отказаться!
Макс. — Доброе сердце! Вот и тут не отказывайтесь!
Актер. — Да вы просто черти какие-то? Свалились на мою голову и соблазняют бесовскими соблазнами… Согласиться что ль?
Рекс. — Ну! Ну!
Макс. — Просим! Просим!
Луиза. — Ну, пупсик… (Начинает аплодировать, Рекс и Макс присоединяются).
Актер. — Ну хорошо… Надо поставить свет!
Макс и Рекс достают из чемоданчика складной штатив с прожектором, ставят свет и фотографический зонт.
Актер. — Реквизит и декорации!
Луиза передвигает поудобнее кресло и подает ему тросточку и шляпу.
Актер. — Мотор! Начали!
Звучит музыка. Актер снимает рубашку, наподобие стриптиза. Макс и Рекс жестами предлагают и брюки, но он не соглашается. Луиза расстегивает блузку. Актер и Луиза сначала садятся, а затем ложатся на диван. Целуются. Рекс и Макс снимают.
Макс. — Превосходно!
Рекс. — Браво!
Макс. — Отлично! А теперь еще откровеннее! Чуть чуть спустите с плеч… расстегните еще немного!
Луиза (расстегивает). — Вот так?
Макс. — Да, отлично! Лучше снять совсем!
Луиза снимает блузку.
Рекс. — Сколько сексуальности и страсти! Все в одном флаконе!
Макс. — Да, просто здорово! Однако… Все же чего-то не хватает.
Актер. — Ты что же хочешь, чтоб я тут разделся догола?
Луиза (хихикая). — Я не против!
Макс. — Нет, но я к тому, что сейчас любовь просто между мужчиной и женщиной — это уже старомодно. Маловато участников.
Актер. — Но нас тут всего двое… Что же, позвать охрану?
Рекс. — Нет, зачем их впутывать? Торсы накачанные, но конфиденциальность…
Луиза. — А как же?
Макс. — Можно снять нас! Вместе с вами.
Рекс. — Макс, ты свихнулся? Я вовсе не горю желанием увидеть свое лицо на газетных полосах, да еще в таком виде! Меня не поймут.
Макс. — А ты думаешь, меня поймут жена и дети? Не бойся, наших лиц там не будет. Мы их сотрем или заретушируем. Нацепим тебе типа черную полумаску. Не дрейфь, прорвемся.
Макс и Рекс снимают рубашки, сначала Рекс садится на кресло вместе с Актером и Луизой, начиная целовать обоих, а Макс их снимает. Затем Макс ставит фотоаппарат на автоматический спуск и садится рядом со всеми. При съемке Макс и Рекс старательно отворачивают лица от объектива, не забывая изображать сексуальные игры. Светит прожектор, сияют вспышки, играет музыка.
Актер. — Черт побери, даже я завелся. А ведь я профессионал и никогда не завожусь в кадре. (Еще раз глубоко целует Луизу, берет в зубы тросточку, надевает шляпу).
Луиза. — Не ругайся, дорогой, это нехорошо. Вот еще сюда, положи сюда руку… Вот так… А ногу сюда… Вот так… А ты, Рекс, обними меня и Макса… вот так…
Макс. — Да, разрази меня гнев редактора, кадры будут супер! Да! Йез! Ооо!
Раздается громкий стук в дверь и на пороге появляется священник отец Филарет.
Действие 4
Те же и отец Филарет.
Отец Филарет. — Свят, свят, свят, с нами крестная сила! Что здесь творится? Куда я попал?
Луиза визжит, пытается прикрыться руками. То же делают и остальные, ища одежду и спешно принимая приличный вид.
Отец Филарет. — Что за адское место? Меня пригласили на венчание? Кого здесь венчать? Всех со всеми?!
Актер. — Батюшка, не бойтесь. Я сейчас все объясню. Понимаете, мы репетировали…
Отец Филарет. — Репетировали?! Что? Содом и Гоморру? Содомия — грех, сын мой! Свальный, стадный грех! Сейчас многие живут в разврате и безверии. Мрак опустился над страной. Никакими фонарями (тыкает пальцем в прожектор на штативе) не разгонишь! В общем, бывший уважаемый народный артист, я вас считал верным сыном нашей церкви, очень на вас надеялся… Как услышал, что вы изволите венчаться, желаете жить со своей супругой в мире и согласии перед лицом господа нашего — тут же поспешил к вам, по первому вызвону. И что же я вижу! Никогда такого не видывал! Даже в общаге в семинарии. (Крестится).
Актер. — Да мы тут… детский утренник… то есть, тьфу… я больше не буду, честное пионерское! Перед лицом всего отряда… то есть божьего воинства… в вашем лице…
Отец Филарет. — Бесполезно оправдываться. Я все видел.
Макс. — Батюшка, будьте снисходительны! Это его работа.
Отец Филарет. — Работа?! Адский промысел!
Макс. — Ну почему же сразу адский. Работа как работа. Сейчас у всех такая.
Отец Филарет. — Работа — продавать свою душу?!
Макс. — А что вы так волнуетесь, святой отец? Слава богу, мы не в монастыре живем. И не при совке. У нас тут уже давно развитая демократия и рынок.
Рекс. — А вот я тоже удивляюсь, почему в наше время у каждого, кто хоть как-то прилично устроился, на лице появляется улыбка как у проститутки? Может, что-то не так в нашем обществе?
Макс. — Застегни сначала рубашку, а потом рассуждай об обществе. У нас общество что надо. У нас все проститутки при деле. И мы снимаем его не просто так, за красивые глаза. Это реклама, понимаете? Мы формируем его образ. Имидж! Жажда ничто, имидж все. Не дай себе оголодать!
Отец Филарет. — Господи, спаси их души!
Макс. — Не поможет! Поздно! Эти снимки сегодня же отправятся в редакцию.
Отец Филарет. — Нет! Я запрещаю. Остановись, сын мой! Терпение господа небеспредельно. А терпение церкви вообще висит на волоске. Если вы сами отвернетесь от Бога, что толку, что Господь будет думать о вас?
Макс. — Для меня Бог — это рынок масс-медиа вообще и мой старик-редактор в частности. Он сидит там за облаками в небоскребе Москва-Сити и требует, чтобы я всегда был у него под рукой со свежими материалами. Поэтому сейчас я забираю эти фото и отдаю ему… (Идет к фотоаппарату и вынимает флеш-карту).
Отец Филарет (становится у него на пути). — Стой! Опомнись! Окстись! Не допущу!
Актер (становится между ними). — Ну вот что, уважаемые. Уважаемый святой отец и уважаемый мелкий бес из масс-медиа. Я пока что тут главный, о чем мне приходится постоянно напоминать. И поэтому я изымаю отснятый материал и сам решу, что с ним делать! (Забирает флешку у Макса и садится в кресло. Макс и отец Филарет становятся по обе стороны от него за спинкой).
Отец Филарет (протягивает руку). — Именем господа бога нашего повелеваю тебе, сын мой — отдай флешку! Не позорься! И тогда я отпущу тебе все грехи, прошлые, настоящие и будущие.
Макс (протягивает руку, пародирует отца Филарета). — Именем всемогущих средств массовой информации повелеваю — отдай фото мне! И тогда тебе простится все — бездарная игра в отстойных сериалах в прошлом, настоящем и будущем, и то, что ты зарыл свой талант в землю, и то, что ты вел кулинарную телепередачу, и сорвал с партнерши на сцене брюки, когда тебя никто об этом не просил, а про за сценой я уже и не говорю, и трижды выходил на сцену вдребезги пьяным, и забывал текст и…
Отец Филарет. — И отпущу грех разврата, и содомии, и гордыни, и стяжательства, и клятвопреступления, и то, что не отпустит и Патриарх, и то, от чего покраснеет даже священный Синод…
Макс. — А я не напишу о том, как ты на самом деле оттягивался в кабаке «Три Пера» в Париже, в каких взаимоотношениях состоял с молодым актером своего театра, почему подарил ему золотой перстень, катал на своем личном «Хаммере»…
Актер. — Все! Хватит! Достали! Какое ваше собачье дело, почему артисты делают друг другу подарки! Моралисты нашлись! Один от имени бога, другой от имени дьявола, а говорят-то все одно и то же! Продал я «Хаммер»! Все! Я опростился и стал близок к народу! Езжу на «Фольксвагене», как Лев Толстой.
Макс. — Вот именно поэтому нам теперь совершенно не о чем писать. Качество личной жизни у тебя упало, а качество сериалов так и не выросло.
Актер. — А мы уже на ты? Однако, быстро.
Макс. — Ну, ну, после того, что мы пережили вместе!
