СОРРЕНТИНО. И у вас есть этот медиум под рукой?
ЭДУАРДО. Вот он. (Показывает на проходящего Дженнаро.)
СОРРЕНТИНО. Дон Дженнаро?
ЭДУАРДО. Он самый.
СОРРЕНТИНО. Так чего же вы мешкаете? Зовите его скорее!
ЭДУАРДО. Как? Немедленно?
СОРРЕНТИНО (в нетерпении). А чего ждать?
ЭДУАРДО. Э,нет… Сию минуту никак нельзя… Для этого требуется некоторая подготовка… так сказать самоочистка. (Вынимает записную книжку и перелистывает ее с медлительностью, для вдовы невыносимой.) А вот, скажем….
СОРРЕНТИНО. Завтра?
ЭДУАРДО (отрицательно качает головой). Нет…. Как минимум через двадцать дней. Вот … во вторник восемнадцатого июля в четырнадцать тридцать я вместе с медиумом буду у вас.
СОРРЕНТИНО. У меня? Нет, у меня нельзя. Соседи и так болтают…
ЭДУАРДО. Они и раньше болтали, еще при жизни вашего мужа.
СОРРЕНТИНО. Болтали, верно… Знаете, эти новые дома… стены такие тонкие… слышимость полная…
ЭДУАРДО. Тогда, пожалуйте сюда… Прекрасно. Чай или крепкие напитки?
СОРРЕНТИНО. На ваше усмотрение.
ЭДУАРДО. Музыка? Немного Моцарта?
СОРРЕНТИНО. Отлично… Но знаете, быть может, все же лучше что-нибудь наше, неаполитанское?
ЭДУАРДО. Договорились. Значит, через месяц увидимся.
СОРРЕНТИНО. Да вы же обещали восемнадцатого июля?
ЭДУАРДО. Вы не так поняли. (Раскрывает записную книжку.) Я сказал в четверг девятого августа… Вот здесь написано… в восемнадцать тридцать.
СОРРЕНТИНО. А сперва говорили в четырнадцать тридцать?
ЭДУАРДО. Нет, слишком близко к обеду.
СОРРЕНТИНО. Пусть так, дон Эдуа, я потерплю.
ЭДУАРДО. Вот и молодец. Месяц потерпите.
Обрадованная вдова бросается к Эдуардо, горячо целует его и выбегает через запасную дверь, которую ДЖЕННАРО закрывает за ней.
ДЖЕННАРО. Терпение — это сад, где расцветают грядущие радости.
ЭДУАРДО. Что ты сказал?
ДЖЕННАРО. Не я, герцог Ларошфуко.
В главных дверях появляется ДОННА ГРАЦИЕЛЛА с хозяйственной сумкой. Она осторожно ставит сумку на пол, на цыпочках подкрадывается к Эдуардо, закрывает ему глаза ладонями и целует в затылок. ЭДУАРДО рывком поворачивается, стараясь высвободиться из рук Грациелллы.
ЭДУАРДО. Донна Грациелла! Уж не знаю, как и просить вас! Давайте с этим покончим! У вас же муж!
ГРАЦИЕЛЛА. Это ты мой муж!
ЭДУАРДО. Еще раз прошу! Ведите себя как подобает добродетельной супруге.
ГРАЦИЕЛЛА. Ой, какой ты хорошенький, Эдуа! Злость подходит тебе как серый галстук к синему костюму! Повтори еще разок: «Ведите себя как подобает добродетельной супруге»! Мне все в тебе нравится! Как ты говоришь, как смеешься, как ходишь! Все решительно все! Дай мне пощечину!
ЭДУАРДО (делает такой жест, будто и впрямь готов закатить ей пощечину). Господи, в самом деле… Видно, без палки не обойтись! Донна Грациелла, вы злоупотребляете…
Из примерочной выходит МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК, ЭДУАРДО сдерживается.
(Молодому человеку.) Значит, все в порядке?
МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК. В полном. Даже не знаю, как вас благодарить!
ЭДУАРДО. Сущие пустяки. После обеда все будет доставлено вам на дом.
МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК. Очень любезно с вашей стороны… (Прощается и сопровождаемый Дженнаро, идет к выходу)
ЭДУАРДО. Деньги вы отдали Дженнаро?
МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК. Да-да… Будьте здоровы! (Уходит.)
ЭДУАРДО (Грацииелле, прежним сердитым тоном). Вы злоупотребляете моим терпением!
ГРАЦИЕЛЛА. Милый! Да ты просто тигр!
ЭДУАРДО. Хватит! Больше я не выдержу… Дайте хоть дух перевести!..
ГРАЦИЕЛЛА. Не надо переводить! Он мой, этот твой дух, и принадлежит мне одной!
ЭДУАРДО (не заботясь о том, что Дженнаро, успевший убрать зеркало в стену, находится рядом и все слышит). Ни дух, ни тело! Я уже объяснил вам: между нами быть ничего не может, это несовместимо с моей профессией!
ГРАЦИЕЛЛА. Ты это о своей постыдной профессии?
ЭДУАРДО. Постыдной? Чего же тут постыдного? И вам не совестно? Подумайте хорошенько: разве есть что-нибудь предосудительное в том, чем я занимаюсь? Нешто я людей убиваю? Не убиваю, а иметь дело с мертвецами….
ГРАЦИЕЛЛА (с горечью). … и прибегать, как шакал…
ЭДУАРДО. Не как шакал, а как голубь… глю… глю… глю… я несу в своем клюве утешение, каплю надежды…
ГРАЦИЕЛЛА. И забираешь при этом одежду, обувь, деньги….
ЭДУАРДО. Что делать Грациелла, раз в этом мире нет ничего бесплатного! Ведь даже за милосердие Господне приходится платить! Древние приносили в жертву быков и овец… А мы должны платить даже за заупокойные мессы. А важно то, что намерения у меня самые чистые, самые человечные…. Цель облагораживает средства…
ГРАЦИЕЛЛА. Так почему же ты не хочешь утешить, ублаготворить меня?
ЭДУАРДО. Потому что ты замужем. А женщины замужние и одинокие меня не интересуют. Мало того, для меня они представляют самую большую из всех возможных опасностей. Грациелла, я занимаюсь исключительно вдовами, только вдовами. Стоит допустить крохотное исключение — моей фирме коней! Вы же вашим поведением непрерывно толкаете меня к банкротству! А это, скажу я вам, с вашей стороны даже не честно!
ГРАЦИЕЛЛА (вызывающе закинув ногу на ногу). Нечестно? Значит, это я толкаю тебя на банкротство? Так надо понимать?
ЭДУАРДО. Так или не так, но дальше это не может продолжаться. Поймите меня правильно: лишь с тех пор, как я с таким трудом создал свое дело, я вкусил и капельку благополучия и обрел минимум покоя. А ведь до этого чего я только не пробовал? И все сплошная дырка от бублика! И вот тогда я понял, что истинное мое призвание — утешить вдов. Не теряйте со мной понапрасну времени! Я схимник, странствующий монах-утешитель! Я дал себе зарок, Грацие, я не могу нарушать данный обет!
ГРАЦИЕЛЛА. Но ведь ты еще мужчина!
ЭДУАРДО. Ну и что?
ГРАЦИЕЛЛА (кокетливо улыбаясь). Как что? … Нарушь свой обет … Разок отступи…
ЭДУАРДО. Не могу!
ГРАЦИЕЛЛА. Можно все.
ЭДУАРДО. Донна Грацие, давайте сбросим маски и будем говорить без обиняков?
ГРАЦИЕЛЛА. Я готова
ЭДУАРДО. Если в Неаполе существует женщина, ради которой — не будь я тем, что я есть — я бы заложил душу черту, то эта женщина только вы: такая красивая, душистая, нарядная. Понятно? В этом вашем благоухании, вашей красоте я бы хотел поселиться, взять вас в аренду минимум на тридцать лет и повесить при входе объявление: «Помещение сдано». Разве я слепой инвалид или идиот? Листая наши еженедельники, я часто думаю: «Видал? Это Софи Лорен? Куда ей до Грациеллы!» Грацие, вы стоите всех семи чудес света, я же воплощение запретов! Тут ничего не попишешь! Вы должны уйти, оставить меня в покое. В противном случае мне придется прибегнуть к тому, к чему ни один мужчина никогда не должен прибегать: обратиться к вашему мужу!
ГРАЦИЕЛЛА слушает его совершенно пораженная.
(Вдруг переходит с высокого патетического тона на деловую прозу.) Кстати, как он поживает? Сегодня утром он выглядел как-то неважно. Цвет его лица мне совсем не нравится.
ГРАЦИЕЛЛА (незаметно поглаживая руку Эдуардо, говорит словно в бреду). Печень. Еще диабет в придачу. Лечу его. Нужно сделать какие-то уколы…
Стук в дверь. ГРАЦИЕЛЛА инстинктивно отсаживается от Эдуардо.
Слышен голос дона Джачинто.
КАММАРОТА (входит). Можно?
ЭДУАРДО. Прошу вас садитесь. Ваша супруга здесь.
ГРАЦИЕЛЛА подбегает к мужу.
Вот видите, с вами ничего не случилось!
КАММАРОТА. Это вам кажется! А я чувствую ужасную тяжесть в голове…
ЭДУАРДО. А как же без тяжести? Ведь это мозг, а он суть центр чувства тяжести, весомости. Может, желаете таблетку аспирина?
КАММАРОТА. Нет, спасибо… Знаете, у меня правило… из посторонних рук никогда ничего не брать… (Говорит нервно, какими-то словесными залпами. По речи можно понять, что он маньяк.) Пусть, например, я упаду посреди улицы… пусть кто угодно подойдет со стаканчиком коньяка… Я выплеснул содержимое прямо ему в морду…. Пить ни за что не стану! Умру, а пить не стану!
