Рубел внимательно наблюдал за Молли, лишь наполовину соображая, что говорит, и мог заметить, что и Молли слушает его лишь наполовину. Было очевидно, что его появление в Эппл-Спринз потрясло ее до глубины души, и хотя ее появление потрясло его не менее, Рубел был уверен, что их потрясения разнятся, как день и ночь.
Даже с этими по-старчески туго стянутыми косами и в выцветшем платье Молли Дюрант была такой же красивой, какой он ее помнил. Рубел решил тотчас же, что если он и должен что-либо еще сделать в своей жизни, так это как-нибудь и когда-нибудь искупить свою вину за то, что использовал эту прекрасную злючку как вульгарную проститутку.
Но нет, это было не так, нет! Они с Бейлором вернулись из Люфкина, куда отогнали стадо скота, и собрались на прием в Блек-Хауз, и как только вошли в зал, он увидел Молли, она несла к покрытому кружевной скатертью столу огромный кувшин с пуншем – чуть ли не с нее ростом. Не собираясь проявлять застенчивость, он подошел прямо к ней, взял ношу из рук и, высунувшись из-за кувшина с мутно-желтым пуншем, представился.
Они танцевали всю ночь, и хотя зачастую кто-либо из молодых людей прерывал их и уводил партнершу прежде, чем заканчивалась мелодия, Рубел всегда ухитрялся первым пригласить Молли на следующий танец. Магическое притяжение мгновенно вспыхнуло между ними, опьяняя сильнее пунша. Черт возьми, он все еще чувствовал эту вспышку!
Было очевидно, что Молли не пристрастилась к сближениям на одну ночь. И как он посмел только часть ответственности переложить на нее! Даже если она сама и хотела близости – что ж с того? – он был опытнее и старше, в то время ему было уже двадцать восемь, и он не должен был позволять ей и себе заходить так далеко. Сейчас она выглядела скорее на все сорок, чем на свои двадцать лет, и Рубел почувствовал, как его сердце щемит от той боли, которую он причинил ей, но при этом он знал, что не избежит повторения сладкой ошибки, если предоставится удобный случай.
Ругая себя за ложь, Рубел полез в карман и вытащил лист измятой бумаги с отпечатком седла – он просидел несколько дней на этом документе. Рубел протянул лист Молли, благодаря судьбу за удачу – первую удачу за все путешествие.
Приказ от «Л и М», конечно, убедит ее. Он был на имя Джубела, и никто из братьев не сообщил компании об изменении, прежде чем Рубел не уехал из города. Джубел согласился позаботиться об этом маленьком дельце уже после отъезда брата в Эппл-Спринз.
Но, даже увидев имя «Джубел Джаррет» на приказе, Молли все еще колебалась, сдать ли ему комнату, ведь она не сдавала комнат лесорубам и… Джарретам.
– У меня есть наличные, – добавил Рубел, слегка усмехнувшись и показав пачку банкнот. – Компания выплатила аванс на дорожные расходы.
Именно деньги стали аргументом, решившим дело, – деньги, не его обаяние и даже не ложь, Рубел знал это. Направляясь следом за Молли в дом, войти в который он мечтал каждую минуту в течение целого года, Рубел сам удивлялся, что оказался таким изощренно-хитрым лжецом. Он чувствовал себя, как енот перед сворой гончих, лающих прямо в морду. Когда Молли раскроет обман, он окажется еще более запятнанным в ее глазах. Но ничего лучшего он придумать не смог, разве что вскочить в седло и покинуть город.
Но и покинуть город он уже не мог – с того самого момента, как Молли скрипнула дверью, выйдя на крыльцо вслед за парнем по имени Клитус. Рубел знал, он не сможет оставить ее, пока не выяснит, что случилось в Блек-Хауз за прошедший год – после того, как он так легко ускакал прочь, чтобы каждую ночь грезить чувственными снами о страстной и беззаботной девушке по имени Молли Дюрант, чьи губы слаще меда Пайнейского леса.
Глава 2
– Три доллара в неделю за жилье и стол, причем есть вы будете то, что вам подадут.
Молли стояла на пороге комнаты второго этажа, куда она привела Рубела. Она ругала себя за то, что разрешила ему остаться, но деньги… ей были слишком нужны деньги.
С порога Молли наблюдала за Рубелом. Он попробовал рукой матрац, подошел к окну, приподнял ситцевую штору и внимательно оглядел двор. Да, он был Джарретом: высокий, худощавый, каштановые волосы, загорелая кожа, белой была только верхняя часть лба, обычно скрываемая от солнечных лучей шляпой. Широкая рубашка и брюки из грубой хлопчатобумажной ткани ладно облегали стройную фигуру. Рубел или Джубел – он заставил ее сердце стучать сильнее лесопильной машины. Но Рубел или Джубел? Казалось, для нее между ними не было различия.
– Завтрак в шесть утра, обед в полдень, ужин в шесть вечера, – продолжала Молли. – Если вы сядете за стол позже того, как будет прочтена молитва, вам не подадут еду.
– Прекрасно, – пробурчал он, не оборачиваясь.
– Вашу комнату убирать я буду каждый день, менять белье каждый…
– Это ваш муж ушел так поспешно?
Молли пристально взглянула ему в спину. Подняв руку над головой, он оперся ладонью об оконную раму, мускулы напряглись под голубой рубашкой. Вопрос удивил ее.
– Клитус? – она вновь разозлилась. – Хоть это и не ваше дело, я отвечу, Клитус – мой жених.
– Жених? – Рубел быстро обернулся, но, слава Богу, их глаза не встретились, его взгляд скользнул по ее лицу без остановки.
Это ее устраивало. Глаза Джубела были так похожи на глаза его брата! Одни и те же глаза! Поразительно. У нее не было желания смотреть ему в глаза. Молли уставилась на маленький белый шрам на левом виске Рубела и поймала себя на мысли, что не помнит шрама у Рубела на виске. Да, должно быть, это на самом деле Джубел. Конечно, тогда… в ту ужасную ночь… не будь у него левого уха, она бы и этого не заметила, столь была пустоголова.
– Не ваше дело, жених или не жених, – огрызнулась она снова, возмущенная своими чувствами, вызванными этим незнакомцем.
Незнакомцем? Но он не был незнакомцем, и она не должна была сдавать ему комнату.
– Мне надо идти работать. Если у вас есть еще вопросы… ух… о заведенных порядках в доме, я имею в виду, то вы сможете задать их за ужином.
Молли оставила Рубела стоящим, подбоченясь, посреди комнаты. К тому времени, когда она дошла до лестницы, ее колени дрожали так ужасно, что она вынуждена была ухватиться за перила. Она поступила вопреки своему пылкому обещанию никогда не разрешать никому из Джарретов переступать порог ее дома. Но она не только позволила Джубелу Джаррету переступить порог, она еще и сдала ему комнату!
Что она сделала, о Боже! Он будет приходить и уходить, будет есть с ней за одним столом, спать под одной с ней крышей… Господи, спаси! Эта мысль делает ее слишком легкомысленной… Молли рассердилась, и злость в равной степени относилась и к ней самой, и к Джубелу Джаррету, и к лесопильной компании, его приславшей.
