они не будут замечены, поскольку Соединённые Штаты больше не в состоянии мобилизовать политическую волю для того, чтобы действительно ассигновать необходимые для этого поступления, и утратили организационную способность доводить до завершения крупномасштабные проекты. По сути, американские прогрессивисты и реалисты говорят о политических возможностях в виде набора сожалений:
Да, мы знаем, что лидер экономики XXI века будет развивать сектор «зелёной» энергетики, а для этого потребуются масштабные государственные инвестиции, полномочия по повышению энергоэффективности и налоги на ископаемое топливо. Но у Америки нет таких ресурсов, как у Китая, и такой готовности к налоговым и регуляторным мерам, как у Евросоюза, так что у нас подобный сектор не может показывать реальный рост.
Конечно, мы понимаем, что универсальная система здравоохранения, управляемая и финансируемая государством, представляет собой лучший (а возможно, и единственный) способ снижения расходов на здравоохранение и улучшения его результатов. Но страховая, фармацевтическая и больничная отрасли никогда не позволят это сделать, поэтому Америке придётся и дальше платить больше за худшие результаты.[17]
В любой стране, демонстрирующей более высокие результаты в сфере образования, существует единая национальная образовательная система, а профессиональной состоятельности педагогов отдаётся должное в виде высоких уровней их автономии и оплаты их труда.[18] Но в Америке есть традиция децентрализованного управления, да и в любом случае мы не можем позволить себе платить достаточно за подготовку способных профессионалов. Так что лучше уж мы будем довольствоваться осуществляющими пристальный контроль педагогами, которые тестируют базовые академические навыки своих учеников, даже несмотря на то, что учащиеся, успешно сдающие эти тесты, не готовы к университетскому образованию или международной конкуренции.
А в том случае, когда наблюдатели не впадают в отчаяние по поводу последствий якобы уникального американского подхода к политике и государственному управлению, они предаются магическому мышлению, надеясь на некоего спасителя или на спонтанный прорыв какого-то социального движения. В 2008 году подобные надежды определённо воплощал Барак Обама, поскольку его сторонники проецировали на него персональные качества, которые позволили бы ему собственноручно превзойти разногласия между двумя партиями и осуществить необходимые реформы. Обама отвечал любезностью на любезность, заявляя тем, кто ходил на его митинги: «Мы и есть те самые люди, которых мы с вами ждали».
В утопическом романе Ральфа Нейдера «Только супербогатые могут нас спасти!», где воображение автора рисует миллионеров, подрывающих власть корпораций и воскрешающих гражданское действие, продемонстрировано то, в какой степени прогрессивные планы основаны на надеждах на великодушие элит, а не на реалистичных планах политической мобилизации.[19] Особенно показательно и удручающе, что эта книга была написана американцем, который на протяжении последней половины столетия преуспел в построении гражданских организаций больше, чем кто-либо другой.[20] Так или иначе, пожертвования либеральных миллиардеров наподобие Тома Штейера, управляющего одного из хедж-фондов, который потратил в ходе выборов 2014 и 2016 годов десятки миллионов долларов на малоэффективную рекламную кампанию, критикующую климатических скептиков из Республиканской партии, оказались меньше, чем расходы братьев Кох[21] и их союзников на кандидатов федерального масштаба и уровня отдельных штатов, стремившихся к выхолащиванию природоохранных мер, ослаблению профсоюзов и созданию сложностей в голосовании на предстоящих выборах для афроамериканцев и иных электоральных групп Демократической партии.[22]
Приверженцы «Партии чаепития» были уверены, что благодаря избранию ряда отставных топ-менеджеров корпораций, самодовольных наследников состояний, профессиональных политиков и разношёрстных эксцентриков, они добьются выраженного снижения правительственных расходов, что оживит экономику и одновременно вернёт государство к тому состоянию, которое, согласно их представлениям, замышляли отцы-основатели, когда писали Конституцию США.
В качестве двигателя изменений периодически рассматривается некая новая третья партия. До того, как возлагать свои надежды на супербогатых, Ральф Нейдер считал, что выдвижение его кандидатуры в президенты от третьей партии нарушит двухпартийную дуополию во власти и неким так и не прояснённым образом создаст пространство для прогрессивной политики.[23] Томас Фридман, известнейший американский газетный колумнист начала XXI века, выступал в поддержку «третьей партии, которая в ходе следующей президентской кампании посмотрит американцам в глаза и скажет: “Две существующие партии лгут вам. Они не могут сказать вам правду, потому что каждая из них находится в ловушке множества интересов корпораций. Я не собираюсь говорить вам то, что вы хотите услышать. Я скажу то, что вам нужно услышать, если мы хотим быть мировыми лидерами, а не новыми римлянами”».[24]
Фридман не объясняет, каким образом будет организована подобная партия или как она будет себя финансировать, хотя и выражает презрение в адрес «корпораций» (special interests), которые спонсируют две существующие партии. Кроме того, Фридман не говорит о том, как и почему третья партия сможет преодолеть те препятствия, которые оказался неспособен превзойти Обама, тоже обещавший сказать правду, бросить вызов корпорациям и переломить патовую ситуацию. Активисты «Партии чаепития», хотя фактически они действуют в рамках Республиканской партии, уверены, что некая новая, не столь запятнавшая себя партия может обновить страну такими (неконкретизируемыми) способами, к каким республиканцы не смогут прийти даже при условии чистки и оживления их рядов.
Ещё одно популярное общее место — обнаруживать потенциал для политической трансформации в новых технологиях. Утверждения, что интернет (или твиттер, или мобильные телефоны) могут стимулировать эффективные политические движения, способные заместить канувшие в лету или замшелые профсоюзы и массовые организации, ещё предстоит реализовать на практике.[25] Использование твиттера Дональдом Трампом также не является признаком того, что твиттер может выступить неким организующим инструментом. Он работал в пользу Трампа, поскольку «одна группа — а именно журналисты — пребывает в точно таком же упоении твиттером, как и сам мистер Трамп». В результате старомодные широковещательные СМИ придавали резонанс каждому твиту Трампа, и оказалось, что «платформы социальных медиа, которые некогда превозносились в качестве демократических инструментов, могут использоваться и для подрыва демократических норм».[26]
На данный момент интернет наиболее эффективен в качестве инструмента привлечения средств, как это было в случае с предшествующим технологическим новшеством — директ-мейлом, который впервые был использован в 1972 году в ходе президентской кампании Джорджа Макговерна.[27] Однако объёмы средств, привлечённых в онлайне или с помощью обычных писем, по-прежнему меньше, чем деньги, собранные характерным для XIX века способом с корпораций и отдельных состоятельных лиц, на которые покупаются голоса за кандидатов и официальных представителей обеих партий.
И даже когда политические препятствия устранены, а новая программа утверждена, ослабленная организационная способность государства препятствует её реализации. Сравним программу Medicare, которая стала функционировать,
