Бугго покачала головой. Прядка светлых тонких волос упала ей на висок, обнажив тоненькое ухо. Оно оказалось не смуглым, как сама Бугго, а желтоватым и забавно светилось. Некоторое время это зрелище отвлекало внимание Хугебурки, и он не сразу понял, что именно говорит ему капитан:
— Когда первые навигаторы только прокладывали пути внутри Треугольника, тогда, конечно, странности лоций не вызывали удивления. Но теперь, когда все тут излетано по всем направлениям…
— Таково фундаментальное свойство лоций, — сказал Хугебурка. — Лоция должна быть неточной, неполной и противоречивой. Иначе из жизни капитанов навсегда уйдет романтика.
Бугго фыркнула, не желая развивать эту тему.
Когда Хугебурка покидал рубку, все оставалось по-прежнему. Бугго перекладывала карты, сопоставляя их под разными углами. Зеленая надпись на компьютере горела успокаивающе, как ночник.
— Господин Хугебурка, — проговорила Бугго, не отрываясь от распечаток, — попросите, пожалуйста, Антиквара — пусть принесет мне горячей чоги. Побольше!
Логово Охты Малька таилось в машинном отсеке «Ласточки» — точнее выразиться, машинный отсек порос вещами Малька, которые разместились среди поршней, труб и визоров с естественностью плесени.
Хугебурка сидел у механика уже больше часа. Малёк был из тех, кого всякий раз приходится приручать и прикармливать заново — за время разлуки, сколь бы незначительной она ни была, он успевал отвыкнуть, и потом все начиналось сначала: настороженный взгляд, неловкая, выжидательная поза. Само пространство вокруг Охты преображалось, и вот уже не предметы окружают его, но ловушки, укрытия, тупики и пути к бегству. Тут требовалось заговорить с ним ласково и осторожным движением опуститься на табурет — увечное, преданное дитя хедеянской свалки, умытое, насколько возможно, и покрытое вытертой гидравлической подушкой. Видя, что табурет признал гостя, постепенно успокаивался и Малёк. Он пристраивался на постели и извлекал из складок «ласточкиной» шкуры очередную бутыль. Выковырять все припрятанное Мальком не удавалось ни Бугго, ни соединенным силам нескольких таможенных служб. После первого глотка взор Малька прояснялся, и в его голове почти ощутимо щелкал переключатель: теперь механик был готов к общению с людьми.
Хугебурку он боялся. Рациональному объяснению этот страх не поддавался. Разве что в прошлой жизни Охта Малёк был слоном, а Хугебурка — мышью.
Оставив Бугго в рубке, Хугебурка спустился к механику. Можно даже сказать, что старший офицер пошел прогуляться и случайно забрел к механику. Тот сперва пометался немного, а после признал гостя, расслабился и даже сделался развязным.
Здесь, внизу, гудело мощнее, увереннее. Голос «Ласточки» сливался с бормотанием Охты и поглощал его, так что Хугебурка почти не разбирал слов, хотя Охта уже рассказывал ему что-то, захлебываясь и сдавленно смеясь.
«Полет нормально», — пульсировало в голове у Хугебурки.
— Нет, ненормально, — сказал он вслух. И, глядя в скачущие глаза Охты, произнес назидательно: — Почему одна карта показывает пояс астероидов, а другая уверяет, будто там ничего нет?
— А? — отозвался Охта, на миг перестав смеяться. Но поскольку Хугебурка в данный момент промолчал, возобновил невнятное веселое бормотание. Хугебурка разобрал на этот раз слова: «ядерный реактор» и «гравитация — ни к черту, это самое, ну, тут он и говорит»… Кто «он»? Что говорит? Где гравитация ни к черту? «У-у-у! — подпевала «Ласточка», съедая голосок механика. — А-а-а!»
— Пустота — стало быть, ничего интересного. Так? — проорал Хугебурка, сопровождая слова жестами. Трубы взирали почтительно, стрелка барометра мелко вздрагивала, как бы порываясь аплодировать.
— Ничего интересного нет в пустоте. Но в таком случае для чего в том же самом месте показывать астероиды?
Он сделал паузу. Пауза получилась выразительная — Хугебурке и самому она понравилась. Он еще раз повторил — и вопрос, и паузу. Охта поморгал, поерзал на постели, пососал из бутылки, вытягивая губы клювиком, и сказал:
— А я ему, это самое: «А ты веревочкой пробовал?». И тут мы оба вынимаем шнурки, он и я — оба!
Он опять засмеялся, и «Ласточка» от всего своего доброго брюха подхватила этот смех.
— Вот тебе и шнурочки, — глубокомысленно произнес Хугебурка.
— Астероиды означают, что туда лететь опасно. Итак, — он поднял палец: — Либо там пустота, либо опасность — но в любом случае, «Ласточку» от этого места очень хотят отвадить. Логичный вывод? Да, господин Охта, именно так: кому-то до жути требуется, чтобы «Ласточка» ни в коем случае не интересовалась неким пространством пятого сектора. Ну так ужасно требуется, что они даже перестраховались. И тем самым возбудили мое подозрение.
Малёк на секунду прервал свое бормотание и посмотрел на Хугебурку с опаской, но тот как раз прикладывался к бутыли и выглядел совершенно милым и домашним, так что Малёк отбросил сомнения и зажурчал снова.
— Но почему нас хотят отвадить? Кто это затеял? Что они там прячут? — вещал Хугебурка. — Пока неясно. И, возможно, на данном этапе вообще неважно. На данном этапе, господин Охта, важно одно: старый друг паранойя требует, чтобы я внял ее призывам.
— О! — выдохнул Малёк.
Хугебурка покачал пальцем у него перед носом.
— В некоторых случаях голос паранойи и голос разума звучат в дивном согласии. Можно сказать, что это один и тот же голос.
— Ну да, — согласился Малёк. — И вот, это самое, мы спускаемся с ним, значит, к реактору, а там… — Он захохотал и затряс руками в воздухе, как будто кто-то невидимый щекотал его под мышками.
— Логика! — объявил Хугебурка. — Итак, во мне звучат три голоса. Трио! — И прибавил зловеще: — В этом рейсе есть тайный подвох.
— Я, это самое, так и говорю, — сказал Охта, перестав смеяться. — Тут, это самое, подвох.
— Начнем с очевидного, — продолжал Хугебурка. — В картах — разночтение. При современных методах картографии и с учетом степени изученности сектора такого быть не может.
Охта прочувствованно кивнул, не прекращая невнятного рассказа.
— Отсюда — вывод о непременном наличии некоей гадости. Назовем ее фактор «Икс».
Тут Охта Малёк почему-то замолчал и заморгал с самым жалобным видом. Между тем мысли вылетали из уст старшего офицера, как птицы неведомых миров, одна другой причудливее, и как бы сталкивались в воздухе, обретая почти осязаемую плоть.
— А у этого гладенького Амунатеги губы изменили цвет, — говорил Хугебурка мстительно и гримасничал бровями. — Уже за одно это его бы следовало… И хорошенько! — Он погрозил жилистым кулаком пространству отсека, и Охта медленно вжал голову в плечи. — Он у нас неотразимый. А капитан — женщина, ее это отвлекает. Она не думает о главном.
Хугебурка замолчал ненадолго, а после поправился:
— Нет, все-таки она думает. Она всегда думает о главном. Но недостаточно глубоко!
Он протянул руку и задумчиво взял Охту Малька за грудки. Тот жмурился, как набедокуривший котенок, не зная, чего ожидать: просто назидания или взбучки.
— Почему он испугался? — вопросил Хугебурка и встряхнул Малька.
Малёк пискнул:
— Была причина.
— Именно. — Хугебурка выпустил его на миг, чтобы затем обнять за плечо. — Причина у него была. Без причины такие гладенькие не пугаются! Без причины пугаются только параноики… — Он скрестил два пальца: — Фактор «Икс». Видишь? — Охта усердно закивал. — Непонятная точка на карте — раз. Нечто в нашем грузе — два.
Пальцы пошевелились и снова замерли крестом. В памяти Хугебурки отчетливо, как нарисованные, встали ярко освещенные стеллажи, жующий грузчик, господин Амунатеги, который вдруг взял и плюнул на пол.
— Что-то такое он все-таки нам подсунул, этот вояка. Сколько контейнеров мы загрузили?
Малёк безмолвствовал.
— Одних только муляжей гранат — шестьсот ящиков, — сказал Хугебурка. — Люблю свою работу.
Повинуясь Хугебурке всецело, Малёк взял кусачки, и вдвоем они проникли в грузовой отсек. Явился ключ, кодированный замок согласился со всем, что ему предложили, и двое оказались в узком коридоре, а со всех сторон на них смотрели злобно поблескивающие глазки пломб.
— Срывай, — велел Хугебурка сквозь зубы. — Давай, рви. Откусывай их к черту.
— А… э… — сказал Малёк и поднес кусачки к первой пломбе. Металл покорно пережался, кругляшок с печатью сверкнул в последний раз, будто хотел вскрикнуть «не имеете права!», перед тем как сгинуть под ногами во тьме.
Компьютер. Наполнитель. Хугебурка раскусил белый пластиковый шарик — неприятно проскрежетало по зубам, — нет, это был честный наполнитель, без подвоха.
— Следующий, — распорядился Хугебурка.
С каждым вскрытым контейнером он пьянел все больше. Его развозило не от выпитого арака — тот хмель давно выветрился, — а от запредельной недозволенности того, что они делали. Однако ощущение глубинной правильности гнало Хугебурку вперед, не позволяя отказаться от безумной затеи. Они срывали пломбы и копались в ящиках, они нюхали и лизали наполнитель (Охта уверял, что распознает любой наркотик, даже в ничтожно малых дозах: «Я от них сразу пятнами иду», — добавил он простодушно), снимали крышки с корпусов компьютеров и водили фонариком по тонким серебристым кишочкам микросхем; они подносили к уху планшетки и терли пальцами бумажные бланки. Один Охта даже погрыз с угла.
