– Слушай, друг, дай прикурить!
– Стоять! – крикнул инспектор, вскидывая автомат.
– Стою, стою! – ответил Гудимов, продолжая движение. – Э, да что это с ним?! – вдруг громко вскрикнул он, показывая на светящееся окно КПП.
Сержант оглянулся, и этого хватило, чтобы Гудимов нанёс ему рубящий удар ребром ладони по шее. Другой рукой он выхватил у него автомат. Страж правопорядка упал. Прогремела короткая очередь, ещё одна, и милицейская машина с синей продольной полосой по всему кузову опустилась на пробитые шины.
Лейтенант в освещённом окне постовой будки изумлённо вскинул голову, стараясь понять, что происходит, затем как-то очень уж медленно расстегнул кобуру и начал доставать пистолет.
Я повернул ключ зажигания. Мотор сразу заработал. Отбросив оружие, Гудимов рванул дверцу и влетел в салон автомашины. Удар по газам – и, завизжав покрышками, «Нива» устремилась на дорогу.
– Мы совершили нападение на стражей закона, – сказал я по прошествии нескольких минут.
– Это точно, совершили, – отозвался Гудимов. Он зашевелился, выполняя знакомые движения, предшествующие процессу курения; вспыхнул огонёк зажигалки, и салон автомобиля начал заполняться удушливым табачным дымом. – Совершили, – повторил он. – И теперь нам обоим гарантирован немалый срок. Если попадём в лапы «пра-во-су-дия».
Последнее слово он произнёс с нажимом и по слогам.
Дорога была пуста, мы были одни, и это привносило сдержанный оптимизм.
Но вот сзади, на взгорке, который мы пролетели с полминуты назад, засветились яркие фары быстро приближающихся автомобилей; это были два легковых авто, державшихся на неизменной дистанции один от другого.
Мы сразу поняли, что это за нами. Я выжимал из своей «Нивы» максимум возможной скорости, но преследователи неуклонно приближались.
– Сворачивай! – крикнул Гудимов, заметив впереди слабо обозначенную просёлочную колею. Он неестественно сладко, с заметной долей приторности улыбнулся, потягиваясь всем телом. Должно быть, так его организм реагировал на опасность.
Резкое вращение руля вправо, «Нива» соскочила с гладкого асфальта и запрыгала на кочках и ухабах просёлка.
У меня затеплилась надежда, что за нами гонятся на обычных седанах и по бездорожью от них удастся оторваться. А может, вообще никакой погони нет, опасность только почудилась, и по трассе мчатся случайные попутчики, торопящиеся куда-то по своим делам.
Однако оба автомобиля повернули на тот же просёлок, и это были внедорожники. Дистанция между нами продолжала сокращаться. В переменчивых лучах чужих фар в руках Гудимова матово взблеснул чёрный пистолет.
Сзади раздался частый стук автоматной очереди. Спустя несколько секунд стук повторился, и по крыше машины дзынькнул резкий сверлящий удар.
Моряк опустил боковое стекло, высунулся в окно и выстрелил в ответ. Послышался слабый звук разлетевшихся осколков, и одна из фар автомобиля, непосредственно следовавшего за нами, погасла. Ещё выстрел, и пространство сзади нас на некоторое время погрузилось во тьму.
– Вот так, салаги, с нами шутки плохи, – кривясь в улыбке, негромко проговорил Гудимов. И встретив мой заинтересованный взгляд, добавил: – Когда-то я был одним из лучших стрелков в бригаде.
– В какой ещё бригаде?
– В бригаде морской пехоты. Четыре года отпахал в пехтуре. Три из них – сверхсрочником. Это я после уж в мореходку подался.
– И доводилось бывать в горячих точках?
– Доводилось. На далёком юге. Бо-оль-шая такая пребольшая точка была.
Отставшая было погоня вновь приблизилась. Внедорожники, следовавшие за нами, поменялись местами, и мы снова оказались в свете бандитских фар.
Но сзади поняли, что имеют дело с настоящим снайпером, и держались теперь на расстоянии, недосягаемом для пистолетных выстрелов. Мы же постоянно находились под автоматным огнём. Несколько раз пули вскользь задевали кузов машины и с визгом уходили в сторону.
Я пригнулся к самому рулю. Гудимов тоже, насколько позволяли размеры его большого тела, сполз на пол кабины, укрываясь за ненадёжной спинкой сиденья.
От нервного напряжения взмокли грудь и шея и спеклось во рту; ожидание более точных выстрелов становилось невыносимым. Вот сейчас, вот…
И действительно, довольно скоро две пули одна за другой прошили заднее и лобовое стёкла; отверстия, паутина трещин, ещё попадания, и стёкла посыпались множеством тупых фрагментов. В лицо ударил холод встречного ветра.
Сразу же вслед за этим были пробиты оба левых колеса. Машину резко потянуло в сторону, мы выскочили с просёлка на молодые посевы кукурузы и едва не опрокинулись. Мне удалось повернуть на дорогу, но руль стал таким тяжёлым и непослушным, что удерживать его едва хватало сил.
Однако опасность подстёгивала, я продолжал давить на газ, и машина двигалась вперёд.
Слава Высшей силе, мы достигли лесополосы, уже некоторое время видневшейся впереди, пересекли её и, заглушив мотор, остановились за деревьями.
– Вот, возьмите, – чётко, почти ультимативно сказал Гудимов, протягивая мне один из пистолетов, имевшихся в его распоряжении. – Укройтесь здесь где-нибудь и побахайте по этим воякам, отвлеките их на себя. Только больното не высовывайтесь, не подставляйтесь под пули.
Я понял, что у него созрел какой-то план.
– А вы?
– А я попробую обойти их с фланга.
Гудимов выскользнул из машины и бегом припустил вдоль тыльного края лесополосы.
Преследователи же, расположившись метрах в двухстах от посадок, открыли шквальный автоматный огонь по предполагаемому месту нашего нахождения, достаточно хорошо освещённому автомобильными фарами.
В основном пули проходили в стороне, но иногда посвистывало прямо надо мной, и тогда я слышал, как сбивало листву и с характерным чавканьем постукивало по стволам деревьев.
Распластавшись на земле, я ползком пробрался между рядами берёзовых насаждений и притаился за одним из крайних к кукурузному полю наиболее крупных стволов. Когда пальба из глубины поля в какой-то мере стихла, я высунулся из-за дерева и трижды выстрелил в направлении светящихся фар.
В ответ ночь взорвалась новым ураганом автоматного огня. Коротенькие точечные сверкания замелькали как возле авто, так и на некотором расстоянии по обе стороны от них. Теперь неприятель точно знал, где противная позиция, и пули свистели тут и там, нередко обдавая мою голову смертельным холодком.
Берёзовый ствол передо мной несколько раз принял на себя прямые попадания, и я отчётливо слышал их погибельные щелчки. Но едва только стрельба пошла на убыль, я снова трижды нажал на спусковой крючок. Первые две пули ушли одна за другой, а третья – с некоторым отставанием по времени.
И тут в расположении противника пошла какая-то сумятица. Начавшийся огневой удар сменился беспорядочными автоматными очередями и одиночными пистолетными выстрелами. До меня донеслись ужасная матерная брань и отчаянные крики, перемежаемые душераздирающими стонами, ещё выстрелы.
Далее в наступившей немой тишине раздался чей-то жалобный страдальческий голос, умолявший о пощаде, который прервали два последних пистолетных хлопка.
Минутой позже фары погасли, и на некоторое время поле боя окутала глухая ночная тьма. Затем ненадолго вспыхнула зажигалка, прикрытая ладонью, и крохотным светлячком замаячил то разгоравшийся, то притухавший сигаретный огонёк.
Ещё немного погодя фары заново осветили кукурузу и лесополосу, трижды подмигнули мне, негромко заработал мотор, и внедорожник, совсем недавно так настойчиво преследовавший нас, неторопливо приблизился по просёлку к проёму между деревьями, преодолел его и остановился возле нашей «Нивы».
– Ну как вы тут, живы? – послышался голос моряка, и я увидел большую тёмную фигуру в открывшейся дверце машины. – Всё обошлось, не зацепило? – вновь спросил он, когда я вышел из-за деревьев и подошёл к нему.
– Со мной полный порядок, – ответил я, протягивая пистолет.
– Ну вы молодчина! – сказал Гудимов, принимая оружие. – Здорово отвлекли их на себя! А я этих господарей, словно щенят, захватил, только что на свет белый вылупившихся… Ах, выжлята, – добавил он после некоторого молчания, – морскую пехоту хотели просто так, за здорово живёшь взять!
– Это была милиция? – спросил я, с трепетом ожидая подтверждения.
– Нет, – ответил бывший морпех. – Все они были люди из клещовской банды.
– Откуда вы знаете?
– Так я спрашивал.
– У кого? Кто вам сообщил?
– Там, – он махнул рукой в сторону кукурузного поля, – сообщил один.
– Это был человек, просивший о пощаде?
– Какое имеет значение, кто это был!
Меня больно резанула по сердцу бесконечная жестокость Гудимова; разве обязательно надо было добивать того несчастного, вероятно раненого и совершенно беспомощного, уже не способного причинить какой-либо вред?
