— Если бы! — горько усмехнулась Йогоаи.
Её прекрасное лицо, жемчужным облаком сияющее в сумерках, словно покрыла сеть трещинок сродни тем, что проступают на древних фарфоровых статуэтках.
— Ах, если бы, — с грустью повторила она. — Лю забудет обо мне. В тот же день.
Всю прошедшую неделю ученики, красавицы и юноши, сдавали экзамены, получали в подтверждение принятых на себя обязательств татуировки, согласованные с Небесной Императрицей, готовились к празднику, на котором юноши получат право называться мужчинами.
Поле Смены Имени, где вечером соберётся весь клан, украшали флагами, лентами, цветами; ставили шатры, готовили яства. Мастера Огненной Пыли расставляли по им одним понятным местам особые корзинки: сегодня в ночь в небеса взовьются сотни тысяч фейерверков. Подкреплённые магией, разноцветные огни подарят всем зрителям красоту, мимолётную, как человеческая жизнь.
Учитель чувствовал, что без гостей в этот день не обойдётся. Течение жизненных сил подсказывало, что на самой границе дня и вечера ему встретится то, что пробудит горе, но дарует радость. Что это будет, он даже не пытался представлять, но к приходу незваных гостей оказался готов.
Краткие минуты, в которые день становился вечером, предназначались для того, чтобы вступающие во взрослую жизнь красавицы в алых почти свадебных платьях и юноши в чёрном, как учёные мужи, сменили имена, как меняет облик небо. Никто не ожидал, что длинную вереницу молодых людей, по одному подходящих к Алой Ленте за благословением, возглавят один за другим выходящие из Тени мужчины.
Выстроившись в ряд, они преклонили колени перед Алой Лентой. Заходящее солнце пятнало траур их одежд, белоснежный, как вершины гор, золотом, словно сама Небесная Императрица ставила на них свою печать.
Один, плечистый крепыш, поднялся во весь немалый рост и заговорил голосом, густым, как туман в низинах Вышних Пиков:
— Алая Лента! Клан Нефритовой Богини! Мы, пятеро Теней из кланов Зимней Свечи, Белого огня и Нефритовых Скрижалей, умерли для своих кланов, чтобы заменить собой безвременно покинувших клан Звёздной Императрицы Теней. Я принимаю имя Канг2.
Единым выдохом живущие в клане подняли ветер, всколыхнувший полы праздничного одеяния Алой Ленты.
Канг склонился в церемониальном поклоне, которым меняющий имя испрашивает разрешения на это сразу у Небесной Императрицы и у представляющих её волю на земле.
Один за другим поднимались с колен и склонялись перед Алой Лентой и другие мужчины:
— Алая Лента! Клан Нефритовой Богини! Я принимаю имя Зихао3!
— Алая Лента! Клан Нефритовой Богини! Я принимаю имя Цингсан4!
— Алая Лента! Клан Нефритовой Богини! Я принимаю имя Йонгруи5!
— Алая Лента! Клан Нефритовой Богини! Я принимаю имя Энлэй6!
Сердце Учителя пропускало удары с каждым именем. Желание закрыть глаза, закрыть и не видеть, не видеть и не помнить более этой страшной в своём величии сцены, с каждым вдохом становилось всё жарче, сжимало когтистую лапу на горле всё туже...
Но это стало бы предательством.
Предать своих учеников он не мог. Продолжал смотреть. Слушать голоса нового Канга, нового Йонгруи... смотреть на улыбку нового Цингсана.
Голос Алой Ленты дрогнул, когда она заговорила:
— Я... я, Алая Лента клана Нефритовой Богини, принимаю в свой клан и беру под свою опеку тебя, Канг!..
Она справилась с собой, и следующие фразы дались ей гораздо легче:
— Я, Алая Лента клана Нефритовой Богини, принимаю в свой клан и беру под опеку тебя...
Церемония не предусматривала этого, но что-то свыше подсказало всем, кто пришёл на Поле Смены Имени, опуститься на колени в поклоне. Выразить иначе свою благодарность живым людям, отрекшимся от своих жизней, они не могли.
Пальцы Учителя помнили лихорадчный жар мёртвых век Канга, в считанные часы сгоревшего от колдовского оружия.
Канг, балагур и весельчак, всегда знал, когда нужно остановиться, чтобы никому не мешать весельем и шутками, из него получился хороший муж для красавицы-вышивальщицы Жилан7, он стал бы правильным отцом двойняшкам, не успевшим родиться при его жизни.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Новый Канг не был похож на прежнего ни единой чертой, ни во внешности, ни в характере.
Учитель одёрнул сам себя: что он, как маленький, ищет поверхностного сходства в наречённых одним именем!
Доведя Нового Канга до дома, где жил прежний, Учитель так и не решился задать вопрос — однако у самых дверей Новый Канг дал на него ответ. Просто так, просто потому, что слова сами просились наружу и были той частью реальности, без которой не мог завершиться вечер:
— Нас никто не принуждал. Нам никто не приказывал. С нами говорила Небесная Императрица устами Звёздной Императрицы... через Алых Лент. Мы все понимали, потеря одного воина Тени для сторожевого клана — невосполнимая утрата. Потеря пятерых сразу — великая опасность. Небесная Императрица даже не просила нас о такой помощи. Но... это наш выбор. У каждого из нас были свои причины. Я — Канг, потому что год назад схоронил жену и сына. Я не готов предлагать себя другой красавице! Я, слушая Небесную Императрицу, понял, что готов быть опорой и поддержкой той, что потеряла мужа.
Учитель не знал историй других новичков — пока не знал! — но услышал главное: у каждого Нового воина Тени были свои причины оставить в прошлом прежнюю жизнь.
1
Nàoshìguǐ — забияка
2
Канг — Благосостояние
3
Зихао — Героический сын
4
Цингсан — Процветание
5
Йонгруи — Удачливый
6
Энлэй — Польза
7
Жилан — Радужная Орхидея
Глава 5. Вечные
Маленькие мальчики быстро вырастают. Согласно древней мудрости, быстрее всего растут чужие дети, а пока растут свои, каждый день тянется как сто и два года. Учитель всегда помнил это, и каждый раз, принимая на воспитание очередного младенца, краем сознания успевал зацепить извивчивую как горная змейка мысль: его собственная жизнь так длинна лишь потому, что в ней всегда есть маленькие дети. Медленно растущие, потому что — свои.
По Небесному Закону Нефритовых Скрижалей у палача не должно быть семьи, кроме клана, жены, кроме кнута, и детей, кроме воспитанников. Но воспитанники всё равно дети. Нарекая новыми именами мужчин в чёрных халатах, Учитель каждый раз видел перед собой глаза годовалых птенцов в золотом и понимал: в той древней мудрости простор для осознания сарказма — свои дети растут ещё быстрее чужих.
— Ну, юный палач Йи Дэй, будешь с нами разговаривать? — спросил Учитель малыша, завязывая покрепче пояс императорски-золотого халата.
Одежду такого цвета надевал хоть один раз в жизни каждый человек, в ознаменование завершения первого года жизни.
Чёрные, как самая безлунная ночь, глаза мальчика смотрели всё с той же осознанной прямотой, которая сразила прямо в сердце старого Учителя год назад. За весь этот год Йи только несколько раз смеялся, ни разу не плакал и не сделал ни единой попытки заговорить. После вопроса нахмурился и старательно выговорил:
— Жащем?
По спине пробежал холодок.
Да, Учитель со спокойной уверенностью отвергал предположения Алой Ленты о том, что в маленьком Йи Дэе обрела воплощение бестелесная сущность Вселенского Зла, но столько совпадений... если даже предположить, что смерть лучших воинов клана в день появления малыша была просто случайностью, и не вспоминать другие пугающие приметы... он же сам учит своих детей, что совпадений не существует, есть только не до конца изученные закономерности.
Должен ли годовалый малыш интересоваться у взрослого, зачем ему с ним разговаривать, Учитель не знал.
Нет, знал. Не должен! Но согласиться с тем, что он не ослышался, значило признать, что этот сын палача, оставленный под вишней, не так-то прост.
Постаравшись не выдать своего замешательства, Учитель доброжелательно улыбнулся, ещё раз поправляя завязки на костюме Йи:
