В книге говорилось, что искать пропавших – все равно что играть в игру «Слова вперемешку». Все подсказки на руках, осталось только в них разобраться – и получишь адрес. Сбор информации – главное оружие частного детектива, твои главные друзья – факты. Имя, дата рождения, номер карточки социального страхования. В какой школе учился. Служба в армии, предыдущие места работы, друзья и родственники. Чем дальше закидываешь сеть, тем больше вероятность того, что в нее попадет человек, с которым пропавший недавно беседовал о том, где собирается провести отпуск, или о том, где ему хотелось бы работать.
И что делать со всеми этими фактами? Начинать с их помощью распутывать клубок. Первый шаг, который я предприняла в одиннадцать лет, – поискала мамино имя в Интернете в базе данных умерших людей отдела социальной защиты.
В списке умерших ее имени не обнаружилось, но этого оказалось недостаточно. Может, она жива или живет под другим именем? А может, умерла, но ее тело осталось неопознанным?
Не было ее и в социальных сетях: ни в «Фейсбуке», ни в «Твиттере», ни в «Одноклассниках», ни в социальной группе выпускников университета Вассар. С другой стороны, мама всегда настолько была поглощена работой и своими слонами, что сомневаюсь, что у нее вообще нашлось бы время на подобные глупости.
В онлайновых телефонных книгах обнаружилось триста шестьдесят семь Элис Меткаф. Каждую неделю я звонила двум-трем из них, чтобы бабушка не разозлилась, когда увидит огромные счета за телефонные переговоры. Я оставила массу сообщений. Одна милая старушка из Монтаны сказала, что будет молиться за мою маму, а еще одна женщина, оказавшаяся продюсером одной из радиостанций Лос-Анджелеса, пообещала, что расскажет мою трогательную историю своему начальнику. Но ни одна из них не была моей мамой.
В книге давались и другие советы: необходимо было проверить базы данных тюрем, заявок на товарные знаки, даже генеалогические базы данных религиозной секты мормонов. Я просмотрела все эти базы, но ничего не нашла. Когда я ввела в поисковую строку «Элис Меткаф» – нашлось более 1,6 миллиона ответов. Поэтому я сузила параметры поиска до «Элис Кингстон Меткаф Слон Скорбь» и получила перечень ее научных работ, бóльшая часть которых была опубликована до 2004 года.
Однако на шестнадцатой странице результатов поиска в интернет-блоге по психологии нашлась статья о том, как скорбят животные. Три абзаца, где цитировались слова Элис Меткаф: «Самоуверенно полагать, что только человек способен скорбеть. Существуют неопровержимые доказательства из наблюдений за животными, что слоны скорбят, когда теряют своих любимых». Это был всего лишь звоночек, во многих смыслах незаметный – она сотни раз в других журналах и научных статьях утверждала то же самое.
Но запись в этом блоге была датирована 2006 годом.
Через два года после ее исчезновения.
И хотя я целый год бороздила просторы Интернета, больше доказательств маминого существования не обнаружила. Не знаю, была ли дата в статье опечаткой; либо они цитировали более ранние мамины работы, либо моя мама – по всей видимости, в 2006 году живая и здоровая – до сих пор жива и здравствует.
Я просто знаю, что нашла отправную точку.
С твердым намерением сделать все возможное и невозможное я не ограничилась советами, которые давались в книге «Для тех, кто решил стать частным детективом». Я разместила объявление на серверах, которые занимаются поиском пропавших. Однажды на ярмарке я вызвалась добровольцем, чтобы меня загипнотизировали на глазах у публики, жующей корн-доги и жаренные в кляре луковицы, надеясь на то, что гипнотизер высвободит заблокированные внутри меня воспоминания, но единственное, что он мне сказал – в прошлой жизни я была посудомойкой во дворце герцога. Я посещала в библиотеке бесплатные семинары по теме «Осознанные сновидения», надеясь, что смогу применить полученные знания к своему упрямому закрытому разуму, но оказалось, что все сводится лишь к ведению журнала.
Сегодня я первый раз иду к экстрасенсу.
Существует несколько причин, по которым я не обратилась к нему раньше. Во-первых, у меня не было денег. Во-вторых, я понятия не имела, где найти знающего. И в-третьих, экстрасенсорика – не совсем научный подход, а если мама в свое отсутствие чему-то меня и научила, так это тому, что верить можно холодным цифрам и фактам. С другой стороны, два дня назад, когда я перекладывала мамины блокноты, из одного выпала закладка.
Откровенно говоря, это нельзя было назвать настоящей закладкой. Это был доллар, сложенный в форме слоника.
Неожиданно я вспомнила, как мамины руки порхали над банкнотой, сгибая и складывая ее, переворачивая и разворачивая, пока я не переставала хныкать, – мой взгляд был прикован к крошечной игрушке, которую она для меня делала.
Я коснулась слоненка, боясь, что он растает, как дым. И тут мой взгляд упал на страницу ее журнала – взгляд выхватил один абзац, как будто он был написан неоновыми чернилами.
«Надо мной всегда посмеиваются коллеги, когда я уверяю, что самые великие ученые понимают: два-три процента того, что они исследуют, просто невезможно объяснить с научной точки зрения – называйте это чудом, вмешательством инопланетян, случайными расхождениями – ничего из вышеперечисленного я бы не исключала. Если мы хотим быть честны перед наукой… должны признать, что существуют вещи, которые нам познать не дано».
Я восприняла это как знак свыше.
Любой другой на планете воспринял бы сложенную фигурку всего лишь как оригами, не больше. Только не я. Я начала с самого начала. Несколько часов я аккуратно разворачивала мамину поделку, представляя, что до сих пор ощущаю тепло ее пальцев на банкноте. Я повторяла шаг за шагом, как будто делала операцию, пока в точности не свернула доллар так, как делала мама, пока на моем письменном столе не появилось небольшое стадо из шести крошечных зеленых слоников. Я продолжила тренироваться целый день, чтобы убедиться, что ничего не забыла, и каждый раз, когда мне удавалось свернуть слоника, я вспыхивала от гордости. И той ночью, ложась спать, я представляла себе трогательную, как в кино, сцену, когда я наконец-то нахожу свою пропавшую мать, а она не знает, кто я, пока я не сворачиваю слоника из долларовой банкноты прямо у нее на глазах. И она обнимает меня. И больше никуда не отпускает.
Вы удивитесь, сколько экстрасенсов и медиумов в местных «Золотых страницах»: «Духи-наставники в оккультизме», «Совет от медиума Лорел», «Гадания по картам Таро», «Предсказания Кейт Киммел, восставшей, как феникс из пепла» – любовные гадания, советы, как разбогатеть и преуспеть в жизни.
«Ясновидящая Серенити, улица Камберленд, Бун».
У Серенити было совсем маленькое объявление. Она не указала ни городского номера, ни фамилии, но жила ясновидящая относительно недалеко от моего дома (можно доехать на велосипеде), и она единственная обещала погадать за приемлемую цену в 10 долларов.
Улица Камберленд располагалась в той части города, от которой бабушка мне велела держаться подальше. Откровенно говоря, это даже не улица, а переулок, где находится заколоченный досками обанкротившийся ночной магазин и захудалая пивнушка. На тротуаре два деревянных рекламных щита: на одном – «До 5 часов вечера выпивка 2 доллара»; на втором – «Карты Таро, 10 долларов, 14К».
Что значит 14К? Возрастное ограничение? Размер бюстгальтера?
Я боюсь оставлять велосипед на улице, потому что у меня нет на нем замка – в школе незачем запирать велосипед на замок, как, впрочем, и на Мейн-стрит, и на любой другой улице, по которым я обычно езжу, – поэтому я втягиваю свое средство передвижения в находящуюся слева от пивной дверь и волоку его по лестнице, которая нестерпимо воняет пивом и мочой. Наверху располагается что-то вроде маленького фойе. На одной из дверей висит табличка «14К» и указано «Ясновидящая Серенити».
Стены фойе оклеены уже отходящими от стен тиснеными обоями. Потолок в желтых потеках, и слишком резко и тяжело пахнет ароматической смесью. Под шаткий стол, чтобы не завалился, подложена телефонная книга. На столе фарфоровое блюдо с визитными карточками: «Серенити Джонс, ясновидящая».
В маленьком фойе мне с велосипедом не развернуться. Я ставлю его вертикально и выворачиваю колесо, пытаясь прислонить свой транспорт к стене.
До меня доносятся приглушенные голоса двух женщин по ту сторону двери. Раздумываю, стоит ли мне постучать, чтобы предупредить Серенити о своем присутствии. Но потом понимаю: если она хорошая ясновидящая, должна и сама знать, что я здесь.
Но на всякий случай я кашляю. Довольно громко.
Подпирая бедром велосипедную раму, я прикладываю ухо к двери.
– Вы на пороге принятия очень важного решения.
Раздается вздох, и второй голос спрашивает:
– Как вы узнали?
– У меня серьезные сомнения в том, что вы принимаете правильное решение.
