Подпирая бедром велосипедную раму, я прикладываю ухо к двери.
– Вы на пороге принятия очень важного решения.
Раздается вздох, и второй голос спрашивает:
– Как вы узнали?
– У меня серьезные сомнения в том, что вы принимаете правильное решение.
Опять ее собеседница:
– Без Берта так трудно решить…
– Он сейчас здесь. Он хочет, чтобы вы знали, что следует доверять своему сердцу.
Повисает молчание.
– Совсем не похоже на Берта.
– Конечно, не похоже. У вас есть и другие духи-хранители.
– Тетушка Луиза?
– Точно! Она говорит, что вы всегда были ее любимицей.
Не в силах сдержаться, я фыркаю. «Пора исправляться, Серенити», – думаю я.
Может быть, она услышала мой смех, потому что разговоры по ту сторону двери стихают. Я прижимаюсь плотнее, чтобы лучше слышать, и тут велосипед падает. Пытаясь удержаться на ногах, я спотыкаюсь и запутываюсь в развязавшемся мамином шарфе. Велосипед – и я вместе с ним – заваливается на столик, стоящая на нем ваза падает и разбивается. Изогнувшись под велосипедной рамой, я пытаюсь собрать осколки.
Рывком открывается дверь. Я поднимаю голову.
– Что здесь происходит?
Серенити Джонс оказывается высокой женщиной с копной розовых волос. Помада в тон прическе. Меня охватывает странное чувство, что я где-то видела ее раньше.
– Вы Серенити?
– С кем имею честь?
– Это вы мне должны сказать.
– Я наделена даром предвидения, а не всеведения. Если бы я все знала, жила бы на Парк-авеню, а сбережения хранила на Каймановых островах. – Голос ее звучит скрипуче, как будто у дивана лопнула пружина. И тут она замечает осколки фарфора в моей руке. – Ты с ума сошла? Это же чаша для магического кристалла, которая досталась мне от бабушки!
Я понятия не имею, что значит такая чаша. Понимаю одно – у меня большие неприятности.
– Простите. Я случайно…
– Ты хотя бы представляешь, сколько ей лет? Это семейная реликвия! Хвала младенцу Иисусу, что моя мама не дожила до этого дня. – Она хватает осколки и складывает, как будто они могут волшебным образом склеиться.
– Я могу попробовать ее склеить…
– Не знаю, как это у тебя получится, если только ты не волшебница. Мои мама и бабушка… обе переворачиваются в гробах, и все потому, что ты такая неповоротливая!
– Если ваза была настолько ценной, почему вы оставили ее прямо у входа?
– А зачем ты притащила велосипед в фойе размером с платяной шкаф?
– Побоялась, что если оставлю внизу, то его украдут, – ответила я, поднимаясь. – Послушайте, я заплачу за вашу чашу.
– Милочка, своими карманными скаутскими деньгами, полученными от продажи печенья, ты не сможешь компенсировать стоимость антикварной вазы тысяча восемьсот пятьдесят восьмого года.
– Никакое печенье я не продаю, – отвечаю я. – Я пришла погадать.
Она опешила.
– Детям не гадаю.
«Не гадаю или не хочу гадать?»
– Я старше, чем выгляжу. – Это ложь. – Все думают, что я учусь в пятом классе, а не в восьмом.
Неожиданно в двери показывается женщина, которой делали предсказание.
– Серенити, с вами все в порядке?
Серенити встает и спотыкается о мой велосипед.
– Со мной все хорошо. – Она натянуто улыбается. – Я тебе помочь не могу.
– Прошу прощения… – начинает клиентка.
– Это я не вам, миссис Ленгхем, – отвечает Серенити, а потом шепчет мне: – Если сейчас же по собственной воле не уберешься, я вызову полицию и потребую возмещения ущерба.
Может быть, миссис Ленгхем не хочет иметь дело с ясновидящей, которая подло поступает с детьми, а возможно, просто не желает связываться с полицией. В чем бы ни крылась причина, она смотрит на Серенити так, будто хочет что-то сказать, потом протискивается мимо нас и бросается вниз по лестнице.
– Отлично! – бормочет Серенити. – Теперь благодаря тебе я лишилась не только семейной реликвии, но и десяти баксов.
– Оплачу по двойному тарифу! – выпаливаю я.
У меня есть шестьдесят восемь долларов. Именно столько я накопила за этот год, присматривая за детьми. Я собираю на частного детектива. Не уверена, что Серенити сможет мне помочь. Но я готова расстаться с двадцатью долларами, чтобы это выяснить.
При моем обещании ее глаза загораются.
– Сделаю для тебя исключение, – отвечает она и открывает дверь пошире.
За ней оказывается обычная гостиная с диваном, кофейным столиком и телевизором. Очень похоже на дом моей бабушки. Я немного разочарована – ни намека на ясновидение.
– Что-то не так? – спрашивает Серенити.
– Я ожидала чего-то вроде хрустального шара и занавески из стекляруса.
– За это придется доплатить.
Я смотрю на нее, не зная, шутит она или нет. Хозяйка тяжело опускается на диван, жестом приглашает меня сесть в кресло.
– Как тебя зовут?
– Дженна Меткаф.
– Что ж, Дженна, – вздыхает она, – давай покончим с формальностями. – Она протягивает мне гроссбух и просит указать имя, адрес и номер телефона.
– Зачем это?
– На всякий случай. Если мне после понадобится с тобой связаться. Если дух что-то захочет тебе передать.
Готова спорить, что это, скорее всего, для того, чтобы послать мне по электронной почте рекламу с обещанием двадцати процентов скидки на следующее предсказание, но я беру книгу в кожаном переплете и вношу свои данные. У меня потеют ладони. Когда я оказываюсь здесь, в голову приходит запоздалое опасение. Плохо не то, что Серенити Джонс может оказаться обманщицей, очередным тупиком в расследовании причин исчезновения моей мамы. Нет. Хуже всего то, что Серенити Джонс может оказаться талантливой ясновидящей и я узнаю две вещи: что мама сама бросила меня или что она мертва.
Она берет колоду карт Таро и тасует.
– Все, что я скажу во время гадания, может быть понятно не сразу. Просто запоминай услышанное, потому что однажды ты что-то узнаешь и поймешь, что тебе сегодня пытались сказать духи.
Она произносит все это голосом, каким стюардессы учат пассажиров пристегивать ремни. Потом протягивает мне колоду, чтобы я разделила ее на три кучки.
– Что ты хочешь узнать? Кому нравишься? Получишь ли «отлично» по английскому? Куда поступать?
– Мне это неинтересно. – Я возвращаю ей колоду. – Десять лет назад исчезла моя мама. Я хочу, чтобы вы помогли мне ее найти.
В маминых журналах, куда она записывала свои наблюдения, есть один абзац, который я помню наизусть. Иногда, когда мне становится скучно на занятиях, я даже пишу его в своей тетради, пытаясь скопировать мамин почерк.
Она написала его в Ботсване, где работала в Тули-Блок над исследованием, посвященным скорби у слонов. Описала смерть слона на воле. В этом абзаце речь шла о детеныше пятнадцатилетней слонихи по кличке Каджисо. Слониха разродилась на рассвете, детеныш то ли был мертворожденным, то ли умер вскоре после родов. По словам мамы, подобное случается у первородящих самок. Неожиданной была реакция Каджисо.
«Вторник
9:45. Каджисо стоит около детеныша на самом солнцепеке на открытой местности. Гладит его по голове, поднимает хобот. Детеныш не двигается с 6:35 утра.
11:52. Каджисо угрожает Авив и Кокисе, когда другие слонихи подходят осмотреть тело слоненка.
15:15. Каджисо продолжает стоять над телом. Гладит детеныша хоботом. Пытается поднять.
Среда
6:36. Меня беспокоит Каджисо: она не ходила на водопой.
10:42. Каджисо накидывает на тело слоненка кустарники. Ломает ветки, чтобы его прикрыть.
15:46. Неимоверно жарко. Каджисо идет на водопой, возвращается к слоненку.
Четверг
6:56. Подходят три львицы; начинают тянуть тушу слоненка. Каджисо нападает, львицы убегают на восток. Каджисо стоит над телом детеныша и трубит.
8:20. Продолжает трубить.
11:13. Каджисо продолжает стоять над телом слоненка.
21:02. Три львицы набрасываются на тушу. Каджисо нигде не видно».
Внизу страницы мама приписала:
«Каджисо оставляет тело своего детеныша после трехдневного дежурства рядом с ним.
Много написано о том, что невозможно выжить слоненку моложе двух лет, если он становится сиротой.
Однако почти ни слова не сказано о том, что происходит с матерью, которая теряет своего детеныша».
Когда мама писала эти строки, она еще не знала, что носит под сердцем меня.
– Я не занимаюсь розыском пропавших, – повторяет Серенити голосом, не допускающим ни малейших «но».
– Детям вы не гадаете, – начинаю я загибать пальцы, – пропавших не ищите… Тогда что вы умеете делать?
Она прищуривается.
– Хочешь почистить ауру? Без проблем. Погадать на картах? Обратилась по адресу. Пообщаться с умершими? К твоим услугам. – Она подалась вперед, и я понимаю, совершенно недвусмысленно, что бьюсь головой о стену. – Но поиском пропавших я не занимаюсь.
– Вы же ясновидящая.
