В то же самое мгновение и Оленька профессионально почувствовала подспудную мужскую тоску господина Фортепьянова, посмотрела ему в каменно-твердые, но такие тоскующие базальтовые глазки, и между ними проскочила слабая искорка.
Рор Петрович, мельком глянув на пришибленного пыльным мешком партнера телефонной аферистки, улыбнулся и произнес:
— Садитесь.
Провинциальные визитеры, несколько стесняясь, сели за стол заседаний Коллегии.
Как только Основной Диспетчер отвел взгляд от телефонного афериста Пыльцова, тот осмелился нарушить натянутую, как струна золотой арфы, тишину высочайшего кабинета, едва слышно втянул ноздрями воздух и осторожно принюхался. Так и есть — благотворная средиземноморская атмосфера, круглосуточно поддерживаемая японокондиционерами во всех неоглядных замкнутых пространствах Тузпрома, в этом утонченном помещении была несколько разбавлена московским кисловыхлопным ветерком. Венедикт Васильевич с удивлением и еще более осторожно скосил глаза и вдруг обнаружил, что в сплошном америкостеклянном покрытии прорублено — видимо, по личному распоряжению господина Фортепьянова — небольшое окошко, вернее форточка, которая была чуть-чуть приоткрыта.
Рор Петрович мог сразу же задать наглой парочке один из пятидесяти вопросов, которые, в свою очередь, зададут ему на Коллегии ведущие акционеры, прежде чем запускать в действие любую из схем отмыва налички. Он тут же получил бы от настырной провинциалки нелепый ответ, после которого мог сразу же и навсегда выгнать эту гоп-компанию вон. Но вместо этого Рор Петрович, удивляясь самому себе, взял со стола лазерную указку и подошел к наклеенной на огромный кусок оргалита карте России. С крайнего севера страны черные жирные полосы магистральных тузопроводов спускались на юг, ветвились на средние, на мелкие и на мельчащие артерии, подходящие к каждому городу, к каждому населенному пункту, и там разбрасывались капиллярными кисточками — ко всем мало-мальски значительным промышленным предприятиям. Отдавая себе ясный отчет, что этого делать ни в коем случае нельзя, в точности, как павлин перед павлинихой помахивает разукрашенным хвостом, Основной Диспетчер стал водить яркой точкой лазера по карто-схеме и, преодолевая невесть откуда взявшееся смущение, заговорил:
— В наших тузопроводах туз является одновременно сырьем и энергоносителем. В этих же трубах течет налог на недра, зарплата добытчикам, акциз, налог на добавочную стоимость и пр. Туз — причем этот же туз, в этих же самых трубах! — мы должны выменивать на метанол, на ингибитор гидрообразований, без которого добыча (ударение на “о”!) невозможна. (Тут красавица Оленька осмелилась и в ответ на хамское выражение “ингибитор” впервые сделала Рору Петровичу глазки). Однако туз делится только по документам — он как шел, так и идет по зарытым в землю трубам большого диаметра. Любая схема может возникнуть только в том случае, если туз — опять-таки по документам! — будет сырьем, но ни в коем случае, не будет энергоносителем. Иначе вместо того, чтобы положить наши деньги в наши же карманы, мы засветим их и отдадим оголтелым чинушам, которые под видом государства обложат нас целым букетом налогов и тут же все деньги растранжирят или украдут. (“Вот подсказка, так подсказка! Это же та самая “схема”, которую я сама должна была ему предложить!” — восхитилась Оленька).
Рор Петрович, находясь в каком-то затмении, продолжал просвещать провинциальных просителей, как им половчее провести Тузпром:
— Чтобы одна четверть голубого золота превратилась на Новокостромском химкомбинате в каучук, в покрышки или, я очень извиняюсь, в презервативы (тут Рор Петрович тонко улыбнулся, и следом за ним тотчас улыбнулась — но гораздо более открыто, даже жемчужные зубки на мгновение просияли — Оленька, а Венедикт Васильевич нахмурился и помрачнел), вы должны три четверти туза сжечь. Но все документы для налоговиков вы должны оформить таким образом, что вроде бы синтез произошел сам собой, а главное — никакого горения и в помине не было. Для дальнейшей модернизации химкомбината за сущие копейки купите, скажем, в Италии какие-нибудь корейские полуавтоматические станки для производства, допустим, детских чулочков. Только ни в коем случае не везите их в Новокострому, не делайте глупостей! Оставляйте оборудование в той же Италии, можете даже со складов (ударение на “о”) его не забирать, только отметьте документы (на “у”) на таможне и дальше действуйте по толлингу, а еще лучше — по давальческой схеме…
“Котеночек ты мой крохотный! Вот в чем тут дело — проклевывается денежка!” — возликовала Оленька. Чтобы из туза получился каучук, вернее — очищенные бабки, ѕ этого туза на фиг сжечь. Тогда из остальной части вонючего “голубого золота” получится всякая гадкая резина. По документам же весь туз, который по доброте души выделит ей Рор Петрович и который бездарно сожгут их новокостромские дармоеды, пройдет как сырье! Все это они с Веничкой легче легкого сварганят и вобьют в голову Лапидевскому-Гаврилову — Новокостромскому азотно-туковому мужлану! Она сама проконтролирует, чтобы тупица Гендиректор все правильно украл. То есть поступил в точности так, как ей сейчас подсказывает господин Фортепьянов. Комар носа не подточит! Сгорел туз или в дырочку просочился и улетучился — кто это может доказать? Никто! Только что был тут, в трубе посвистывал, и вот уже нет его — облачком в небе летает! Теперь осталось, чтобы дорогой Рор Петрович, — какой же он все-таки миленький! — ей и цену на тузовое сырье назначил подходящую. А дать, дорогой Ророчка, цыпочка ты моя ненаглядная, я всегда тебе дам — хоть по давальческой схеме, хоть прямо тут в кабинете. А когда вся Новокостромская область окажется у Оленьки в кулачке, так милости просим — наслаждайся, пожалуйста, сколько тельцу твоему щупленькому будет угодно!
И вот что интересно, вот что замечательно — как только Оленька — еще только в осторожных мыслях! — осмелилась перейти с господином Фортепьяновым на “ты”, так она тут же почувствовала сильнейший прилив нежности к поистаскавшемуся на промыслах микроцефалу.
— Сейчас покрышек и гондонов везде хватает, — вдруг возник Венедикт Васильевич, неожиданно почувствовавший укол ревности.
Оленька в ужасе обернулась на партнера и увидела, что глупый Пыльцов сел от нее через стул и она при всем желании не сможет его как следует ущипнуть. Тогда Оленька в полном отчаянии пнула наудачу острым французским каблучком, чтобы пронзить бедро, уколоть в ляжку, в брылю этого преданного, но такого бездарного пушистого пуделя, ударилась точеной щиколоткой о ножку стола и вскрикнула.
Рор Петрович отбросил лазерную указку, подбежал к Оленьке, взял ее за украшенную бриллиантами чистой воды кисть, и с надеждой спросил:
— Что с вами, моя дорогая?
Потирая ушибленную щиколотку, красавица с презрением покосилась на Пыльцова, нарушившего основное правило телефонных аферистов — никаких личных чувств при работе с лохом. Оленька готова была убить ревнивого болвана, но сдержала себе и нежным голоском, превозмогающим боль, выслала напарника из кабинета:
— Венедикт Васильевич, будьте добры, принесите мне, пожалуйста, из автомобиля аптечку.
Что означало: “Болван! Немедленно убирайся вон!”
“Хочет отхромчить у диспетчера”, — понял господин Пыльцов и побледнел. Но все же, повинуясь старшей партнерше, встал, с протестующим шумом отодвинул стул, гордо вскинул голову и удалился.
4.
Зачем шельма Оленька Ланчикова, имея в ближайшей же перспективе решающий, скажем прямо, сексуальный контакт с охмуряемым Основным Диспетчером, берет с собой на прием влюбленного в нее с детских лет коротышку Пыльцова? Ведь это же не в первый и не во второй раз в самый ответственный момент Венедикту Васильевичу ревнивая кровь в голову шибает! По-другому и не было никогда — Пыльцова хлебом не корми, а дай только устроить омерзительную сцену, будто ему наплевать на все в мире деньги, мужская честь ему дороже…
Но только тот, кто в деловых раскладах ничего не сечет, может подумать, что Оленьке помешал Венедикт Васильевич. А что получилось бы, зайди она в кабинет к тому же господину Фортепьянову без невзрачного на поверхностный взгляд напарника? Тогда ведь Оленьку ни у кого отбивать не нужно, она сама в синем платье с золотым люрексом вроде Снегурочки заявилась, так что знатному тузовику всего-то и делов — зипер спустить, да за волосы красавицу пригнуть. Ан, нет, не тут-то было! Оленька не дура, она при каком-никаком, но кавалере, без соперничества ее не возьмешь. Потому-то Рор Петрович и стал заливаться соловьем про тузопроводы. А кто издалека начал, тот не скоро кончит.
Выходя из кабинета Фортепьянова за автомобильной аптечкой, господин Пыльцов наверняка знал, что назад он больше не вернется — его роль сыграна. На пороге кабинета Венедикт Васильевич остановил и толкнул в грудь устремившегося в открытую дверь очередного тузопросителя:
