Стоило появиться кому-нибудь впервые на экране телевизора, как бабушка тут же наводила о нём справки. Бабушка считала, что раз человека показывают по телевизору, значит, он знаменитость. И она разузнавала об этом человеке всё — и что он сам о себе знал, и что, как бы ни старался, знать не мог.
И вскоре, как говорит папа, у бабушки было готово досье на очередную знаменитость. Досье — это такая папка, в которую собирают различные сведения о команде противника, о всех игроках. Так объяснил мне папа. Я, правда, никогда не видел у бабушки никаких папок, и вообще она спортом, кроме фигурного катания, не интересуется.
И вдруг такая удача. Знаменитость живёт буквально в двух шагах, рукой, как говорится, подать до его, знаменитости, звонка.
Надо было лишь придумать причину для визита.
Такой причиной оказался я. Я тогда учился во втором классе и после школы шёл не к себе домой, а к бабушке. Потому что у нас никого не было дома, а у бабушки была сама бабушка да ещё вдобавок дедушка. Я у бабушки обедал, делал уроки, читал, играл с дедушкой в шахматы, в общем, жил целый день, и лишь вечером дедушка отводил меня домой к маме и папе.
И вот бабушка решила навестить нового соседа, чтобы узнать у него, не мешает ли её внук, то есть я, академику размышлять над актуальными проблемами развития науки.
Дедушка был против визита.
— Как же, — хмыкнул дедушка, — ждёт он вас с распростёртыми объятиями.
Но бабушка, как всегда, не послушалась дедушку.
На двери нового соседа сверкала золотом табличка, на которой витиевато было написано: «Академик А.И.Залесский».
За дверью стрекотала машинка.
— Творит, — благоговейно прошептала бабушка и нажала на кнопку звонка.
Дверь отворил парень. Долговязый, худой, длинноволосый, в вытертых на коленях джинсах. В общем, обыкновенный парень. Но что-то не в порядке у него было с глазами. Вроде он глядел на нас с бабушкой и вроде видел нас, а в то же самое время видел что-то совсем другое. Может, то, что было в нас, а может, то, что было за нами. Я даже осторожно, чтобы не спугнуть парня, оглянулся — от чего он не может оторвать глаз? Но ровным счётом никого и ничего не было на лестничной площадке.
Не гася ослепительной улыбки, которую она, конечно же, приготовила для академика, бабушка проворковала:
— Здравствуйте, молодой человек, а папа дома?
— Папа? — парень захлопал ресницами. Наверное, он ждал любой вопрос, но только не этот. — Какой папа?
— Ваш папа, — бабушка всё ещё улыбалась, но я чувствовал, что она вот-вот выйдет из себя.
— Мой папа, — пробормотал парень. — Ах, мой папа… Батька уехал…
— Понимаю, — бабушка снова заворковала. — Научный симпозиум, международный конгресс…
— Вовсе нет, — махнул рукой парень и с завистью произнёс: — Батька уехал домой, в деревню…
Бабушкина улыбка в одно мгновение улетучилась.
— А это кто? — ткнула она пальцем в витиеватую табличку.
— Это я, — почему-то со вздохом произнёс парень.
— Вы? — пропела бабушка. — Вы такой молодой и уже академик?
Парень, наверное, не первый раз слышал эти «ахи» и «охи», и потому бабушкины восторги его вовсе не трогали.
— А мы ваши соседи, — бабушка протянула парню руку. — Очень приятно с вами познакомиться.
— Алик, — представился академик и тут же поправился: — Александр Иванович. Заходите, пожалуйста, — без большой охоты, как мне показалось, он пригласил нас к себе.
И со злостью глянув на сверкающую табличку, он с вызовом кому-то крикнул:
— Сегодня же я её сдеру…
Мы прошли в большую комнату, где стояли телевизор и пианино, и уселись в креслах возле журнального столика. Парень сел напротив на диване.
— Я хотела узнать, — сказала бабушка, — не мешает ли мой внук вам работать? Он проводит у меня почти весь день…
— Нисколько, — быстро произнёс парень. — Когда я работаю, то ничего не слышу и не вижу…
Он с тоской поглядел на приоткрытую дверь, которая вела в другую комнату. Я скосил глаза и увидел вдоль стены книги — от пола до потолка. Книги все были толстые, большие, в тёмно-синих или совершенно чёрных обложках. Всё понятно, книги не для детей.
И я вдруг понял, что академику совсем не хочется разводить тары-бары ни с бабушкой, ни со мной, а хочется засесть у полки с толстыми и умными книгами и совершить великое открытие. До меня это сразу дошло, а бабушка ни о чём не догадывалась. Усевшись поудобнее, она стала расспрашивать молодого академика, как ему удалось стать знаменитым.
— Бабушка, — перебил я, — пошли домой, мне уроки делать надо — столько задали…
— Успеешь, — отмахнулась от меня бабушка и впилась глазами в молодого академика.
Тот вздохнул: делать нечего — придётся рассказывать, и извиняющимся голосом, будто оправдываясь, поведал свою историю.
Оказывается, у него рано прорезались математические способности. Уже во втором классе он запросто щёлкал задачки, над которыми пыхтели пятиклассники. А в пятом классе он заткнул за пояс девятиклассников. На него обратили внимание, и он стал учиться в математической школе при университете.
— В школе для особо одарённых детей, — поправила бабушка, любившая точность.
— Что-то вроде этого, — поморщился академик.
— Простите, — спросила бабушка напрямик, — а за что вы получили такое высокое звание?
— Я решил одну задачу, — ответил академик.
— Всего одну? — удивилась бабушка.
— Всего одну, — подтвердил академик. — Но дело в том, что двести лет никто её не мог решить.
Наступило молчание. Бабушка переваривала услышанное. Я тоже думал. Двести лет школьники получали двойки, потому что не могли решить одну задачку. Несчастные ребята страдали ни за что ни про что. А какая это задача? Наверное, про бассейн и про трубы, из которых вода выливается и наливается? Мне про эту задачку рассказывал Серёжа, двоюродный брат, пятиклассник. Я так прямо и спросил у академика, та ли это задача или нет?
— Нет, — улыбнулся академик. — Я решил другую задачу. А с бассейном и трубами так до сих пор никто и не может справиться…
Академик снова поглядел на ту приоткрытую дверь, а потом, спохватившись, предложил:
— Может, чайку попьём? Я сейчас поставлю.
Я понял, что надо спасать академика, а заодно всех мальчишек и девчонок. Если мы с бабушкой просидим ещё полчаса, академик не успеет сегодня решить задачу про бассейн и трубы, и тогда сколько двоек получат бедные мальчишки и девчонки!
— Бабушка! — воскликнул я, когда академик встал, чтобы бежать на кухню. — Бабушка, а ты не забыла выключить газ?
Бабушка растерянно замигала.
— Не помню, честное слово, не помню, — бабушка встала. — Вы извините, пожалуйста, мы оторвали вас от науки.
— Ну что вы, очень приятно было познакомиться, — обрадовался академик и подмигнул мне: мол, спасибо, друг, что выручил.
Дома, конечно, газ был выключен. Бабушка перед уходом сто раз проверяла, правильно ли закрыты конфорки.
— Боже, сколько потеряно времени! — воскликнула бабушка и ощупала мою голову, словно я заболел.
Хотя по её воспалённым глазам я понял, что заболела она. Но тогда я ещё не знал, насколько серьёзна её болезнь и насколько она опасна для меня.
КАК Я СТАЛ ВУНДЕРКИНДОМ
Моя бабушка долго не признавалась, что она бабушка. Не подумайте, что она не обрадовалась, когда я родился. Нет, бабушка очень обрадовалась и принесла мне в подарок огромного плюшевого мишку с чёрными пуговицами-глазами, которые смотрели кто куда. Взглянув на зверя, я, по воспоминаниям очевидцев, отчаянно заревел. Тогда медведя убрали в кладовку, чтобы он не расстраивал ребёнка, то есть меня.
Как я теперь понимаю, бабушка обиделась на моих родителей. Какая же она бабушка, если у неё нет ни одного седого волоса?
Бабушка изредка приходила, чтобы повозить меня в коляске, а растили меня родители. И это, по их словам, отняло у них столько сил, что я уже не мог мечтать не только о маленьком братике, но даже о крошечной плаксе сестричке.
Но когда мне стукнуло семь лет, бабушке ужасно захотелось стать бабушкой. Я пошёл в школу, а бабушка пошла на пенсию.
И оказалось, что у меня совершенно нет времени — в школе сидишь четыре часа, а потом столько же учишь уроки. У бабушки получилось наоборот — у неё оказалась уйма свободного времени.
Каждый день из школы она забирала меня к себе. У неё я обедал и под присмотром бабушки или дедушки готовил уроки.
Честно говоря, я любил делать уроки, когда за мной следил дедушка. Он не придирался даже тогда, когда я ставил кляксы.
А бабушка ничего не спускала мне. Некоторые упражнения я переписывал по десять раз.
И бабушка добилась своего. В нашем втором «А» было пять круглых отличников — четыре девчонки и я.
