заметил. И хорошо, что всех их сапёрному делу обучали на совесть. В отдельной разведроте у всех по этому предмету были только высшие баллы. Остальные просто отсеивались естественным путём. Их потом домой в мешке возвращали. Ну, то, что смогли найти и отскрести.
На случай таких вот вскрывшихся тайников памяти, в арсенале современных психологов тоже были свои методы. И Борис ими владел вполне уверенно. Вот только сделать он ничего не успел, потому что заиграла приглушённая мелодия мобильника. Иволгин отметил, что ничуть не удивлён этому. С лёгким любопытством посмотрев на экран, парень кивнул своим мыслям, поднёс раскрытую ладонь к лежащему на столе телефону и поводил над ним, словно хотел что-то просканировать неким неведомым прибором10.
«Отвечать или не отвечать? Покажи мне, что будет для меня наилучшим вариантом?» — тихо произнёс он, задавая расширяющий вопрос.
В дополнение к этой команде, молодой человек послал новое ощущение света, устремляющегося куда-то в бесконечность, и, словно рулеткой, отмерил перед собой свободное пространство для получения ответа.
Крупная ладонь плавно нырнула вниз, легко касаясь сенсорного экрана и активируя видеовызов даже чуть раньше, чем Борис осознал, что делает. Вторым движением он прислонил смартфон к подставленной кружке, чтобы его лицо попало в объектив камеры. Через секунду картинка ожила, динамик пошуршал и выдал бодрый голос отца-командира:
— Здорово шаманам всея Руси! Не оброс ещё мухоморами в своей берлоге?
— Не раньше, чем вы осените себя священным полумесяцем, товарищ майор, — отпарировал Борис, не сдержав ответной ехидной колкости.
Прищурившись, парень присмотрелся к погонам и поправился:
— Прошу прощения, Василий Иванович. С новым повышением вас. Когда мы в последний раз виделись, вы были ещё майором, а теперь подполковник.
Собеседник быстро поплевал через плечо и сунул руку за пазуху. Там, как Борис точно знал, тот носил заветный крестик, служивший талисманом ещё его деду, который прошёл с ним всю Великую отечественную. Не то, чтобы бывший комроты был уж таким истовым христианином и противником Ислама, притеснениями на эту тему он никогда не занимался, мусульман в своей роте ничем не принижал, с садыками11 общался с подчёркнутым офицерским достоинством, но у всех есть свои тараканы в голове. Нащупав заветную реликвию, мужчина успокоился и вновь жизнерадостно гаркнул:
— Да типун тебе на язык, морда шаманская. Да я не в жизнь! Но за поздравление спасибо. Впрочем, Борис Викторович, я не о том с тобой поговорить хотел.
Тон бывшего командира отдельной роты разведки ВДВ, а теперь уже и целого подполковника Панова Василия Ивановича мгновенно перешёл от жизнерадостного к строго деловому.
— Нет, — коротко и весомо обронил Борис, даже не став слушать бывшего командира, справедливо полагая, что тот сейчас начнёт вербовать его на новый фронт.
— Да ты не спеши некать-то, — осадил его Василий Иванович, и ввинтил одну из своих любимых шуточек: — Я тебе не Чапаев, а ты — не Анка. Так что погоди ломаться.
Борис и не ломался. Просто на очередной фронт он совершенно не хотел. Даже если этот фронт и распахнулся месяц назад прямо у границ его родного Крыма. Ему и прошлого хватило по самое горло, едва не выгорел. Хорошо ещё смог уволиться в запас раньше точки не возврата. Так что повторять свой славный, но тяжкий опыт Иволгин больше не желал. Он теперь хотел только одного — жить в мире и спокойствии.
— Значит так, — начал подполковник. — Вижу, что на патриотизм тебе давить уже поздно. Там у тебя мозоля во весь указательный палец и плечо в придачу. И на трудные времена своей родины тебе, что птице с Эльбруса погадить.
Борис промолчал. На такие дешёвые уловки он уже давно перестал вестись. А любовь к своей родине, как считал молодой человек, проявлять можно по-разному. Главное, чтобы она вообще была в сердце. А не шагала с широченными улыбками на показных маршах, гадая, заглянут ли проверяющие от САМОГО, вон в тот угол или всё же пронесёт. В своё время парень много навидался такого, о чём говорить не принято. Порой только за счёт личной отваги да искреннего патриотизма и выезжали.
Впрочем, Панов о своих бойцах всегда заботился, грудью ложился, выбивая лучшее. И только поэтому Иволгин его сейчас слушает. Ну, и из-за скана, который показал, что лучше ответить на звонок, чем сделать вид, что его и вовсе не существует.
— Ладно, томить не буду, — как-то даже погрустнел голос отца-командира. — Ромку помнишь, Озерова? Вы ещё с ним не разлей вода поначалу были.
— Помню, — ровным голосом ответил Борис, внезапно понимая, что сейчас окончательно узнает причину своей тревожности.
— Так вот он сейчас в госпитале под Донецком, — выждав точно рассчитанную паузу, продолжил Василий Иванович. — Живой. Так, малость потрепало. Заживёт, как на собаке.
У парня отлегло от сердца.
— А вот супруга его сейчас в завис попала, — припечатал подполковник. — С иностранной гуманитарной миссией, да прям в Мариуполе. Слыхал, думаю, что там сейчас творится?
Иволгин слышал. И про специальную военную операцию, начавшуюся 24 февраля 2022 года, и про штурм Мариуполя, и про засевших нациков, обустроивших себе логово на территории металлургического комбината «Азовсталь», и много ещё такого, что ассоциировалось у молодого человека только со зверствами нацистов времён Второй мировой. И ведь не пропаганда всё это, и не фейки российских СМИ, как на разные голоса вопила западная пресса. Он проверял. Лучше бы не проверял. Знакомые ему во всех подробностях много чего порассказали. По телевизору и в газетах и десятой доли этого не показывают, справедливо щадя простых граждан. Слушая рассказы, что называется, из первых рук, Борис внутренне радовался решительным действиям российских властей в 2014-ом году, сумевших отделить Крым от этого безумия и сохранить мир на полуострове. Иначе, кто знает, что устроили бы здесь. Предпосылки-то были.
А вот об иностранной гуманитарной миссии в Мариуполь, кстати, он не слышал. Об этом Иволгин и сказал бывшему командиру.
— Ха! — фыркнул на это Панов. — Официально этих крыс там и нету. А вот неофициально — пруд пруди. Там же с каждым днём всё больше и больше наёмников. Скоро их на незалежной будет больше, чем блох на дворовой собаке. Я уж молчу про всяких кураторов и инструкторов, которые эту погань готовили все последние годы. Так что почти к каждой нашей гуманитарной миссии прицепляется очередной миротворец-переговорщик или ещё какая крыса. И попробуй эту крысу домой не вернуть. Такой вой поднимется, что голову вместе с погонами снесут. Только и останется, что САМОМУ, — подполковник многозначительно ткнул пальцем в потолок, — писать. Да где ж ему
