– Пап, ты не расстраивайся, уж очень сильно, что на страшненькой такой женился. Я вырасту, и может, еще буду ничего себе. Так ведь бывает?
– Вот в этом я уверен абсолютно, осталось только и тебе поверить. Ты вырастешь в красавицу, не уступающую всем богиням, в этом нет сомнений.
– Ага, ну хорошо, а большие сиськи, не такая уж и божественная красота.
– Ну-у…
– Нет, не красота! Это уродство!
– Да, но приятное уродство.
– Уродство! А ну не спорь со мной! – у всех богинь небольшие груди!
– Да-да, конечно! Бедная Имтес! Как мне ее жалко! А богиня Нейт или Нефтида? У них ведь там ого!
– Теперь, знаешь, я кое-что хочу тебе сказать, но не про сиськи, а совсем наоборот, потому что мне как-то неспокойно и большие или маленькие сиськи здесь совершенно не при чем.
– Я слушаю мою супругу.
– Вот эти твои друзья… они сейчас мимо меня проходили и…
– И что друзья? Наверное, смотрели на тебя во все глаза? На нашу-то, земную богиню.
– Ну, да, они смотрели. И еще как! Они смотрели так, что у меня даже вот здесь, в сосках, защекотало, ой, и не только там и еще в одном месте,… но я, вообще-то, не о том. Я тоже на них посмотрела и знаешь, меня обучил этому великий мастер,…иногда через глаза человека можно увидеть его Иб – душу-сознанье, а сквозь нее можно увидеть дальше, глубже, – душу-смысл, коей наименованье так же – Иб.
– Дочь моя, я даже не знаю, что будет ярче у тебя твой ум или красота твоя.
– Да избавят меня боги от ума подобного такой вот моей красоте. Но я еще не все рассказала, дальше слушай.
– Весь обратился в слух.
– Понимаешь, можно обмануть кого угодно, можно скрыть от всех, и от всего, любые мысли, но невозможно обмануть, и что-либо скрыть, от собственного Иб. От своей собственной души-смысла. На этом основана вся наша вера! На этом основан мир! Ложь рано или поздно наружу вылезает! И чем позже, тем для солгавшего хуже.
– Да, я знаю, Иб отмеряет меру добра и зла в человеке и на суде бога мертвых Инпу рассказывает только правду.
– Ну, да, это знают все, но далеко не все могут увидеть Иб через глаза живого человека. Так вот, Иб никогда не врет и отражает только то, что есть, при чистых помыслах оно легко прозрачно и сияет чистотой, тогда, сквозь него, можно увидеть в глубине сущности и душу-смысл.
– И что же?
– Я взглядом встретилась с Аханахтом… там у него… там мрак, как черный от пожара дым. Ничего не видно.
– Нейтикерт, Аханахт, мой друг из лучших, просто он расстроен необходимостью делиться своим имуществом с казной. Он, скажем так, не очень щедр, а Хнемредиу и вовсе скуп, вот у него наверно мрак в глазах и почернее будет. – засмеялся Меренра.
– О, мой отец, ты не понимаешь – расстройство от потери не есть намеренье, оно на Иб никак не отразится. Это всего лишь чувство. Иб изменяется от умыслов, хороших и дурных. А его умыслы настолько темны, что в них утонула и исчезла душа-смысл. Мне даже показалось, что у Аханахта ее просто…
– Что?
– У него ее просто нет, а ты знаешь, что это значит?
– И что же, моя многомудрая супруга? Скажи мне, посоветуй.
– Это означает потерянную сущность человека. Хочешь моего совета? Советую, – отец, мой, супруг, мой, о, мой любимый! – они НЕ ЛЮДИ! Умоляю, – берегись ИХ!
Царица (теперь уже царица) сидела в беседке увитой виноградной лозой, расположенной в садах у северной оконечности древнего многоярусного дворца Царя Скорпионов.
Вначале дворец служил крепостью и был построен в далекой древности из обожженной глины. Затем его многократно достраивали используя и глину и камень, а затем окружили его огромной стеной из белого моккамского известняка и с того момента место это стали именовать – Инебу Хедж, то есть Белая стена. За стеной кроме ступенчатого дворца находился храм Птаха, по имени которого и был назван город ставший столицей Двух Земель – Хет ку Птах. Дом души Птаха.
Дворец окружали сады с множеством беседок, павильонов, прудов и прудиков. Огромные ливанские кедры с плоскими вершинами закрывали от палящих лучей солнца. Стройные, аккуратные можжевельники, росшие по бокам аллей, вносили струю свежести в густой аромат цветущих миртов, смоковниц, олеандров, роз и белых лилий.
Нейтикерт, высунув кончик языка, старательно переписывала текст со жреческого письма на священное. То есть причудливые змеистые линии иератического письма, используемого для переписки, необходимо было превратить в фигурки зверей, птиц, гадов и людей, ибо только таким письмом можно было делать записи на стенах и колоннах храмов и дворцов. И на долгие тысячелетия ввести в заблуждение потомков, считавших, что это не письменность, а изящно выполненный орнамент.
Однако царице постоянно мешали и отвлекали всяческие обстоятельства.
Влетел языкан, насекомое вдвое больше шмеля, так энергично машущее крыльями, что их и видно не было. Казалось, языкан чудесным образом передвигается по воздуху, причем, и боком, и передом и задом. Зависнув над огромным соцветием цветов тамариска, стоявшим белой свечой вверх, он длинным хоботком проверил все цветы до единого и боком переместился к следующему.
Затем на папирус свалился богомол и повертев маленькой головкой почтительно сложил перед царицей лапки.
– Правильно, – одобрила его действия Нейтикерт, – падай ниц перед своей царицей.
– Падаю по семь раз на живот и спину перед Священной Супругой.
Священная Супруга подняв брови обернулась.
У входа в беседку уткнулся лбом в землю слуга.
– Ты отрываешь меня от важных дел. – строго сказала Нейтикерт.
– Воля Мощного Быка Черной Земли, супруга Священной Супруги прислала меня к ногам Священной Супруги.
– И что ты должен делать тут у моих ног?
– Великий Храм, своей супруге дарит свадебный подарок.
– Подарок? – заинтересовалась Нейтикерт. – И где же он? Давай же его мне.
– Подарок там. – слуга показал за спину. – Это несколько игрушек для увеселения сердца Священной Супруги.
– Пф! – фыркнула царица. – Я уже давно замужняя дама. Зачем же мне игрушки?
– Если Священная Супруга выйдет из беседки она сразу поймет смысл подарка.
Еще раз фыркнув, Нейтикерт вышла на порог павильона.
Перед ней, на лужайке у павильона, рядом с прудиком, в котором цвели белые нимфеи и синие лотосы, стояла группа десятка в два девочек. Три черноволосые, темноглазые египтянки с оливковой кожей, шесть золотоволосых, синеглазых техенну (ливиек) и с дюжину почти фиолетовых негритянок с волосами заплетенными в сотни косичек.
Некоторое время происходило то, что впоследствии назовут немой сценой. То есть ничего не происходило. Царица смотрела на девочек, а те на странную девочку с огромной гривой черных волос, глубокими почти черными глазами, сросшимися бровями одетую в белое просвечивающее платье тончайшего льна и сверкающее золотыми искрами при каждом движении или при дуновении ветра. Девочка это стояла меж двух розовых кустов, а перед ней росли белые лилии и красные маки.
Египетские девочки почтительно сложили руки на груди крестом и склонились в поклоне. Ливийки прижались друг к другу. Негритянки тоже сбились в кучу.
Неожиданно из группы негритянок вышла совсем маленькая девочка, пожалуй, лет шести – семи и осторожно подошла к Нейтикерт, глядя на нее зачарованными глазами.
– Ты возьмешь нас в страну Уэрнес? – спросила пигалица.
Нейтикерт с веселым недоумением посмотрела на девочку и сказала:
– А не рано ли тебе? Страна Уэрнес находится в царстве мертвых.
– Но ты же богиня. Пожалуйста, возьми нас.
– Откуда у тебя такие мысли?
– Нам сказали, что мы будем рабынями богини. Ты, наверное, сама Хатхор?
– Мне не нужны рабыни. – царица сдвинула брови. – Они подлы и ненадежны.
– Я не увижу Уэрнес. – прошептала пигалица и, повесив голову, пошла обратно к подругам.
Все девочки повернулись и поплелись по аллее можжевельников прочь.
– Куда их денут. – спросила Нейтикерт у слуги.
– Воду будут носить для полива, а тех, что посмазливей, отдадут в наложницы вельможам, о, Священная Супруга.
– Стойте! – крикнула Нейтикерт.
Она словно золотая молния пронеслась по аллее и, догнав девочек, повторила:
– Стойте. Я беру вас. Как тебя зовут маленькая девочка?
– Обычно «дрянь», а иногда «паскуда».
– А тебя?
– «Эй ты, рожа».
– А меня «черная морда». – доверчиво сказала третья негритянка.
– А я «тварь из пустыни». – сообщила ливийка.
– А я «утеха гамадрилов».
– «драная коза» – представилась очередная.
Царица замахала руками и расхохоталась:
– Довольно, хватит, хватит! Наверное, вы заслужили имена подобные трудом упорным. Но мне рабыни не нужны и вы будете… вы будете… ага! Вот вы, – царица показала на трех египтянок, – вы будете времена года: Разлив, Засуха и Жатва. Вы, девушки-техенну, будете теперь совсем не «козами драными», а сторонами света – Восток и Запад, Юг и Север, а также Небо и Земля. А вы, поскольку, вас двенадцать отныне не «морды черные», а месяцы года – Техи (июль), Паофи (август), Харир (сентябрь), Хойак (октябрь), Тиби (ноябрь), Мехир (декабрь), Фаменот (январь), Формути (февраль), Пахон (март), Паини (апрель), Эпифи (май), Месоре (июнь). Вот я и свершила первое божественное чудо на земле – вы отныне не рабыни.