Подходящий к магазину мальчик продолжал думать о своем: "Жизнь несправедлива. Ну зачем им с мамой такой отец?"
Другие дети тоже переживали появление новых мужчин в доме, но причины… Сим грустно улыбнулся, вспомнив высказывания однокашников.
— Мой папа был лучше, — говорил мальчик, сидевший с ним за одной партой.
— Папа умер, но я все равно его люблю. Она не должна была приводить другого, — говорила девочка из параллельного класса.
— Нам с мамой и так хорошо, — говорил невысокий одноклассник в очках.
Это были мнения, которые, якобы с обидой, а на самом деле с вызовом, провозглашали дети с неприкрытым эгоизмом, отбирая у матерей право решения. Сим молчал и завидовал детям. Он давно уже свыкся с мыслью, что мужчина нужен для того, чтобы выжить. В свои восемь лет мальчик уже знал, что такое голод, и прекрасно понимал матерей приятелей. Люблю, не люблю — надо. Надо как-то жить, но другие дети этого не понимали, из чего Сим делал вывод если они могут говорить о "любви", значит им есть что одеть и они не голодны. Жизнь позволяет им переживать из-за чувств. Эти переживания, конечно, тоже настоящие. Из-за них можно плакать, обижаться или ненавидеть, но как же они далеки от реального голода и нищеты. Кто больше несчастен? Тот, кому не хватает на новые башмаки или на новый самолет? Мальчик где-то читал, что в этой дилемме хуже второму. Если человек ввел самолет в круг необходимых вещей, то у него наверняка этих вещей много, а следовательно, слишком сложно ему почувствовать себя счастливым. Многочисленность атрибутов счастья делает его более далеким. Чем проще счастье — тем оно достижимее и полнокровнее. Сим читал текст и понимал смысл слов, но он так и не смог согласиться с содержанием. Как этих людей можно вообще сравнивать? У человека без обуви существуют физические страдания. Ему холодно. И что бы ни говорили психологи, никакая тоска по недостижимому не сравнится с банальным обморожением.
Сим поежился и еще плотнее затянул шарф. Ему никогда не пришло бы в голову переживать из-за самолета. Были бы самые необходимые вещи и еда, пусть не роскошная, а самая обычная, но была бы постоянно. Чтобы не нужно было с ужасом думать, а что будет, если завтра нечего будет есть? Такая ситуация уже была однажды и продолжалась недолго, но мальчик запомнил это и боялся повторения.
"Я очень отличаюсь от сверстников. Я беднее, и семья у меня хуже. Но где выход из этого положения? Что нужно сделать, чтобы в доме появились деньги, а отец перестал напиваться и бить его с мамой? Пока буду терпеть и учиться, а когда подрасту, сделаю все возможное, чтобы в семье наконец настали лучшие времена". Мысли прервались естественным путем — мальчик оказался у цели.
Лавка не блистала большими витринами и яркой рекламой. Это был серый дом, стены которого не видели краски многие годы. К двери вели четыре ступеньки, прикрываемые от непогоды небольшим навесом. Сим вошел и протянул продавцу деньги. Он даже не посмотрел на бумажку. Зачем? Продавец сам отсчитает сдачу, а знать, насколько денег больше… Нет. Не нужно ему знать, сколько дал отец.
Однажды отцу снова захотелось выпить, и он отправил мальчишку за спиртным. Сим знал, сколько стоит вино, но денег оказалось больше. На соседнем прилавке продавались конфеты, а немного дальше — фломастеры. Отец покупал ему конфету на праздник, но рождество уже прошло, а до четвертого июля было далеко. Кроме того, у всех детей были яркие наборы фломастеров, а у Сима было всего несколько цветных карандашей. Учителя не требовали именно фломастер, но мальчику было стыдно. Стыдно за свою нищету.
Он уже придумал, как выкрутится. Ему бы хватило всего одного фломастера — красного. Именно этот цвет применялся чаще других, а дети увидели бы, что и он, Сим, не хуже сверстников. Но фломастера не было.
Мальчик отвернулся от кондитерского прилавка и прошел к отделу канцелярии. Один единственный раз он купил не только вино, а еще и самый дешевый маркер.
От затрещины перед глазами плясали звездочки. Отец навис над Симом, сжимая в руке злополучный фломастер.
— Я тебе покажу, щенок, как швыряться деньгами, которые не ты принес! Сначала научись зарабатывать, а уж потом выпендривайся перед такими же сопляками!
Сим молча слушал крики и неотрывно смотрел на руку отца, в которой находилась его мечта.
— Чего ты молчишь? Отвечай, какое ты имел право покупать это дерьмо?
— Мне он нужен для школы… — в который раз повторил Сим.
— Врешь!!! Я говорил с твоей училкой. Она сказала, что нужны тетрадки, ручка и пара цветных карандашей.
— Но у других…
— У других? У твоих "других" бабушки и тетушки богатые. А чего твоя бабка не покупает тебе всякое цветное дерьмо?
— Она умерла, — проговорил Сим.
— Правильно. И оставила тебя, дармоеда, на моей шее. А ты фломастеры покупаешь.
— Но мне действительно нужно…
— Опять! — Отец снова ударил Сима, отчего тот отлетел в кресло.
— Бутылка вина стоит почти как набор фломастеров, а мне стыдно, — сквозь плач проговорил мальчик.
— Так ты еще вздумал меня учить, как тратить деньги, щенок? — Рука отца сжалась, и на пол посыпались красные кусочки пластика, а тяжелый ботинок раздавил остатки.
Сим бросился к отцу, молотя его кулаками по плечу, пока очередная оплеуха не отбросила мальчика в угол.
— Так ты на отца с кулаками лезешь? — прорычал мужчина, одной рукой сгреб сына за рубашку на груди и поднял до уровня своих глаз. — Я из тебя это вышибу, — прошипел он и принялся методично хлестать ребенка по щекам.
Сим был еще маленький и расплакался, а отец опустил его на пол и, не меняя тона, спросил:
— Хватит?
Ребенок молчал и только от крика над головой: "Я спрашиваю, хватит или добавить!!!" — судорожно всхлипнул и закивал головой.
— Понятно, — прогремело в ответ. — Так кто в доме распоряжается деньгами?
— Ты… — выдавил из себя Сим.
— А ты у нас кто?
— Сим… — проговорил как в полусне ребенок.
— Это для матери ты Сим, а для меня дармоед. Повторяй за мной ДАР-МО-ЕД!
— Дармоед…
— Теперь извиняйся за свой поступок и марш в спальню. Ну!
— Извини… — пробормотал, уже ничего не понимая, Сим.
— "Извини" — за что? — не унимался отец.
— …за что… — повторил мальчик, уже понимая, что сказал что-то не то.
— Так ты еще и издеваешься! — снова прогремело над головой, и огромный кулак пошел вниз.
Продолжение Сим помнил плохо. Через долгое, очень долгое время он оказался в спальне, забился под кровать, радуясь окончанию этого ужасного разговора. Он даже не мог подобрать названия происшедшему. Отец и раньше бил его, но это было не так, как сегодня.
Вечером, улучив момент, когда отец вышел из комнаты, Сим собрал обломки с пола и в углу родительской спальни стал их складывать.
С надеждой склеить фломастер он распрощался сразу. Если пасту еще кое-как можно было выровнять, то пластиковый корпус не хотел собираться. Не хватало кусков.
"А даже если и склею, что потом с ним делать? Я же не могу показать ЭТО в классе. У нищего ребенка появился "обломок" фломастера — как на помойке нашел. А ведь на помойке могут быть исписанные или засохшие фломастеры… а начинка уже есть". — Сим аккуратно сложил в кулечек из-под завтрака обломки и улыбнулся. Теперь у него появилась цель.
Вернувшись из магазина, Сим поставил бутылку на краешек стола и, не глядя в глаза отцу, шмыгнул в спальню. Сделать это было несложно. В такие минуты мужчина замечал только содержимое своего стакана. Высокий плотник не утруждал свои мысли сложными концепциями и выводами — он просто пил, как пили многие до и после него.
Это был последний раз, когда Сим видел отца живым. На следующий день они с мамой прождали его с работы до глубокой ночи и, так и не дождавшись, легли спать. Отец и раньше иногда не приходил ночевать. Это происходило тогда, когда на стройке устраивалась очередная пьянка. Но ближе к вечеру следующего дня в дверь позвонили.
На пороге стоял незнакомый, хорошо одетый мужчина.
— Мне очень жаль, миссис, сообщать вам эту новость, но с вашим мужем несчастье, — сказал он, опустив глаза.
— Что случилось? — голос матери Сима не дрогнул. Казалось, она давно ждала этого сообщения.
— Давайте сядем и обо всем поговорим, — предложил он и, не дожидаясь ответа, прошел в комнату.
Женщина равнодушно прошла за ним, села в кресло и небрежным жестом указала ему на другое.
— Чего уж там. Говорите.
— Я представляю правление строительной организации, которая проводила работы…
— Что с мужем? — перебила мать Сима. Голос ее оставался ровным, и при разговоре она смотрела прямо перед собой, не обращая внимания на собеседника.
— Ну, в общем… он умер.
Слова падали как капли дождя. Такие же прозрачные и невесомые, но никто не смог бы усомниться в их существовании, как и в том, что они с собой несли.
