Я опустился в кресло, оно с по-королевски высокой спинкой, оглядел всех и сказал отрывисто:
– Прошу садиться!.. Сэр Жерар, прочтите мой последний указ.
Сэр Жерар развернул трубочку из бумаги и, держа ее на вытянутых руках, сказал громко:
– По милости его высочества лорда Ричарда и с его высокого изъявления в Совет Лордов вводятся за особые заслуги стальграф Филипп Мансфельд, рейнграф Чарльз Мандершайд и граф Максимилиан фон Брандесгерт!
Я видел недовольную гримаску на лице лорда Томаса Фуллера, одного из самых могущественных лордов королевства, беспокойство в глазах верховного лорда Джеральда Бренана и тень неудовольствия Уильяма Дэвэнанта.
Прирожденные политики, что позволило им достичь богатства и могущества в королевстве Кейдана, они сразу ощутили и то, что я ввожу незнатных, обязанных лично мне и потому преданных, и то, что время выбрано самое удачное, кто посмеет возразить против чествования героев?
Все верно, я как бы не знаю, чем еще наградить и чем ублажить вернувшихся, так это расценивают в стране, а то, что заодно ослабляю роли магнатов и усиливаю свой командный голос, это вроде случайно.
Все трое удостоенных встали и кланялись мне и аплодирующим присутствующим, но я жестом остановил изъявление восторгов.
– Тихо-тихо, у нас рабочее заседание, а поздравить успеете вечером на пиру. Сэр Куно, докладывайте.
На этот раз поморщился только лорд Фуллер, остальные из его группы приняли как должное, что человек низкого звания отчитывается, все-таки управлять не дело лордов, их дело царствовать.
Куно поднялся, еще больше тихий, безликий, такому только тосты провозглашать громовым голосом.
– Нами, – проговорил он бесцветным, как дистиллированная вода, голосом, – спущено двенадцать больших кораблей. Трое из них уже вышли из бухты и осторожно маневрируют… не слишком отдаляясь от берега.
– Под всеми парусами? – спросил я.
– Нет, – ответил он.
– Парусину не подвезли?
Он ответил с поклоном:
– С парусиной задержек нет, ваше высочество. Но обучение идет трудно.
– Ладно, – сказал я нетерпеливо, – если зайца бить, как сказал сэр Чехонтэ, косой научится костер разжигать. Что с остальными?
Он ответил с поклоном:
– Пока что обучаются работе с парусами и такелажем. Ведутся работы по отбору из лучших рекрутов в будущие экипажи. Жалованье им положено вдвое больше, чем тяжелым пехотинцам.
Я кивнул.
– Хорошо. Но мало. И медленно! Нужно постараться изыскать места для добавочных доков.
Он поклонился.
– Да, но…
Я прервал:
– Если думаете, что двенадцать кораблей – много, то скажу вам, и двенадцати сотен будет не хватать, увидите!.. Что с железной дорогой?
– От Тоннеля, – сказал Куно, – протянута через Тараскон прямо в порт. Заканчиваем строить подъездные пути, чтобы грузы можно было сразу на борт.
– Оставьте, – велел я, – с этими мелочами управятся сами тарасконцы. Они заинтересованы! Ветку железной дороги нужно спешно и даже срочно тянуть в северном направлении.
– В Армландию? – спросил он.
– Через Армландию, – поправил я.
– В Турнедо?
Я кивнул и ответил с крохотной заминкой, которую Куно однако понял, единственный из всех собравшихся:
– Да. В Турнедо.
Он поклонился и продолжил:
– Казна получила на возросшей торговле с севером почти втрое больше, чем в прошлом году, а год только начался. Предполагается, что объем будет возрастать и дальше, так как в товарооборот включаются все больше северных стран.
Я зыркнул на лица магнатов, на них довольство, они выиграли на открытии Тоннеля больше всех, первыми послав через него целые караваны с неведомыми на севере морскими раковинами, жемчугом и прочими драгоценностями, прекрасными доспехами и оружием, редкими тканями, доказав тем самым, что самыми богатыми они стали не случайно.
Лорды слушают меня внимательно, иногда тихонько переговариваются, не отводя от меня взглядов, только двое турнедцев держатся скованно, ни один из них даже бровью не шелохнет, слушают не просто внимательно, а буквально ловят каждое слово на лету.
К ним я присматривался недолго, еще в Турнедо навел о них справки, вздохнул с облегчением и помянул добрым словом Гельдерберга.
Он, как и я, старался выдвигать на высокие должности наиболее талантливых военачальников из незнатных и небогатых, обходя, даже несправедливо, могущественных лордов. У тех и так слишком много власти, к тому же богаче самого Гельдерберга, потому всеми силами приближал к себе тех, кто ему обязан и на кого мог опереться.
После его гибели оба ощутили, что их мир рухнул, но я вовремя подставил плечо, и теперь, чувствую, они мне верны не меньше, если не больше, чем мои армландцы.
– Спасибо, Куно, – сказал я, – могло быть и лучше, но все-таки нам есть чем похвастаться. Держава наша крепнет и прирастает землями за Каменным Поясом. Все поют, а кто не поет… тот скоро не только запоет, но и запляшет!.. В этот радостный день не буду вас утомлять долгим заседанием, сэр Растер вон уже зевает, как левиафан, скажу только, что наша звезда только восходит!.. Возрадуйтесь и укрепитесь духом. Мы добились немало, но добьемся большего. А теперь, дорогие друзья, все вниз в парадный зал! Думаю, столы уже накрыты.
Глава 4
Снизу поднимаются плотные, как теплая вода, бодрящие ароматы жареного мяса с яичницей, лорды засопели, будто вепри при виде дубовой рощи с желудями на поляне, кое-кто непроизвольно ускорил шаг.
Гурьбой спустившись по лестнице, мы дальше шли по широкой дорожке из красного, как пролитая кровь, бархата к гостеприимно распахнутым дверям, где по обе стороны изящно разодетые горнисты красиво вскинули трубы и, прижавшись губами к мундштукам, издали ликующий праздничный вопль серебра и меди.
Я хотел было на правах хозяина пропустить вперед гостей, но не поймут, здесь даже друзья расценят как слабость, и прошел через зал между накрытыми столами важный и надутый, как породистый индюк, за которым семенит целая стая индюшек.
Моря огня в зале, люстры зажжены, светильники на стенах и в проемах окон, а также на всех столах, зажатые там блюдами с целиком жареными кабанами, оленями, лебедями, гусями и мелкой птицей…
Мой стол, как всегда, на возвышении, а скатертью покрыт не белой, как у всех, а пурпурной, словно кардинальская мантия. Я прошел и неспешно сел, хотя трусливая душа интеллигента умоляла ускорить шаг и всадить свою задницу в кресло побыстрее, чтобы не заставлять ждать столько важных и достойных людей, половина из которых старше меня вдвое, а кто-то и втрое.
Вельможи качнулись разом и начали рассаживаться. Я с доброй улыбкой милостивого государя, у которого все хорошо и все поют, смотрю, как идет к моему столу граф, нет, уже герцог Ришар, строгий и прямой, как сосна, с пышной седой гривой, весь налитый силой и страстью, мужественно красивый, лицо в шрамах, но те только подчеркивают благородство его внешности.
Ришар де Бюэй, герой битвы при Олбени, Гастирксе, Черной Речке, Проливе и всех войн королевства с соседями, а теперь еще и сокрушитель грозного Гандерсгейма, герцог и фюрст, получивший от меня эту провинцию в управление… именно так, а не в собственность, как бывало в старину, которую я тихой сапой удавливаю, а то, что выживет, веду недрогнувшей рукой в светлое и тревожное будущее.
Я с улыбкой указал ему на кресло от меня по правую руку, слева усадил герцога Ульриха Ундерлендского, а следом за ним – герцога Готфрида.
Ульрих попытался поменяться с ним местами, но я придержал за руку.
– Нет.
– Ваше высочество?
– Дорогой друг, – шепнул я, – вы уже не просто герцог. И даже не герой войны, которых здесь полный зал.
– Да, ваше высочество?
– Вы глава ордена, – напомнил я. – А ваш друг герцог Готфрид… будет всего лишь королем.
Он сдержанно улыбнулся, польщенный, но все-таки, похоже, счел шуткой.
– Как скажете, ваше высочество. Я просто полагал, что отцу пристойнее быть рядом.
Я ответил также шепотом:
– Нет. Пусть все видят, что герцог Готфрид идет к престолу сам. Так же уверенно, как шел к нему в Фоссано.
Он умолк на мгновение, отвел взгляд.
– Простите, ваше высочество, но то была последняя отчаянная попытка возродить орден Марешаля хоть где-нибудь. Для этого пришлось на время вступить в союз с такими силами, которые и поминать вслух не принято…
Я кивком подозвал слугу.
– Налей нам. Старое забыто, строим новый мир. Дорогой герцог, мы растем и крепнем, наши ряды расширяются вместе с ростом нашего могущества! Сегодня в него добавляются на постоянной основе рейнграф Чарльз Мандершайд и стальграф Филипп Мансфельд, их заслуги вы уже знаете.
– И очень ценю, – ответил он.
– Вы были правы, – сказал я, – стараясь начать распространение устава и нравов ордена Марешаля с северных земель. Теперь мы так и делаем. Надеюсь, ваши люди уже основали первые ячейки ордена…
