же день? – грустно спросила я.
– Нет. Ничуть. – Они сказали это одновременно.
Я только вздохнула. День был тяжелый. Хотелось есть. Пирог и слойка были давно, о них остались лишь воспоминания. Растущий организм требовал энергии. О чем он громко сообщил, выдав жалобную руладу.
– Вели накрывать к ужину, – махнул рукой лорд Тейлз и ушел.
Его шаги почти стихли. Но потом вдруг он снова ругнулся, и застучали по полу четыре деревянные ножки. Пуфик под ноги попался, наверное…
– А ты почему?.. – спросила я.
– Кузены мы. Но я слегка… кх-м… Отрабатываю теперь.
– И долго?
– Еще полгода. И кажется, они будут намного тяжелее, чем предыдущие.
– Ага, – подтвердила я очевидное.
– Идем?
– Идем, – согласилась я.
Вот так внезапно мы с Моррисом перешли на «ты». И лорд Луис тоже перешел ко мне на «ты». Наверное, ему тяжело на человека орать и выкать одновременно.
Остаток вечера прошел тихо. Моя магия притаилась, слишком устав. Я тоже утомилась, за столом клевала носом.
А спать меня отправили в другую комнату. Совершенно не подготовленную для нашествия юной воспитанницы. Обычная гостевая спальня. Чистая, приличная, сдержанная и элегантная.
Утром следующего дня все нервно вздрагивали и оглядывались, но в целом завтрак прошел мирно. Ах да, Моррис ел с нами. То есть все же он не столько дворецкий, сколько проштрафившийся кузен, который по какой-то причине вынужден отрабатывать целый год дворецким.
Забегая вперед, скажу, что эта его роль ничуть не мешала кузенам собачиться и напиваться вместе, когда их никто не видел, как они думали. Такие наивные, право слово.
Впрочем, это я узнала и подсмотрела не сразу. А пока…
– Моррис, вы едете с Юной за платьями, – сообщил во время завтрака лорд.
– Почему я-то? – подавился тот кофе.
– А кто? Я?
– Конечно. Ты ведь опекун. Должен позаботиться о ребенке! Ленточки, юбочки, бантики, оборочки.
– А можно без оборочек и бантиков? – скромно подал голос ребенок, то бишь я.
И расправила ветхую манжету казенного платья. Одного из моих двух. Собственно, весь мой гардероб – два платья, две пары чулок, два комплекта белья, одни ботинки. И сумка, в которой я все это и привезла.
– Вот видишь, Луис! – тут же возмутился Моррис. – Ты так запугал девочку, что она даже боится выбирать оборочки и бантики. Нет уж, езжай. Ты опекун. Тебе и одевать малышку. И не забудь белье, чулки, подвязки, сорочки, халаты, тапочки, туфли, пеньюары, нижние юбки, кружевное бюстье… – тут он сбился с перечисления и уставился на меня, на ту часть тела, на которую приличные взрослые девушки надевают бюстье.
Я была девушкой взрослой, но, наверное, недостаточно приличной. Потому что кружевное бюстье мне особо не на что надевать. Ну… не наросло еще. Хотя у соседок по комнате все было в порядке в этом плане и вызывало во мне жгучую зависть.
– Ну… В общем, справишься, – кашлянул Моррис, так и не найдя искомое. – А мне работать пора. Ковры сами себя не выбьют, кровати сами себя не застелют… – Он выбрался из-за стола, отошел на пару шагов и задумчиво добавил: – Хотя со вчерашнего дня возможны варианты… Юна, а как…
– Нет!!! – рявкнул лорд Луис. – Иди работай.
Повозив десертной вилкой по тарелке, я сделала вид, словно меня нет. Вилка, чуя мой настрой, шевельнулась и собралась ожить. Пришлось поспешно сжать ее в пальцах.
Я спокойна. Я совершенно спокойна. Я ничего не оживляю. Все под контролем. Все предметы – просто предметы.
А нет… Не все. Пока я воевала с вилкой, ожил кофейник. Аккуратно подкрался к чашке лорда Луиса и, не расплескав ни капли, наполнил ее. Эльф молча буравил взглядом посудину. Кажется, он еще не решил: орать или смириться. Помог ему принять решение сливочник. Он тоже ожил, подобрался ближе и добавил в кофе сливок.
– Спасибо, – проскрипел мой опекун.
Обрадованная посуда поклонилась ему. Предатели. Мне вот кофе не предложили.
– Юна, иди одевайся. Мы едем за одеждой для тебя.
– Я одета, – тихо ответила я.
– Значит, обувайся.
– Я обута, – шепнула я.
– А шляпка?
– У меня нет шляпки, – еще тише ответила я и указала пальцем на то, что заменяло мне головной убор.
Понятно же, что приличная леди не может выходить в люди без модной шляпки. Но напастись на нас всех шляп – этого пансион позволить себе не мог. Поэтому у нас были заколки. А вместо бантика на них – крохотные плетеные канотье́[1]. Их плела из соломки прачка. Это ее хобби, которое внезапно пришлось всем по душе и нашло применение в таком вот виде.
В моих рыжих волосах светлая соломка терялась, поэтому я вымачивала заколки в кофе. И у меня они практически черные.
Начали мы с лордом Луисом с обувной лавки.
Не спрашивайте почему. По непонятной причине опекун решил, что сначала стоит меня переобуть. Наверное, ему просто было больно с эстетической точки зрения смотреть на мои растоптанные грубые ботинки, которые верой и правдой отслужили уже трем девушкам до меня. Я четвертая, но не последняя. У меня маленький размер, обувь в пансионе я носила фактически детскую. Прямо в лавке я переобулась в новые изящные ботиночки на небольшом устойчивом каблучке. Остальную обувь – несколько пар туфель, в том числе домашних, тапочки и еще ботинки, сгрузили в экипаж.
Так вот, мои старые ботинки я выбросить не смогла, хотя лорд Луис именно это и собирался сделать.
– Еще чего! Они же целые! – возмутилась я, не позволяя ему забрать их из моих рук.
– Юна, я уже купил тебе обувь. И не позволю носить… это.
– Спасибо, лорд. Такие удобные ботиночки. А эти…
Я покрутила головой в поисках кого-то, кому они могли бы пригодиться. И нашла. В стороне попрошайничал мальчишка лет десяти. Вот ему-то я отнесла свою прежнюю обувку. Подошла, протянула и спросила:
– Заберешь?
– Заберу, – обалдело ответил он и вцепился в подарок, словно думая, что я сейчас потяну его обратно.
А как только я разжала пальцы, рванул со всех ног прочь.
Лорд Тейлз никак не стал комментировать мои действия, только губы поджал.
Такая же участь постигла позднее мое платье с другой попрошайкой.
Да, мне купили новый приличный гардероб. В чем очень помогла хозяйка салона готового платья, куда мы приехали. Милая дама лично проконтролировала, чтобы я все примерила, бытовой магией подогнала по фигуре, где требовалось. И она же подбирала мне фасоны и цвета. Я-то скромничала, стесняясь просить что-то слишком дорогое. Все же я не дочка, а так… Опекун же, наоборот, заявил слишком уж пафосно, мол, самые лучшие и самые
