class="p1">Спустя час лорд Тейлз снимал меня со шпиля ратуши. Я сидела там, вцепившись в громоотвод, грустная, несчастная, в одной туфле. Волосы распустились, растеряв все шпильки в бешеном полете.
– Юна… – негромко позвал голос опекуна из смотрового окошка.
– Я тут, – шмыгнула я носом.
– Ты сможешь слезть? Я тебя перехвачу и втяну внутрь.
– Не смогу. У меня пальцы свело. Я держусь за эту штуку. Иначе сползаю.
– А метла?
– Она сбежала от меня, – снова шмыгнула я носом. Было обидно.
– Юна, ты ужасна, – вздохнул опекун. – Потерпи. Сейчас мы с Моррисом тебя снимем.
Не буду рассказывать в деталях, как они меня спускали. Как разжимали мне по одному пальцу, отлепляя их от громоотвода. Как, путаясь в моих юбках, помогали спуститься. И про руки лорда Тейлза под моими юбками, когда он меня перехватывал удобнее, чтобы затолкать в окошко, тоже не буду ничего говорить. И никому никогда не расскажу, как он нес меня на руках, а я обнимала его за шею, уткнувшись носом в шею. Я такого страху натерпелась, что в эти минуты Луис Фарфоровый был единственной опорой и надеждой, что этот кошмар благополучно завершится.
В экипаже я ехала тоже у него на руках. А он и не протестовал. Держал, крепко прижимая к себе. И в дом опекун тоже внес меня сам. Поднялся в мою комнату, положил на кровать, и лишь тогда я отцепилась от его шеи.
– Ты как? – спросил эльф, погладив меня по голове и убрав с лица волосы.
– Все плохо, да? – уныло спросила я.
– Ну… так…
– А ваша дама сердца? Она ушла?
– Да. Не бойся, она больше не вернется.
– А ваша невеста? Она тоже будет меня обижать и громить ваш дом?
– Что? Невеста? – растерялся он. Помолчал, усмехнулся странно и ответил: – Нет, тебя она обижать не будет. А вот громить мой дом – наверняка! Без сомнений. Спи… – велел вдруг и провел перед моим лицом ладонью.
У меня мгновенно закрылись глаза, и я отключилась. Чтобы проснуться утром переодетой в ночную сорочку. За окном светило солнце, пели птицы. На тумбочке у кровати стояла чашка горячего какао, стакан воды и умопомрачительный бутерброд с сыром, салатным листиком и копченым мясом.
Не знаю, кто меня переодел и принес еду. Надеюсь, это были горничные. Но спасибо им огромное. До завтрака я не дотерплю.
К теме взбесившейся метлы мы не возвращались. Правда, мне попалась на глаза статья в газете, где обсуждали сбежавшую от какой-то ведьмы метлу, которая гоняла в городском парке хулиганов.
Про невесту опекуна мы следующую неделю тоже не говорили. Я жутко ревновала моего эльфа к некоей мерзкой девице. Но она не появлялась, имя ее мне было неизвестно. И я решила действовать. В конце концов, я ближе, я красивая, я молодая, я одаренная, и я хочу, чтобы никто не тянул свои наглые ручонки к моему Луису.
Мой Луис и знать не знал о моих коварных планах. Он был добр ко мне. Уделял времени теперь больше, чем в первые дни. Все время так странно смотрел теплым взглядом, что мне хотелось то ли плакать, то ли улыбаться, то ли спрятаться. Опекун подарил мне несколько книг по магии. И новые чулки мне привезли из той же лавки, где мы брали прежние. Я их обнаружила на своей кровати. Горничная сказала, что по распоряжению лорда Тейлза.
И каждый день теперь в моей спальне появлялся букетик цветов. Маленький и нежный.
Моррис ходил с загадочным видом, чему-то ухмылялся, ничего не объяснял.
В общем, все было тихо и мило, пока я случайно не забрела в мастерскую опекуна. Там стояла на стеллажах готовая фарфоровая посуда. Изысканные статуэтки. Красовались странные керамические штуки. То ли предметы интерьера, то ли нечто неполучившееся.
Стоя на пороге, я изучала взглядом все эти сокровища в святая святых Луиса Фарфорового. А потом у окна увидела статую девушки во весь рост. Сама не заметила, как пошла к ней…
А потом, открыв рот, смотрела на… себя. Это же я! Только невероятно красивая. С растрепавшимися на ветру волосами. С тонкой рукой, взметнувшейся вверх, чтобы укротить прическу. С шаловливой улыбкой и лукавым взглядом из-под ресниц. Второй рукой мой мраморный двойник держал приподнятую юбку, чтобы та не путалась в ногах. Девушка, каменная я, застыла на цыпочках, в шаге, в порыве, словно бежала и замерла на мгновение. И именно это мгновение скульптор поймал и запечатлел.
– Юна? – окликнул меня хозяин мастерской.
Пойманная с поличным, я взвизгнула, подпрыгнула, заполошно оглянулась и… выскочила в открытое окно.
– Не спрашивай! Просто ничего не говори, – выпалила я Моррису, вывалившись из кустов на дорожку.
– Ты вломилась в мастерскую? – пришел он в ужас.
– Я ничего не видела! Совсем ничего! Вообще!
– Юна! – высунулся из окна лорд Луис.
– Ой-ой! – пробормотал кузен моего опекуна.
– Ой-ой-ой… – тоненько повторила я.
Нельзя было, да? Наверное, нельзя. Мне не запрещали, но такая реакция пугает. И в этот момент из мастерской зазвучало множество голосов.
– Ах, как тут не прибрано.
– Ох, я проснулась. Где я?
– Подвиньтесь, любезный. Вы задеваете своей ручкой мой носик.
Луис Фарфоровый застыл, не сводя с меня взгляда. Я замерла, понимая, что мой дар снова вышел из-под контроля. И, кажется, у опекуна теперь много – слишком много! – ожившей посуды, статуэток, глиняных штуковин…
– Беги! – посоветовал вдруг Моррис.
Я рванула прятаться.
– Юна!!! Сейчас же верни все как было!!! – орал опекун. И снова нецензурно бранился, хотя до этого две недели старался следить за речью.
Моррис хохотал, оставшись на дорожке у дома.
Наказывать меня никто не стал. Но до самого вечера из мастерской доносились песни на разные голоса. Кто-то читал стихи. Кто-то одухотворенно рассуждал о прекрасных розах и их лепестках.
А утром следующего дня явился некий господин, галерист, как мне шепнула прислуга. И выкупил всю партию ожившей посуды. Ту, что готова, он вывез сразу же. Ту, что надо было еще завершить, оплатил вперед.
А еще через три дня появилась статья в газете. Леди Ило́на в своей колонке «Советы идеальной аристократки» в свойственной ей манере советовала юным леди, желающим очаровать кавалера, иметь несколько приличных чайных пар. А так как это совпало с появлением говорящей посуды, то к лорду Луису хлынул поток заказов. Угадайте на что?
– Идем, Юна, – с мрачным видом позвал меня опекун спустя несколько дней.
– Куда? – с опаской уточнила я.
– Будешь творить хаос и вытворять неразбериху.
Хаос надлежало творить в мастерской. Вытворять неразбериху там же. Полки стеллажей снова были забиты различными
