– Ясно, – неожиданно улыбнулся алий. Улыбка его совершенно не красила, скорее даже наоборот. – Сколько?
– Он надеется на вашу щедрость, господин Ирранкэ, – дипломатично ответила я.
С него сталось бы отблагодарить вора десятком плетей, вот что пришло мне на ум, и отдавать такую награду матушке, равно как и забирать ее себе, мне вовсе не хотелось!
– Надеюсь, ты не сказала ему, кто я такой? – осведомился он. – Иначе жалкой полусотней золотых я не отделаюсь.
Полусотней золотых?! Жалкой?! У меня волосы на голове зашевелились! Да на такие деньжищи вся моя семья сможет жить много лет, ни в чем себе не отказывая! А если распорядиться ими с умом…
– Разумеется, нет, господин Ирранкэ, – ответила я, стараясь унять дрожь в голосе и прекратить считать мешки шерсти с не то что не остриженной, а еще и не купленной овцы. – Я назвала вас просто знатным господином.
– Хорошо, – сказал он. – Ты получишь деньги. Но если вздумаешь меня обмануть…
Я опустила глаза. Все прекрасно знали, что пытаться надуть алия не стоит. Не потому, что это невозможно, очень даже возможно, но только обманщику стоит приготовиться к тому, что жизнь его с этого момента превратится в пытку. Потому что местью обманщику ни один алий, будь он хоть самим их князем, не погнушается, прирежет своими руками, и хорошо, если сразу, а не запытает… По части пыток алии мастера, это всем известно.
Глава 3
Деньги я и впрямь получила тем же вечером: увесистый кожаный мешочек принес слуга его великолепия. Многие не верят, что алии тоже бывают в услужении, но не могут же все они родиться знатными? Конечно, их слуги перед людьми тоже нос дерут будь здоров, да не только перед челядью, а и перед господами, но этот не показался мне особенно чванливым. Разговоров мы с ним не разговаривали, он просто отдал деньги из рук в руки и тут же испарился. Ну, с таким господином, как его великолепие, мешкать не стоит…
Всю ночь я проворочалась с боку на бок, а уже утром, когда причесывалась перед зеркалом, твердо решила, что всех денег матушке не отдам. Они с отчимом к таким деньжищам непривычны – или спустят на ненужную ерунду, или, чего доброго, ограбят их! Иные и за медную монетку зарежут, что уж о сотне золотых говорить? А у матушки язык за зубами не удержится, это уж точно, похвастает неожиданно привалившим богатством… А даже если и смолчит, все равно заметно будет – в деревне народ глазастый, вмиг приметят обновки, покупки… Ту же лошадь за пазухой не утаишь! Ну а там… слово за слово, матушка и сболтнет, откуда на них такое счастье свалилось, а как знать, кто может это услышать? Ключница, значит, из замка матери сотню золотых дала? А у нее такие деньжищи откуда? Украла или кто-то за что-то отблагодарил? Этак слух может дойти и до того, кто охотился за господином Ирранкэ! И вдруг он концы увяжет да и заявится ко мне выспрашивать, что у меня за дела с алиями?
Нет уж, довольно будет матушке и пяти золотых для начала, а остальное получит по мере надобности. Про такие деньги еще можно сказать, что скопили немного, я кое-что дала, а может, наследство от дальнего родственника досталось – отчим не местный, его семью тут никто не знает, можно придумать какого-нибудь дядюшку-бобыля, облагодетельствовавшего племянников.
Себе-то я эту награду не оставлю, мне своего заработка хватает… Но именно что хватает, выкроить из него лишку удается с трудом: не такое уж у меня большое жалованье, как многие думают. Конечно, я все равно помогала деньгами семье, но то были сущие крохи. Опять же, и о себе думать нужно: случись что, оказаться без медяка в кармане и врагу не пожелаешь, а на господскую милость лучше не рассчитывать – сегодня ты у них любимая служанка, а назавтра они о тебе и думать забыли!
Ну ничего, теперь лучше дела пойдут…
Матушка не обманула, заявилась еще до рассвета, отдала мне нечто, завернутое в мягкую тряпочку, взамен получила кошелек с монетами (я озаботилась разменять золото на серебро с медью, а то ведь и на этом ее обмануть могут!), пересчитала и ахнула:
– И впрямь богатый господин попался! Теперь-то уж точно лошадь купим, а может, и телочку еще одну…
– Лучше тот лужок за ручьем возьмите, – посоветовала я. – Я слышала, на будущий год там запруду будут строить, так у вас его втридорога выкупят. Не продешевите только! Я узнаю, сколько за него сейчас просят, если по-честному, и вам скажу, так что не торопитесь.
Она закивала, расцеловала меня и была такова, только подол платья мелькнул, того самого, синего…
Теперь бы не оказалось только, что вещь – совсем не та, что нужна его великолепию!
Я развернула тряпочку, чтобы получше рассмотреть безделушку: странная это была вещица, вроде бы из серебра, только больно уж тяжелая… А работа до того тонкая, что просто не верится! Людям такого не сделать, это уж точно.
И, главное, никак не разобрать, что это такое и для чего оно нужно? Сперва поглядела – на дамскую брошку похоже: с одного конца полураспустившийся цветок наподобие розы, внутри бутона – то ли птичка, то ли бабочка, такая крохотная, что ее в зрительное стекло надо рассматривать, как ювелиры делают! Но и так, если хорошенько приглядеться на свету, видно, что у этой птички-бабочки каждое перышко видно (а может, чешуйку?) и черные глазки-камушки размером с маковое зернышко блестят. А с другого конца «стебелька» – острие, вроде как у стрелы, только зазубренное (хотя вроде бы и такие бывают, я слыхала, нарочно, чтобы из раны так просто не выдернуть). Но уж больно зазубрины странные, неровные какие-то…
Чуть иначе повернула – и не заколка это никакая, а, скорее, ключ. Стержень змейка обвивает, и это у нее на голове то ли крылышки пристроены, то ли веточка плюща, на которой сидит птичка. А бородка узкая, прихотливо вырезанная, и даже представить трудно: какой же это мастер мог сделать замок, для которого этот ключ подойдет? Есть умельцы, конечно, которые и для крохотных шкатулочек делают замочки, но такой тонкой работы я никогда не видала!
Я долго вертела эту безделушку в руках, но так и не поняла, зачем она нужна… и как на самом деле выглядит. Да мне и не нужно понимать, если уж на то пошло! Я снова завернула вещицу в тряпочку, спрятала в карман и отправилась искать его великолепие.
Алий снова стоял на галерее, будто нарочно поджидал (может, и поджидал), а увидев меня, ни о чем не спросил, но посмотрел так, что стало ясно: его разбирает нешуточное любопытство, вот только к нему примешивалась и нешуточная тревога, и даже страх почему-то. Хотя разве алии чего-то боятся? Вот странно…
– Господин, – сказала я, поприветствовав его великолепие и вовремя сообразив, что знать его имя, а уж тем более произносить вслух там, где это могут услышать, мне не положено. – Я нашла то, что вы искали.
«Надеюсь, это именно оно», – добавила я про себя.
– Не вздумай достать это при всех, – негромко произнес он, глядя в сторону. – Слишком много любопытных вокруг.
Что верно, то верно, в замке соглядатаев полным-полно, и не известно еще, кому они служат.
– Придешь ночью на старую галерею. В два часа пополуночи, – сказал он и удалился.
«Дивно придумано, – только и вздохнула я. – В два часа пополуночи… А спать-то мне когда прикажете, ваше великолепие? Я уж и не помню, когда в последний раз высыпалась! В детстве разве что, когда болела…»
Но разве с алием поспоришь? Придется идти… И хорошо, если я не останусь там, на этой галерее. Как знать, может, заполучив эту вещь, он прикажет от меня избавиться?
– Чего это от тебя его великолепие хотел? – любопытно спросила Трикки, одна из горничных герцогини, симпатичная кудрявая девица моих лет.
– Сказал, в комнатах душно и постельное белье сырое, – ответила я. – И что было через слуг не передать? Нет ведь, не побрезговал, высказал лично!
– Поди пойми этих приверед, – покачала она головой. – Их светлости не жалуются, а этим все не так: то вино кислое, то хлеб не пропечен, то дичь костлявая, а теперь постели им не угодили! Интересно, как это они у себя живут? Небось на перинах из лебяжьего пуха спят и шелковыми одеялами накрываются! А пьют, не иначе, росу и цветочной пыльцой закусывают…
– Да кто же знает, – вздохнула я. – Кто у них в гостях бывал? Послы разве что, да и тех, говорят, дальше порога не пускали и уж в княжеский замок на ночлег не приглашали.
– А интересно… – Похоже, Трикки хотелось почесать языком, а я пока никуда не торопилась, вот и задержалась.
Вдруг скажет что-нибудь интересное? У нее ушки на макушке, а поскольку она всегда вертится подле герцогини, то слышит много любопытного!
– Что тебе интересно?
– Ну… какие они… – Трикки принялась выразительно накручивать блестящую каштановую прядь на палец. – Да где там! Вон, позавчера один баронессе Илене от ворот поворот дал, да так грубо! Она даже заплакала, можешь себе представить?
– Неужели? – удивилась я.
Баронесса Илена числилась первой красавицей: она лишь в прошлом году прибыла ко двору, но уже снискала расположение герцога. Герцогине, разумеется, это было весьма не по нраву, и я знала, что юной баронессе недолго осталось порхать, словно бабочка: ее светлость лично озаботилась поиском супруга для бойкой девицы, желательно, такого, чтобы держал жену в отдаленном поместье.
