Как-то раз Олив надела на левую руку розовую перчатку, а на правую – голубую, повязала на шею три шарфа и сунула в волосы все гребни, какие только нашла, и тут случилось кое-что странное. Она вынула из футляра очки. Они были на длинной цепочке с бусинками, из тех, что носят библиотекарши. Олив надела цепочку на шею, приложила очки к лицу, и тут портрет ей подмигнул.
Девочка сняла очки и всмотрелась в картину. Темноволосая женщина глядела куда-то влево и улыбалась своей недвижной улыбкой. Олив потерла глаза. Потом снова надела очки. Женщина с картины вновь подмигнула, и на этот раз ее улыбка стала чуточку шире.
Олив ждала, затаив дыхание. Прошло несколько минут, но портрет не двигался. Тогда ей пришло в голову, что она, наверное, чересчур часто ударяется об угол над ванной. Засунув перчатки и шарфы обратно в ящик, девочка поспешно выбежала из комнаты. Очки так и остались болтаться у нее на шее.
Однажды Олив подарили книгу головоломок со спрятанными на страницах тайными сообщениями. Для того чтобы найти их, нужно было приложить к странице полоску прозрачного красного пластика, и слова «волшебным образом» проявлялись. Сообщения выходили бессмысленные, из разряда: «Куда вместе полетят отдыхать овца и корова? На Бе-е-ерму-у-уды». В конце концов Олив использовала эту книжку как сырье для какой-то бумажной поделки. Но воспоминание о кусочке красного пластика подало ей идею.
Выйдя в коридор, девочка направилась к картине, на которой был нарисован ночной лес, и, прищурясь, вгляделась в залитую лунным светом тропу. Как и всегда, ее пронзило ощущение, что в темноте что-то скрывается – что-то могущественное и злобное. Потом она надела очки и медленно наклонилась к картине, все ближе и ближе, уже едва не касаясь носом полотна.
Вот. Она и тогда была уверена, что видела! И вот опять: на тропе среди теней металась белая фигурка. На глазах у Олив она споткнулась о корень и поползла, а потом оглянулась через плечо. Крошечное испуганное лицо, длинная белая ночная рубашка и расцарапанная коленка… Фигурка поднялась и, хромая, заковыляла прочь. Олив наклонилась еще ближе, не сводя глаз с мечущегося силуэта, и вдруг ощутила, как ветер из темного леса овевает ее лицо и волосы. Полотно словно превратилось в желе, в котором почти утонула ее голова…
Олив резко отпрянула от картины и потерла нос. Он был чистый – никаких следов того, что она только что сунула его в миску с желе. Боязливо, как гладят животное, которое может укусить, девочка протянула пальцы к картине. Рука прошла сквозь нее почти так же легко, как если бы это было открытое окно. Внутри у Олив все защекотало от любопытства.
Стянув очки с носа, она слетела по лестнице и понеслась в библиотеку, где сидел за компьютером мистер Данвуди, который, казалось, заметил дочь только тогда, когда Олив с шумом бухнулась на ковер рядом с ним.
– Пап, – начала она, – если бы ты хотел попробовать что-то, но не знал, получится ли, и не знал, стоит ли пробовать, что бы ты сделал?
Ее отец неторопливо покрутился туда-сюда в рабочем кресле.
– Могу я предположить, что речь на самом деле идет не обо мне?
– Ну… да.
– Что ж… – Мистер Данвуди откинулся на спинку кресла. – Я бы сказал… Погоди-ка. – Он снова выпрямился. – Это никак не касается электричества?
– Нет.
– Химикатов?
– Нет.
– Плохого обращения с собой или кем-то еще?
Олив помедлила.
– Да вроде нет.
– Тогда ладно. – Мистер Данвуди снова с удовлетворенным видом расслабился в кресле. – Тогда я бы сказал: проверь свою гипотезу.
– Гипотезу?
– Да. Проведи холостое тестирование. – Видя озадаченность на лице Олив, мистер Данвуди продолжил: – Вид эксперимента, при котором потенциальные последствия неудачи осознанно нейтрализованы.
Олив моргнула.
– Что?
– Это значит, – вновь заговорил ее отец, но гораздо медленнее, – попробуй так, чтобы, если у тебя не получится, никому от этого ничего не было.
– А-а-а. – Олив поднялась. – Спасибо.
– Всегда пожалуйста, – сказал мистер Данвуди, снова уставившись в экран компьютера.
Девочка замаршировала обратно вверх по лестнице, повторяя в такт: «Проверь свою гипотезу. Проверь свою гипотезу. Проверь свою гипотезу».
Гершель лежал на подушках, где она его и оставила. Олив сунула медведя под локоть и, подойдя к шкафу, вынула из кроссовок шнурки в горошек. Она связала их вместе и крепко – но не слишком туго – обвязала один конец вокруг медвежьей лапы.
– Ладно, Гершель, – прошептала Олив, когда они встали перед картиной с лесом. Гершель у нее в руках был готов к запуску, а шнурочный якорь она обвязала вокруг пальцев. – Пора проверить гипотезу.
Олив бросила медведя в картину. Тот с глухим звуком стукнулся о поверхность полотна и, отпружинив, упал на ковер.
Мгновение Олив озадаченно смотрела на него, потом, опомнившись, подняла.
– Извини, Гершель. Я про очки забыла. – Она устроила очки на носу и снова приготовила медвежонка к новому старту. – Начинаем второе испытание: три… два… один… Пуск!
В этот раз медведь пролетел сквозь изображение. Олив, крепко держа шнурок, вгляделась в темный лес, но Гершеля на картине не нашла – видимо, он упал вне поля зрения, где-то за рамой. Голые ветви деревьев колыхались вдали, почти похожие на протянутые руки.
Олив начала волноваться. В прошлом году они всем классом подписывали петицию о запрещении проведения опытов на животных. Эксперименты с Гершелем, наверное, не считались, но она все равно ощутила укол вины.
Чтобы отвлечься, девочка принялась считать до ста. Как всегда, она в каком-то месте запуталась, и сотня подошла к концу с удивительной быстротой. Олив решила, что, должно быть, пропустила не только девятый десяток, но и восьмой, и седьмой тоже.
– Сойдет, – прошептала она пустому коридору; затем, отступив на шаг назад, дернула за шнурок, и Гершель выпорхнул из-за рамы, будто рыба на крючке.
Олив оглядела медведя с головы до пят. Он казался совершенно спокойным; нигде не было ни порезов, ни синяков, он даже совсем не испачкался. Девочка с благодарностью обняла мишку, отнесла к себе и водрузила обратно на подушки, а потом вернулась в коридор, сделала глубокий вдох и обеими руками взялась за раму.
Где-то вдалеке на тропе мелькал крошечный белый силуэт. Девочка наклонилась к картине. Сначала сквозь полотно прошло лицо, потом плечи, и, не успев хотя бы за что-нибудь схватиться, она всем телом рухнула вперед, в темную и холодную лесную чащу.
6
Олив замерла. Ветер скрипел голыми ветвями. На белой тропе у ног лежали пятна лунного света. Камни оказались островаты для ее любимых синих полосатых носков. Она обернулась – позади нее в воздухе висела рама с небольшой картиной, изображавшей коридор второго этажа. Девочка сунула руку обратно и поводила туда-сюда, проверяя.
Из густых зарослей впереди донесся треск и шорох сухих листьев. Пару раз оглянувшись на светящийся квадрат картины, Олив зашагала вперед по дорожке. Поначалу она с опаской поглядывала по сторонам, но вскоре сердце успокоилось и начало выстукивать задорный ритм, словно барабан военного оркестра. Девочка едва не захихикала вслух, но остановила себя, словно играла в прятки и водящий никак не мог ее найти, хоть и прошел мимо четыре раза. Высоко над головой шумели черные ветви. Полная луна бросала на тропу с масляно-чернильного неба костлявые тени.
– Эй! – позвала Олив. – Я знаю, что ты здесь!
Из кустов справа от тропы снова послышался шорох.
– Я тебе ничего не сделаю, – пообещала девочка, подойдя ближе.
Кусты издали испуганный писк.
– Можешь не прятаться, – прошептала она. – Ну, честно.
Тишина.
Олив шагнула вперед и раздвинула колючие ветки. Крошечная белая фигурка, скрывавшаяся за ними, снова пискнула и свернулась в клубок.
– Видишь! Меня нечего бояться.
– А-а-а, – сказал клубок и потихоньку стал расклубочиваться.
Закончив, он оказался мальчиком с крупным круглым лицом и тощим тельцем, скрытым под белой ночной рубашкой, которая была ему порядком длинновата. На макушке его круглой головы во все стороны торчали блеклые лохмы. Он был немножко похож на крошечное и совсем не страшное пугало – из тех, которые птицы в итоге используют как удобный насест.
– Олив.
– Мортон, – представилось пугало, протягивая маленькую чумазую ладошку. Олив торжественно ее пожала.
– Ты потерялся? – спросила она.
Мортон медленно покачал головой.
– Нет… Он меня сюда привел. И я не могу выбраться.
– Кто тебя привел?
– Злой старик.
– Что еще за «злой старик»?
Мортон прищурился, глядя вверх на Олив; его лицо осветил лунный луч.
– Все знают злого старика.
– Ты про того, который в шкафу прячется? – спросила девочка. – Потому что он не настоящий вообще-то.
Мальчишка так сильно затряс головой, что едва не упал.
– Все его знают. – И укоризненно посмотрел на Олив.
