которая заполняет организм и со временем убивает своего же носителя. Эм-м, как бы рассказать попроще для твоего уровня интеллекта, — Дашка начала, наверное, слишком напряжённо хмуриться. Кулон, оценив внешний вид блондинки и губки, мучительно сложившиеся буквой «о», сделал выводы. — В общем, избавиться от яда ядвиг может, впрыснув его в живое существо, другими словами — укусив. Просто сцедить яд, выплюнуть, срыгнуть для них физически невозможно. Ядвиг выбирает жертву и убивает её несколькими впрыскиваниями. Дело в том, что отравленный организм с каждым разом принимает в себя всё больше яда, поэтому чудовищу выгоднее заморить одного, чем куснуть нескольких. И когда ядвиг избавляется от накопленного яда, он становится гибким, сильным, привлекательным и молодым. Ядвиги не любят темноты, ночами отсиживаются под крышей или у источников огня, преимущественно одиночки, потому что просто не в состоянии не конфликтовать с собратьями… Ну что бы ещё сказать… Жить могут веками, но чем старше становятся, тем больше теряют контроль над собой, развивается эмоциональная нестабильность, всплески помешательства, социопатия… но от человечества скрываются умело, в этом им не откажешь…
— Да плевать мне, что они любят и где скрываются, — сипло прохрипела Дашка, слышавшая из последнего только стук собственного сердца в горле. — Она… эта тварь… ты сказал… она меня убьёт? Убьёт?! Меня?! — голос вернулся неожиданно и сорвался на визг. — Это неправда! Невозможно! Это не могло случиться со мной! Ты, понимаешь?! — девушка схватила кулон и стиснула в кулаке, до крови рассекая ладонь. — С кем угодно, но только не со мной! Это других насилуют и душат в тёмных подворотнях маньяки, другим проламывают череп грабители, другие разбиваются в автокатастрофах, а я только смотрю такое по телевизору! Со мной так не бывает! Не может быть! Это сон! — однако саднящая боль в руке сотнями уколов доказывала реальность происходящего. — И с ума тоже сходят они, а не я, — выдохшись, безнадёжно закончила Дашка и разжала ладонь. Кулон звякнул о пол как-то сочувственно и так же сочувственно вздохнул.
— Преобладающая жизненная позиция у большей части людей, особенно молодёжи. Иллюзии, девушка. На самом деле жизнь ко всем одинаково несправедлива, отсутствия логики у неё побольше, чем у блондинки-тебя. А у тебя ещё и мозги отсутствуют. И выглядишь плохо, и причёска поистрепалась. Эй, бэлль, отреагируйте, для вас же дурной внешний вид смерти подобен! — кажется, нехитрыми оскорблениями кулон пытался растормошить Дарью, бездумно глядящую в затянутую паутиной стенку и начинавшую мелко трястись. Автоматически девушка стянула с подрагивающих стоп шпильки, встала, зажав в руке цепочку украшения и — подействовало-таки — подошла к треснувшему, засиженному мухами зеркалу.
Выглядела она кошмарно. Отекли щеки и шея, посерела кожа, глаза подёрнулись мелкой сеточкой лопнувших капилляров. Да вообще тело отражалось одутловатым и неуклюжим. Дашка зажмурилась и жалко всхлипнула. Стало страшно-страшно.
Парализующе страшно. Единственное, что хотелось сделать, — как она легкомысленно описывала тётке ранее, свернуться калачиком и визжать до последнего грамма воздуха в лёгких.
— Я что хотел сказать, — робко напомнил о себе голос кулона. — Ядвига тут крепко обосновалась. Она уморила хозяйку квартиры, бедная женщина скончалась вчера. Вот. А студентка работает в ночную, так что с чудовищем не сталкивалась. Хозяйка была дряхлая, немощная, а у ядвиги как раз очередной всплеск помешательства. Опустилась жутко, в трёх соснах не сориентируется, шаталась по окрестным дворам, молодое здоровое тело найти не в состоянии. Теперь, когда изрыгнулась в тебя, пойдёт на поправку. Так вот, квартирантку старухи она-таки учуяла, сегодня засела караулить, но всё же не в безопасной квартире. Тянет их на солнце, особенно когда контроль над собой теряют. А вместо студентки появилась живая и красивая ты. Гораздо лучшая оболочка для яда. Теперь уж наша ядвига расцветёт…
У Даши мелко-мелко задрожали пухлые губы. Обычно она так делала, когда хотела растрогать какого-нибудь парня, а сейчас получилось само собой. Умереть должна была убожество Валька! А теперь та будет жить, чтоб превратиться в заумную сварливую тётку с хозяйственными сумками и кучей сопливых детей, или, что вероятнее, в очкастую старую деву с научной степенью, а убьют молодую, перспективную, всегда идущую по головам Дарью?! Такого не могло быть в Дашкином мире.
В этом мире Дашки должны процветать на кровавом поту прогибающихся и смирно тянущих ярмо Валек. Девушка подняла голову и вдруг поняла, что сидеть в углу и визжать не будет. Прошла босиком в кухню, помахивая умолкнувшим кулоном, погремела облупленными ящиками стола, нашла какой-то тупой нож, нелеповоинственно и совершенно неправильно сжала его в кулаке и обратилась к украшению:
— Ну, рассказывай, как убить эту твою ядвигу?
***
Стрелка часов неумолимо отмеряла миллиметры циферблата. За окном так же неумолимо темнело. Даша сидела за опрокинутым старым диваном и затравленно смотрела сквозь арку прихожей на входную дверь. Нож в руке ходил ходуном. Кулон как-то неуверенно сообщил, что убить ядвигу, конечно, можно, расчленив её, отрезав голову, словом, нанеся телу необратимые повреждения, которые оно не сможет регенерировать. Озвучивать Дашкины шансы это сделать украшение тактично не стало. Но воцарившаяся после реплики тишина звенела скорбью.
Голос так больше и не сказал ничего, пока девушка переворачивала диван и искала что-нибудь вроде топора.
— Что, не общаешься со смертниками? — процедила Дарья, у которой от беззвучья перехватывало дыхание и молотом гремел пульс в голове.
— Чшшш-ш, — присвистнул кулон. — Тебе лучше действительно сидеть тихо. А когда ночь станет чернильнопоздней… — продолжил он зловеще, тоном пугальщика-сказочника.
— Вот же придурок! — не оценила Дашка. Надела украшение на шею, сунула под кофту, трусливо всхлипнула и снова уставилась на дверь.
Та была обита темно-зелёной клеёнкой, с дурацкими пуговками-стяжками по поверхности. Цепочка жалко перехватывала щель входа и колыхалась от сквозняка.
Темнота бархатом текла из углов и окон, постепенно окутывая квартиру. По стёклам наждачно царапали ветки деревьев. Редкие шаги в подъезде гремели грузно и громко, но всякий раз это оказывался случайный прохожий — дверь не трогали. Кулон на обнажённой коже неожиданно налился жгучим холодом. Дашка сдавленно застонала, опустила взгляд, выудила украшение из-под кофты — и тут звонко треснула цепочка на двери. Девушка подпрыгнула так, что чуть не покалечила себя же неловко оттопыренным ножом, и диким взглядом уставилась на медленно открывающуюся дверь. Она не слышала, чтобы кто-нибудь передвигался в подъезде, не было грохочущих шагов, не было даже малейшего шороха. Но вот сейчас кто-то одним лёгким движением оборвал металлическую цепочку и медленно приотворял дверь. Даша, поскуливая, сползла
