торопились уходить. Кветка покосилась на застывшего в стороне Махьяра. Тот явно приготовился ждать.
Ждать. Махьяр был ревностен, набожен и искренен в своей вере. Не было ничего, чего бы он не мог сделать, если чувствовал, что такова воля Зигмара. И все-таки самым тяжким испытанием его веры было ожидание. Бездействие. Вынужденная праздность. Часы тянулись, наводя на мысли о нижних мирах, где проклятые терпят вечные пытки за свои злодеяния.
— Терпение — есть благороднейшая из добродетелей. — Обостренные чувства Байрама уловили настроение Махьяра.
— Я родился в хибаре, сколоченной из обломков лачуги, — ответил Махьяр. — Во мне нет ничего благородного.
Байрам хихикнул:
— Поверь, твоя стойкость окупится. — Он повел рукой, словно указывая на ученых, собирающих воедино результаты ритуала. — Ты знаешь, что я отказался от зрения, чтобы яснее проницать волю Бога-Царя. Тебе приходилось быть свидетелем того, насколько правдивы мои предчувствия. Так вот, никогда еще знамение, заставившее меня присутствовать на сегодняшнем ритуале, не было столь сильным. Перед нами — откровение огромной важности.
Махьяр посмотрел на чародея Гаевика, размышляя о выкрикнутых им словах.
— Возможно, было бы лучше, если бы все это обернулось пустышкой.
— Возможно, — кивнул Байрам. — Но что лучше — готовиться к бедствию до того, как оно грянет, или сидеть в блаженном неведении, пока катастрофа станет неизбежной? Колесо судьбы вращается вне зависимости от нашего согласия. Если есть шанс, пускай и малый, прервать этот цикл отчаяния, разве не стоит о нем узнать? Двойные города будут всегда трепетать на грани гибели, пока Госпожа Печалей угрожает нам, пока ее призраки охотятся на наших людей, высасывая жизнь из нашего сообщества.
Ученые взволнованно зашумели, и Махьяр, обернувшись, увидел, что некоторые из них кинулись со стопками книг в обсерваторию. Они сверялись со множеством свитков и томов, со священными текстами, вывезенными из Азира первыми колонистами, и с таинственными фолиантами, спасенными из туманного прошлого Бельвегрода. Азириты предпочитали полагаться на просвещенную мудрость своих книг, обретенные внимали суеверным страхам предков. Столь разные интерпретации весьма редко приводили ученое собрание к согласию. Поэтому дебаты могли длиться месяцами — каждая фракция, опираясь на свои источники, упрямо отстаивала какой-нибудь мелкий нюанс.
Ивор, однако, определенно не желал погрязнуть в обычных обсуждениях. Он выбрал за основу определенный набор записей — и на этой основе возводил все остальное. Махьяр с раздражением обнаружил, что заметки, которым иерофант придает столь большое значение, сделаны Кветкой.
— Друзья мои, бессмысленно спорить о мелочах, — провозгласил Ивор, пытаясь примирить спорящие фракции, и высоко поднял листы, исписанные Кветкой. — Мы поняли структуру. Мы знаем, что перед нами.
— Перед нами — погибель, — простонал один из ученых-азиритов. — Откровение означает смерть нашего народа. Госпожа Печалей идет со своими легионами…
— Она и раньше подступала к нам со своими армиями, — перебил Махьяр. — Но милостью и благословением Зигмара мы отражали ее попытки уничтожить нас.
— Прошло двадцать лет с тех пор, как она в последний раз нападала на наши города, — напомнил другой ученый.
— Значит, скоро нам вновь предстоит стать объектом ее внимания, — сказал Махьяр. — Мужайся, — посоветовал он перепуганному ученому. — Смелость — лучшая защита от ночных охотников. Мы уже давали отпор неупокоенным. И, сохраняя стойкость, сделаем это снова.
Кветка поднялась из-за своего стола. За последние слова Махьяра она ухватилась, как за лакомый кусочек:
— А что, если никакого «снова» не будет? Если мы сумеем сделать так, чтобы нашим городам никогда больше не пришлось бояться Госпожи Печалей?
Ивор, кивнув, шагнул к ней и вновь поднял листы:
— Вот откровение, которое мы извлекли из могильных песков. Способ разрушить злостное проклятие, висящее над нашими общинами. Способ дать отпор, а не смиренно ждать следующего нападения.
Махьяр обдумал слова иерофанта.
— Но как нам это сделать? — спросил он. — Как нанести удар по врагу, который уже мертв?
— Организовав экспедицию против того, кто призывает мертвецов из гробниц, — ответила Кветка. — Выступив против самой Госпожи Печалей.
— Безумие, — возразил один из ученых.
— Необходимость, — поправил его Ивор. — У нас есть шанс исполнить пророчество. Разорвать бесконечный цикл разрушения, снять извечное проклятие с наших городов. И жить наконец в мире.
— Старые тексты подтверждают это, — сказала Кветка. — Они говорят об избранном, о герое двух Владений, который станет ключом к освобождению.
— Кто же этот герой? — пожелал знать Махьяр.
На сей раз ему ответил Ивор. Старый чародей похлопал по стопке заметок:
— Есть такой герой в Двойных городах. Человек двух Владений, достигший такой известности, что о нем говорят даже в вашем храме.
Махьяр щелкнул пальцами. Он понял, кого имеет в виду Ивор.
— Яхангир! Его отец из Западного Предела, но мать была родом из Восточного Дола.
— Единственный, кого славят и азириты, и обретенные, — подтвердил Байрам. — Объединенную экспедицию обоих городов может возглавить только он. И только он способен исполнить пророчество.
— Да, но, чтобы добиться успеха, сперва он должен разыскать Оракула под Вуалью, — сказала Кветка. — Ее силы издавна известны обретенным. Древняя провидица обитает в башне в нескольких днях пути от Моря Слез. Лишь посвященной известна тайна прохода в замок Госпожи Печалей.
Но чародей Гаевик дал этому месту другое название. И тихий шепот его проник в уши каждого находившегося в обсерватории:
— К могильному двору леди Олиндер.
Глава вторая
Холодный ветер выл над Погребальными Водами, шаря стылыми пальцами по улицам Западного Предела. Яхангир чувствовал его ледяные щипки даже сквозь накинутый на доспехи плащ — казалось, что шею щекочут студеные губы, голодные, жаждущие добраться до живого тепла.
Яхангир вскинул кулак, приказывая патрулю остановиться. Потом медленно осмотрелся, вглядываясь в тени. В Двойных городах никто и никогда не игнорировал бегущие по спине необъяснимые мурашки и пробирающий до костей озноб. Островитян преследовало не просто воображение, и страхи ночи были порождены вовсе не игрой света и тьмы.
Голубоватый свет маленькой лампы, прицепленной к плечу Яхангира, озарял заброшенные развалины, которые осматривали его солдаты. Покрытые коркой засохшей слизи, напластовавшейся за века, проведенные под водой, стены больше напоминали древние окаменелости, нежели что-то, созданное человеческими руками. Бреши в бесформенных остовах намекали, что тут некогда располагались давно сгнившие двери и окна. Крыши и перекрытия обрушились, засыпав стены грудами обломков. Кое-где улицы перегораживали останки какого-нибудь истлевшего шпиля или узкой башни. Более или менее уцелевшие строения выглядели еще жутче, чернея ощеренными пастями злобных зверей.
— Увидел что-то, командир? — спросил один из солдат, следовавших за Яхангиром.
— Нет, Омид, — ответил тот, продолжая изучать тени. — Нечего тут видеть.
Уловив, с какой интонацией произнес командир последнее слово, Омид встревоженно кивнул. Слишком хорошо солдаты Гробовой стражи знали, что силы, угрожающие их
