Между 1814 и 1817
К ЛИЛЕТЕ
(Зимой)
Так, все исчезло с тобой! Брожу по колено в сугробах,Завернувшись плащом, по опустелым лугам;Грустный стою над рекой, смотрю на угрюмую с’осну,Вслушиваюсь в водопад, но он во льдинах висит,Грозной зимой пригвожденный к диким, безмолвным гранитам;Вижу пустое гнездо, ветром зарытое в снег,И напрасно ищу певицу веселого мая.«Где ты, дева любви? — я восклицаю в лесах. -Где, о Лилета! иль позабыла ты друга, как эхоЗдесь позабыло меня голосом милыя звать.Вечно ли слезы мне лить и мучиться в тяжкой разлукеМыслию: все ль ты моя? Или мне встретить,Как встречает к земле семейством привязанный узник,После всех милых надежд, день, обреченный на казнь?Нет, не страшися зимы! Я писал не слушая сердца,Много есть прелестей в ней, я ожидаю тебя!Наша любовь оживит все радости юной природы,В воспоминаньи, в мечтах, в страстном сжимании рукМы не услышим с тобой порывистых свистов метели!В холод согреешься ты в жарких объятьях моихИ поцелуем тоску от несчастного друга отгонишь,Мрачную, с белым лицом, с думою тихой в очах,Скрытых развитыми кудрями, впалых глубоко под брови, -Спутницу жизни моей, страсти несчастливой дочь».
Между 1814 и 1817
К АМУРУ
(Из Генсера)
Еще в начале маяТебе, Амур жестокий!Я жертвенник поставилВ домашнем огородеИ розами и миртомОбвил его, украсил.Не каждое ли утроС тех пор венок душистыйНосил тебе, как жертву?А было все напрасно!Уж сыплются метелиПо обнаженным ветвям, -Она ж ко мне сурова,Как и в начале мая.
Между 1814 и 1817
ДОСАДА
Как песенка моя понравилась ЛилетеОна ее — ну целовать!Эх, други! тут бы ей сказать:«Лилета, поцелуй весь песенник в поэте!»
Между 1814 и 1817
ЦЕФИЗ
(Идилия)
(И. А. Б….ому)
Мы еще молоды, Лидий! вкруг шеи кудри виются;Рдеют, как яблоко, щеки, и свежие губы алеютВ быстрые дни молодых поцелуев. Но скоро ль, не скоро ль,Все ж мы, пастух, состар’еемся; все ж подурнеем, а Дафна,Эта шалунья, насмешница, вдруг подрастет и, как роза,Вешним утром расцветшая, нас ослепит красотою.Поздно тогда к ней ласкаться, поздно и тщетно. ВертушкаВряд поцелует седых — и, локтем подругу толкая,Скажет с насмешкою: «Взглянь, вот бабушкин милый любовник!Как же щеки румяны, как густы волнистые кудри!Голос его соловьиный, а взор его прямо орлиный!»— Смейся, — мы скажем ей, — смейся! И мы насмехались, бывало!Здесь проходчиво все — одна непроходчива дружба!
«Здравствуй, здравствуй, Филинт! Давно мы с тобой не видались!Век не забуду я дня, который тебя возвратил мне,Мой добродетельный старец! Милый друг, твои кудриСтарость не скупо осыпала снегом! Приди же к Цефизу;Здесь отдохни под прохладою теней: тебя oжидаютСочный в саду виноград и плодами румяная груша!»
Так Цефиз говорил с младенчества милому другу,Старца обнял, затвор отшатнул и ввел его в садик.С груши одной Филинт плоды вкушал и хвалил их,И Цефиз ему весело молвил: «Приятель, отнынеДерево это твое; а я от холодной метелиБуду прилежно его укутывать теплой соломой:Пусть оно для тебя и цветет и плодом богатеет!»Но — не Филинту оно и цвело, и плодом богатело:В ту же осень он умер. Цефиз молил жизнедавцаТак же мирно уснуть, хоть и бедным, но добрым. Под грушейСтарца он схоронил и холм увенчал кипарисом.
Часто слыхал он, когда простирала луна от деревьевВлажные, долгие тени, священное листьев шептанье;Часто из гроба таинственный глас исходил — казалось,Был благодарности глас он. И небо давало ЦефизуМного с тех пор и груш благовонных, и гроздий прозрачных.
Между 1814 и 1817
ЗАСТОЛЬНАЯ ПЕСНЯ
Други, други! радостьнам дана судьбой,Пейте жизни сладостьПолною струей.
Прочь от нас печали,Прочь толпа забот!Юных увенчалиБахус и Эрот.
Пусть трещат морозы,Ветр свистит в окно,Нам напомнят розыС Мозеля вино.
Нас любовь лелеет,Нас в младые дни,Как весна согреетПоцелуй любви.
Между 1814 и 1817
К ФАНТАЗИИ
Сопутница моя златая,Сестра крылатых снов,Ты, свежесть в нектар изливая,На пиршестве богов,с их древних чел свеваешь думы,Лишаешь радость крыл.Склонился к чаше Зевс угрюмыйИ громы позабыл.
Ты предпочла меня, пиита,Толпе других детей!Соломой хижина покрыта,Приют семьи моей,Тобой, богиня, претворяласьВ очарова’нный храм,И у младенца разливаласьУлыбка по устам.
Ты, мотыльковыми крыламиПорхая перед ним -То меж душистыми цветами,То над ручьем златым, -Его манила вверх утесаС гранита на гранит,Где в бездну с мрачного навесаСедой поток шумит.
Мечтами грудь его вздымала,И, свитые кольцом,С чела открытого сдувалаТы кудри ветерком.Пусть гул катился отдаленный,Дождь в листья ударял, -Тобой, богиня, осененныйМладенец засыпал.
Огни ночные, блеск зарницы,Падающей льдины громЕго пушистые ресницы,Отягощенны сном,К восторгам новым открывалиИ к трепетам святым,И в мраке свода ужасалиВидением ночным.
Заря сидящего пиитаВстречала на скалах,Цветами вешними увитаИ с лирою в руках.Тобой, богиня, вдохновленный,С вершин горы седойСвирели вторил отдаленнойЯ песнию простой:
«Что ты, пастушка, приуныла?Не пляшешь, не поешь?К коленям руки опустила,Идешь и не поешь?Во взоре, в поступи томленье,В лице пылает кровь,Ты и в тоске и в восхищеньи!Наверно, то любовь?
Но ты закрылася руками!Мне отвечаешь: нет!Не закрывай лица руками,Не отвечай мне: нет!Я слышал, Хлоя, от пастушек,Кто в нас волнует кровь,Я слышал, Хлоя, от пастушекРассказы про любовь!»
Кругом свежее разливалсяЦветов пустынный дух,И проходяший улыбалсяМне весело пастух:«Не улыбайся, проходящийВеселый пастушок,Не вечно скачет говорящийС цветами ручеек,Взгляни на бедного Дафниса,Он смолк и приуныл!Несчастного забыла Ниса,Он Нису не забыл!»
Как ты, Фантазия, училаРебенка воспевать,К свирели пальцы приложила,Велела засвистать!Невинный счастлив был тобою,Когда через цветыВела беспечною рукоюЕго, играя, ты.
Как сладко спящего покрылаВ последний раз ты сномИ грудь младую освежилаМахающим крылом.Я вскрикнул, грезой устрашенный,Взглянул — уж ты вдали,Летишь, где неба свод склоненныйПадет на край земли.
С тех пор ты мчишься все быстрее,А все манишь меня!С тех пор прелестней ты, живее,Уныл и томен я.Жестокая, пустыми ль снамиТы хочешь заменитьВсе, что младенчества я днямиТак мало мог ценить!
Кем ты, волшебница, явиласьМне с утренней звездой,И, застыдившись, приклонилась,Обвив меня рукой,К плечу прелестными грудями?Скажи, кто окропилМеня горячими слезамиИ, скрывшись, пробудил?Чей это образ несравненный?Кто та, кем я дышу?О ней, грозою окруженный,На древе я пишу;Богов усердными мольбамиЕе узреть молю.Чего не делаешь ты с нами!Увы, и я люблю.
Между 1814 и 1817