– Как Аида с Феликсом сумели протащить на сборе эту бредятину насчет взносов? – вдруг досадливо взвинтился Игорь. – Ни один из барабанщиков за это не голосовал, а большинство все равно…
– Охмурили ребят, – согласился Кирилл с командиром барабанщиков Нессоновым.
– Охмурять они умеют… – буркнул Словко.
– Ну, давайте ваши лапы, я поехал, – сказал Кирилл. Попрощался и укатил.
– Словко, пошли к нам, – позвала Ксеня. – У нас пирог с горбушей.
– Пирог – это хорошо. Но мне уже пиликали из дома…
Тогда с ним распрощались и близнецы. Словко смотрел им вслед. Хорошие люди. Словкины ровесники. Даже чуть постарше, хотя и поменьше ростом. Характером слегка (а может, и не слегка) похожие на Жека. Не капитаны еще и не командиры судов, потому что опыта у них не в пример меньше Словкиного, зато матросы его экипажа. И барабанщики. А он, Словко, из барабанщиков уже «брысь». Кто виноват, что вдруг сделался выше Нессоновых чуть не на голову! Сказали на сборе «пора, брат, пора». Оставили в утешение аксельбант и нашивку барабанщика-ветерана, перевели в ассистенты знаменной группы, а барабан он передал на линейке маленькому Сережке Гольденбауму. Чуть слезу не пустил тогда…
Словко зашагал по улице Кочегаров, поглядывая на небо. Над головой оно было уже темно-синее, дрожали первые звезды. Одна – желтая и лучистая – напомнила крохотный фонарик в руке бронзового мальчика. Эта старинная статуэтка служила в «Эспаде» переходящим призом ежегодных парусных гонок. Получал ее рулевой яхты-чемпиона. Правда, ему домой давали мальчика с фонариком лишь на неделю. Потом он стоял на почетном месте в кают-компании, под большим снимком победившего экипажа.
Словко ни разу еще не был победителем – ни тогда, когда ходил матросом, ни в должности рулевого. Вторые места бывали, да. Ну, может быть, еще повезет и с первым…
Желтая звезда вздрагивала, и Словко вдруг показалось, что ритм ее дрожания тот же, что у колеса Рыжика, когда оно вертелось с чуть заметной неравномерностью. Но это была не отчетливая мысль, а просто ощущение. Вернее одно из ощущений в конце длинного хорошего дня…
Первая часть
Талисман
Пламя на мысу
1
В первую пятницу июля «Эспада» прощалась со своей самой заслуженной яхтой. С «Томом Сойером». А что было делать?.. Во время недавнего шторма «Томика» с оборванным рулем и развороченным швертовым колодцем бросило на камни у Каменного острова («острова Шаман», как говорили в отряде). Скальные обломки пробили обшивку в нескольких местах, и видно стало, что фанера гнилая, разбухшая, разлезающаяся слоями. И не заменишь такую, потому что в рыхлых стрингерах и шпангоутах шурупы держаться не станут…
Моторка притащила «Томика» на базу. И собрание капитанов и рулевых решило: отходил свое бедняга. Жаль, а куда деваться? Для яхточки, скроенной из обычной фанеры, двенадцать лет – старческий возраст. «Томик» и так пережил многих своих собратьев, построенных позже, а сожженных раньше.
«Том Сойер» был первым среди эспадовских яхт класса «Марк Твен». Этот проект разработал Даниил Корнеевич Вострецов. От «великой ностальгии», как он сам говорил. Однажды Корнеич (в ту пору молодой еще) загремел в госпиталь ветеранов из-за своей ампутированной ноги, а вернее из-за протеза. Сам протез, естественно, не болел (ему-то что!), но он, тяжелый и неуклюжий, натирал и уродовал культю, вызывая всякие воспаления. Корнеича «засадили» в хирургическое отделение, и там он отчаянно заскучал – по жене, по маленькому Ромке и по своему отряду, который в то время вернул себе прежнее гордое имя «Эспада». Чтобы не маяться целыми днями «в тоске и тревоге», Корнеич потребовал себе листы миллиметровки. Тем боле, что все равно необходимо было думать о новых судах. Отрядная шхуна «Тремолино» давно обветшала, шлюпка тоже текла и разваливалась.
«Не боги горшки обжигают», – сказал окружающим и себе музейный сотрудник и журналист Вострецов.
Раньше он горшков не обжигал. То есть не было у него никакого корабельно-конструкторского опыта. Правда, строил когда-то с ребятами крохотное фанерное суденышко «Тремолино», однако чертежи готовил не он, а прежний командир «Эспады» Саша Медведев. Была у Корнеича только интуиция парусника, знающего, что нужно яхте для быстрого и безопасного хождения. Он обложился книжками с проектами любительских судов и начал «в муках порождать» собственную конструкцию маленького бермудского шлюпа. Такого, чтобы и устойчивый был, и бегал резво, и воды не набирал, если, не дай Бог, перевернется. И чтобы строить его было не сложно, потому что работать-то придется ребятам от восьми до четырнадцати годков…
Они хорошо поработали, эспадовские матросы и капитаны той поры. «Том Сойер» оказался той яхточкой, о которой мечталось. Он брал на борт экипаж из четырех ребят, обгонял «Кадеты» фабричной постройки из юношеской секции «Металлист», и не переворачивался при самом свежем ветре (если, конечно, не разевать рот). Ну а перевернется, так что? Водонепроницаемые отсеки держат корпус на плаву. Не ударяйся в панику, прыгай на шверт, тяни борт на себя – и вот уже шестиметровая мачта с мокрым парусом снова торчит вертикально…
«Том Сойер» положил начало серии «марктвеновских» швертботов. Через год, после большого строительного бума, спущены были на воду «Гек Финн», «Джим», «Бекки Тэччер», «Джо Гарпер»… Кто-то предлагал даже название «Индеец Джо», но большинство его отвергло – уж больно неприятная личность. Зато появилась «Тетя Полли», хотя название это было принято не без полемики. Затем еще – «Миссисипи», «Сент-Питерсборо», а за ними «Том Кенти» (из «Принца и нищего»).
Потом названия менялись на другие, уже не «марктвеновские». Обветшавшие яхты уходили на слом, вместо них строились другие, а давать старые имена новым судам в «Эспаде» было не принято.
Возникли «Барабанщик» и «Тимур», «Гаврош» и «Буратино», «Динка» и «Оливер Твист»… А вот для «Гарри Поттера» места не нашлось. Никто не спорил – книжка интересная, только… ну, вот почему-то не вставало это имя в дружный корабельный ряд…
Кроме «марктвенов» пять лет назад построили два более крупных судна. Похожих на легендарную шхуну «Тремолино». Только передняя мачта у них была больше задней, а борта повыше и корпус пошире. То есть это были вместительные и надежные бермудские кечи – очень удобные для дальних походов…
Одно время начали возникать сложности с правами командиров. Площадь парусности на яхтах «Эспады» значительно превосходила ту, что была у детских «Оптимистов» и «Кадетов». Там-то для вождения хватало удостоверений «юного рулевого», а эти непонятные «марктвены»… Однако начальство морской школы РОСТО, где теперь базировалась «Эспада», смотрела на «оранжевых магелланов» с явной симпатией («Это наша смена!»), а излишне придирчивым водным инспекторам всегда можно было сказать: «Дети проходят курс обучения, видите, их сопровождает моторка с инструктором»… Год назад начальником школы стал Дмитрий Олегович Соломин – давний выпускник «Эспады», а ныне – каперанг Российского флота. Он провел немало лет на подводных лодках и теперь был отправлен в Преображенск, на берега Орловского озера, «дослуживать до пенсии» (так, по крайней мере, звучала официальная версия).
Начальник этот (бывший Димка Соломин и давний друг Корнеича), исходя из мореходного опыта «Эспады» и здравой флотской логики, рассуждал так. Двенадцать лет, мол, это все равно, что тринадцать («По себе помню»), а тринадцать – это, значит, четырнадцатый год; «четырнадцатый» же – почти то же самое, что «четырнадцать». И подписывал испытанным двенадцатилетним командирам «Гаврошей» и «Хоббитов» удостоверения с нужным размером парусности.
Таким образом Словко в конце октября прошлого года сменил узкий матросский вензель на полноправный капитанский…
Сегодня каперанг Соломин был здесь же, в месте с «Эспадой».
С «Томика» была снята мачта и все металлические вещи – пригодятся для новых яхт. Мало того, на скулах были вырублены куски обшивки с названием. Один – для отрядного музея, другой… Его попросила хорошая знакомая инструктора Кинтеля, Маринка. Потому что в начале девяностых она – Маринка Орехова (отрядный «лекарь, пекарь и аптекарь») – была рулевым «Тома Сойера». Правда, не первым рулевым. Первым был Юрик Завалишин, а потом – Кинтель (то есть Даня Рафалов). Но Завалишин скоро уехал в Саратов, а Кинтеля очередной раз дед-медик устроил в больницу – подлечить немалые травмы, которые тот заработал, когда защищал от разгрома двухэтажный особняк, будущий штаб «Эспады» (правда, не защитил, дом сгорел, но это уже отдельная история). Тогда-то Маринка и «перехватила румпель».
