пора было кормить девчонок. Тётка Люба сегодня, похоже, не придёт. Да Антона это не очень-то и заботило. Он всё умел делать сам — и щи сварить, и постирать, и сестрам косы заплести. Убрав лопату под навес, парень вымыл руки и отправился на новую вахту — кухонную.
— Антоша! — обрадовалась его появлению Юля. — А у меня что-то пример никак не решается…
— А у меня упражнение не получается… — Валя расстроенно смотрела на старшего брата.
— Так, девчонки! — весело сказал тот и сгрёб их в охапку. — Сейчас будем обедать, а потом делать ваши примеры-упражнения. Идёт?
Они радостно взвизгнули и прижались к нему. Старший брат — стена, к которой всегда можно прислониться и которая защитит от невзгод. Очень быстро он стал им и отцом, и матерью.
— Антош, а ты нас не бросишь? — вдруг спросила Юля, с тревогой глядя на него.
Младшая Валя испуганно притихла, ожидая ответа брата.
— Не бойтесь, малышки, я всегда буду рядом! — твёрдо сказал Антон, на минуту став серьёзным. — А теперь — марш мыть руки!
Парень быстро поднялся, а девчонки повисли на нём с двух сторон, и он стал их кружить. Это у них была такая игра. Сёстры смеялись, вцепившись в него, словно маленькие обезьянки. А он их всё кружил и кружил.
— А, сынок… — в дом, слегка пошатываясь, вошёл отец.
От него явственно разило перегаром. Немытый и нечёсаный он производил удручающее впечатление.
— Как там у вас жизнь? И вообще… — спросил отец и тут же забыл. — Пожевать у нас есть что-нибудь?
Антон аккуратно поставил девочек на пол.
— Идите мойте руки, сейчас будем обедать, — повторил он сёстрам.
Когда те убежали, подошёл к отцу.
— Помыться надо, пап… Что же ты ходишь такой? — тихо сказал Антон. — Я вечером баню затоплю.
— Трудно тебе с нами, сынок… — внезапно проговорил отец.
Иногда, в такие вот минуты просветления, он осознавал всю реальность происходящего.
— Ты бы не пил, пап, а? — вместо ответа попросил сын.
— Да теперь уже всё равно… — горько сказал тот. — Мамы нет, а больше мне никто не нужен…
— А мы? — так же тихо спросил Антон. — Что с нами будет, ты подумал?
— Не могу я не пить, понимаешь? — вдруг заплакал отец пьяными слезами. — Так я хоть забываюсь ненадолго!
— Ладно, пап, садись за стол, сейчас я обед разогрею… — Антон понял, что убеждать его бесполезно. — Только умойся хотя бы, а то сейчас девочки придут.
— Хорошо, сынок, — тот поспешно вытер слёзы. — И — прости меня…
Антон ничего не сказал и отправился на кухню. В прихожей послышались тяжёлые шаги, дверь распахнулась и, шумно отдуваясь, вошла тётка Люба. Она втащила за собой объёмные сумки и бросила их у порога.
— Вот, мяса достала по случаю… — вместо приветствия проговорила она. — И ещё кое-чего разного…
— Ой, вот спасибо, тётя Люба! — обрадованный Антон выглянул из кухни.
Тёткин зычный голос был слышен отовсюду.
— Ты, Антош, разбери это, — попросила она, — а то я умаялась…
— Конечно! — улыбнулся парень. — Я сейчас обед подам и уберу в морозилку.
Он как заправская хозяйка искренне радовался, что теперь долгое время не надо будет ломать голову, чем кормить семью. Благо, что у них в доме имелся морозильник — старенький, но вместительный, он надёжно выполнял свою работу.
Антон уже проворно накрывал на стол, резал хлеб и разливал по тарелкам дымящиеся щи. Прибежали сестрёнки и сразу же потянулись к тётке Любе.
— Ах вы мои котята… — ласково запричитала она своим трубным басом и прижала к себе девчонок.
Было забавно наблюдать, как эта грузная, неповоротливая тётка воркует, словно нежная голубка. Детей у Любы не было, и она изливала на малышек всю свою нерастраченную материнскую любовь.
— А ты что, Георгий, сидишь такой лохматый-немытый? — вдруг без перехода напустилась она на отца. — Точно леший…
— Ну что ты, Люба… — тот покосился на девочек.
— Неужто не стыдно? И опять глаза залил? — продолжала распекать его тётка, нимало не смущаясь присутствием дочек.
Но те оставались невозмутимыми, потому что знали — у Любы была такая манера общаться с их отцом, а так-то она отличалась отходчивостью и добрым сердцем.
— Садитесь все за стол! — позвал Антон. — Остывает же!
И семья принялась за обед. Эх, семья, семья… Разве это семья? Неужели о такой женщине рядом мечтал Георгий? Была у него Наденька — единственная и неповторимая, любовь всей его жизни. Поженились они рано, сразу после школы, и никогда он не то чтобы не ходил на сторону, а даже не смотрел больше ни на кого. Просто не замечал других! Всегда у него перед глазами была лишь его Наденька — милая, улыбчивая, чернобровая хохотушка…
Потом Антошка родился им на радость, а через некоторое время и девчонки пошли одна за другой. Вот это была семья! Георгий тогда работал шофёром-дальнобойщиком, хорошие деньги получал, и всё в дом, всё для них — любимой Надюши и детишек. А та ловкая была по хозяйству и весёлая, с делами как будто играючи управлялась. Он и привык, что в доме всегда порядок, детишки ухожены, а Наденька выбегает ему навстречу, когда он возвращается из рейса.
Однажды Георгий вернулся, а она лежит. «Что ты, милая, среди дня лежишь? — удивлённо спрашивает. — Вроде ночь ещё не скоро». Надюша посмотрела на него серьёзным, долгим взглядом, как будто думала какую-то свою думу, ему недоступную. «Что-то устала я, Жора, — говорит. — Наверное, скоро помру». И глядит вроде бы на него, но в то же время словно внутрь себя заглядывает. «Что ты такое говоришь!» — не на шутку всполошился он. А сам видит, что поведение Наденьки изменилось — ни улыбки привычной, ни шутки, а только этот долгий, чужой и пугающий взгляд. Почувствовал он, что дело серьёзное. Ну, по врачам пошли, а те говорят — поздно. Не обманула тогда Наденька — трёх месяцев не прошло, как её не стало.
Георгий ходил оглушённый, словно обгоревшее дерево. И всё не понимал, не мог поверить, что это правда. Ему казалось — приснился кошмарный сон. Он сейчас проснётся и снова увидит, как Наденька выбегает из кухни ему навстречу и руки вытирает о полотенце. Но нет, это был не сон. И когда Георгий, наконец, осознал жестокую реальность, для него настала чёрная ночь, которая больше никогда не сменялась светлым днём. Друзья как-то раз предложили выпить — мол, попробуй, полегчает! Он и попробовал. И, правда, вроде бы легче стало на какое-то время. Дальше — больше. И понеслось. С машины его, конечно, сняли. Сначала, войдя в положение, перевели в обслуживающий персонал, потом
