– М-да, красотка.
– Красотка? – переспросил Роджер, вспомнив, что он не один. – Кто красотка?
– Нет, не Сюзан Клайн, с которой я приехал и на которую вы не обратили внимания. А другая. Блондинка. Датчанка. Жена профессора. Миссис Банг. Она красотка. – Он кивнул в сторону Элен.
– Ах вот вы о ком, понимаю.
– Это хорошо. Правда, красотка?
– Что ж, можно сказать и так.
– Рад, что вы согласны со мной. Что она собой представляет?
– Не понимаю, что вы имеете в виду?
– Ах, вы не понимаете, – рассмеялся Мечер. – Да неужели? А вы посидите, подумайте, глядишь, и сообразите. Навряд ли я мог иметь в виду ее внешность – я и сам не слепой, что ж мне спрашивать чьего-то мнения. По сути дела, именно ее внешность заставила меня назвать ее красоткой. Ну вот, поскольку мы решили, что я не мог иметь в виду ее внешность, значит, я имел в виду что-то другое: скромна она или нахальна, умна или глупа, образованна или полная невежда, любит ли выпить, что у нее за характер, какие привычки – ну и все прочее. Вот что я имел в виду.
Роджер молча слушал Мечера, буравя его взглядом и раздумывая, чему отдать предпочтение: грубо оборвать его и тем ограничиться или все-таки применить к нему физическое воздействие. После продолжительной паузы он сказал:
– Я вас понял. Однако, не говоря уже о том, что не считаю возможным обсуждать с кем бы то ни было подобный предмет, должен вам заметить, что у вас, по моему мнению, настолько сильна идиосинкразия на жизнь вообще, что вас вряд ли интересует мое или чье-либо еще мнение по данному или любому другому вопросу.
– О нет, мистер Мичелдекан, вы ужасно несправедливы. Вижу, у вас сложилось превратное представление обо мне. Конечно же, меня интересует, что вы думаете о миссис Банг. В конце концов, вы знаете ее куда как дольше, чем я, согласитесь. К тому же вы старше и судите более зрело и взвешенно.
– Тут вы правы, – сказал Роджер. – Так что отложим, с вашего позволения, обсуждение достоинств миссис Банг до той поры, пока вы не обретете достаточного опыта. В данный момент это не имеет смысла.
Он встал, чтобы, как было задумано, подойти к Элен, но тут его позвала Грейс. Сделав над собой усилие, он повернулся на голос и увидел, что она направляется к нему в сопровождении незнакомых мужчины и женщины примерно его возраста. Наверняка Строд Эткинс с женой. Выглядели оба потрепанными, хотя одеты были пристойно. Ясно было, что они жаждут, чтобы их представили ему. К удивлению Роджера, его взора не застила алая пелена ярости, как это обычно бывало в таких случаях. Он встретился глазами с миссис Эткинс, тоненькой женщиной с огромными глазами и каштановой челкой, и их взгляд задержался друг на друге чуть дольше, чем было необходимо. Ее муж принялся с энтузиазмом трясти ему руку, громко приговаривая:
– О, англичанин! Еще один чертов англичанин. Здорово. Просто здорово. Знаете, я жуткий англофил. Поверьте, приятель, тут нечасто встретишь настоящего англичанина.
Глава 3
чем жуткий англофил отличается от обычного англофила? – спросил Роджер, обратив внимание, что миссис Эткинс тем временем, опустив голову, внимательно изучает ничем не примечательную траву у себя под ногами.
– Черт возьми! Я просто имел в виду, что до того люблю англичан и все английское, даже самому противно становится. Да что там говорить, не только мне, но и многим моим приятелям. И все равно продолжаю любить, чему есть несколько причин. Главное, я люблю их из-за своего английского происхождения. Предки у меня – англичане. Даже не знаю, в скольких поколениях. Я вот о чем хотел спросить вас, мистер Декан…
– Мичелдекан.
– Прошу прощения… я хотел спросить, известно ли вам, что Томми, то есть «томми» – так называют рядового английского солдата, как американского – «джи-ай», или там как Соединенные Штаты – «дядя Сэм»… э-э… так вот, знаете ли вы, что фамилия настоящего Томми была Эткинс?
– Да, теперь, когда вы сказали, что-то такое припоминаю.
– Можете мне поверить, что так оно и есть. Это показывает, насколько я англичанин. Хочу еще вас спросить.
– Сделайте одолжение.
– Как вы, англичане, произносите слово… – Строд Эткинс нахмурился и облизнул губы, – слово «и-д-е-м»?
– Идем, – не колеблясь, ответил Роджер. Высокомерный взгляд, который он только что без особого успеха испробовал на Мечере, в данном случае и вовсе был бесполезен. – Идем, – повторил он отчетливо.
Эткинс с важным видом покачал головой.
– Едим, – сказал он, – так или примерно так это произносится.
– Но все нормальные люди… Эткинс поднял ладонь.
– А как вы произносите слово… – он нахмурился еще больше и уставился на мыски своих башмаков, – слово «г-о-д»?
– Год?
Эткинс удрученно вздохнул:
– Гад.
– Но это же…
– В штате Западная Виргиния есть две долины, где еще говорят на чистейшем английском восемнадцатого века, на том языке, на котором говорили в Англии в восемнадцатом веке. Я родом из тех мест. Ну а… как вы произносите?…
Миссис Эткинс неожиданно повернулась к мужу и решительно сказала:
– Мистеру Мичелдекану не интересны все эти игры в слова. Почему бы нам не присесть?
– Если вы ищете, с кем бы обсудить проблемы произношения, – повеселел Роджер, – тут есть как раз такой человек. Пойдемте, я представлю вас.
Они направились к Бангам, прихватив с собой стаканы, Роджер – уже, наверно, пятидесятый по счету, Этккнс – первый, во всяком случае с тех пор, как появился здесь. По дороге Роджер попытался объяснить, кто такой Эрнст и чем он занимается. Однако ему не задалось возбудить интерес в своем слушателе. Когда они находились всего в пяти ярдах от Элен, она, что-то сказав Мечеру, грациозным движением поднялась со стула и направилась к раздевалкам. Легкий ветерок перебирал ее почти высохшие и ставшие пушистыми волосы.
Представив Банга и Эткинса друг другу, Роджер отправился в одиночестве бродить по участку. На всем немалом пространстве неровной торфянистой земли, которое Дерланджеры называли своим садом, не было ни цветочных клумб, ни живых изгородей, которые окаймляли бы участок, что, на взгляд Роджера, придавало ему незавершенный вид. Невысокий, поросший лесом холм в полумиле от дома горел всеми оттенками красного и оранжевого, вызывая у собравшихся бесконечное восхищение. Но кроме холма да двух-трех домов, отстоявших далеко один от другого, во всей панораме глазу не на чем было остановиться. Дорога была по-прежнему пустынна – ни единой машины. На обочине, у подножия сосны сидела белка и с любопытством глядела на людей. Внезапно, словно чего-то испугавшись, она взмыла вверх по стволу, спугнув ярко-красную птицу, которая, резко взмахивая крыльями, полетела к лесу. Хлопнула сетчатая задняя дверь, и чернокожая служанка Дерланджеров торопливо свернула за противоположный угол дома. Стоило ли тратить усилия, чтобы останавливать на всем этом внимание, пытаться осмыслить? Роджер считал, что не стоило.
Ему предстояли дела поважней. Прежде чем придет пора разъезжаться, хорошо было бы договориться с Элен или по крайней мере договориться о том, чтобы договориться. В который раз его охватывала зависть к парню из одного французского фильма, который он когда-то видел. Тот парень для подобных случаев использовал лютню, на которой в подходящие моменты исполнял определенный аккорд. Звук лютни повергал всех, кроме самого лютниста и дамы, на которую в этот раз падал его выбор, в бесчувственную неподвижность. Пара исчезала на некоторое время, а когда возвращалась на прежнее место, лютнист брал другой аккорд, и все вновь оживали. Хитрая штучка, эта лютня, только где же сейчас сыщешь такую.
Увы, не было у него ни лютни, ни тщательно припрятанной ручной гранаты, чтобы, прибегнув к их помощи, умыкнуть Элен или хотя бы заставить гостей и хозяев не подбегать к нему каждые четверть часа, чтобы затеять новую дискуссию. Но нужно, непременно нужно улучить момент и поговорить с Элен. В предстоящие две недели у него будет возможность – может, последняя – увезти куда-нибудь Элен, пусть хотя бы на пару дней. Это не так хорошо, как на пару недель, но все же лучше тех считанных встреч урывками, какие у них были до сих пор: несколько раз днем и вечерами в Копенгагене и Лондоне, а еще большая часть ночи, когда Эрнст уезжал в Оксфорд читать какой-то манускрипт. Мучительно было думать, что он так мало помнит из того, что ему особенно хотелось бы запомнить о тех встречах. Все остальное по-прежнему было живо в памяти: его притворный (чтобы обмануть Артура) уход из дома Бангов, который те снимали в Хэмпстеде; получасовое стояние на лестничной площадке в одних носках, пока никак не засыпавший Артур пил горячее молоко; и самое настоящее бегство в 5.45 утра, когда проснувшийся Артур крутил ручку двери, пытаясь войти в родительскую спальню. Хотя бы дня два, и чтобы не было никакого Артура.
Однако, сказал себе Роджер, ему понадобятся все силы на борьбу с целой армией Артуров, если все-таки случится так, что два дня растянутся на неопределенно долгое время. Есть ли у него реальная надежда отбить Элен у Эрнста? Последний раз в Лондоне она обещала подумать над этим и даже поцеловала его в губы, когда он встречал все их семейство в аэропорту. Тем не менее тон письма, которое он получил от нее спустя почти месяц после этого, был таким же, как всегда: веселым и всего-навсего дружеским. (И почему она никак не научится правильно писать его фамилию?) Он хотел было позвонить и сказать то, что ему всегда хотелось сказать ей без обиняков: слушай, ведь ты моя любовница. Тут нет ничего позорного, с какой стороны ни взглянуть; в этом он был совершенно уверен. За кого она, в конце концов, его принимает?
