— Неужели вы не хотите проявить благоразумие, старина? Мы стали друзьями с вашей женой. Не думаете ли вы, что несправедливо заставлять меня страдать за свои добрые поступки? Я не могу весь день спорить с вами. Мне надо готовить важное мероприятие на сегодняшний вечер.
— Это меня не касается.
— Верно, но и ваши дела — не моя забота. У меня есть одно предложение. Мистер Арчер — частный детектив. Я готов заплатить ему из своего кармана за то, чтобы он разыскал вашу жену. При условии, что вы прекратите изводить меня. Что скажете, хорошее предложение или нет?
— Вы — детектив? — спросил Уолл.
Я утвердительно кивнул.
Он посмотрел на меня с недоверием.
— Если бы я был уверен, что все это не подстроено... Вы дружите с Бассетом?
— Вижу его первый раз в своей жизни. Кстати, моего согласия по поводу этого предложения не спросили.
— Это как раз входит в вашу компетенцию, правда? — спросил Бассет ровным голосом. — У вас есть какие-нибудь возражения?
Возражений у меня не было, если не считать, что дело пахло керосином, что кончался довольно крутой год и я несколько приустал от всего. Я посмотрел на русоволосую мятежную голову Джорджа. Он был природным задирой, опасным для самого себя и, возможно, для окружающих людей. Вероятно, если я войду с ним в пару, то смогу отвести от него беду, на которую он нарывался. Я был идеалистом.
— Что скажете вы, Уолл?
— Мне бы хотелось, чтобы вы помогли, — медленно ответил он. — Хотя я предпочитаю заплатить вам сам.
— Я категорически против! — заявил Бассет. — Вы должны позволить и мне что-то сделать — меня тоже заботит благополучие Эстер.
— Я так и думал, — угрюмо вымолвил Уолл.
Я предположил:
— Давайте бросим жребий. Если орел — платит Бассет, если решка — платит Уолл.
Я метнул двадцатипятицентовую монету и прихлопнул ее ладонью на столе. Выпала решка. Я был к услугам Джорджа Уолла. Или наоборот.
Глава 4
Графф плавал в бассейне на спине, когда мы с Джорджем Уоллом выходили на улицу. Его коричневый живот поднимался над поверхностью воды, как панцирь черепахи с Галапагосских островов. Миссис Графф не думала раздеваться и сидела в полном одиночестве в солнечном уголке. Ее черная одежда, черные волосы и черные глаза, казалось, перечеркивали солнечный свет. Только долго и много страдавшие люди приобретали на своем лице и в фигуре такое величие, которое заменяло красоту.
Она интересовала меня, но я не представлял для нее никакого интереса. Она даже не подняла глаза, когда мы проходили мимо.
Я привел Уолла к своей автомашине.
— Вы, пожалуй, пригнитесь, когда подъедем к воротам. Тони может выстрелить в упор.
— Неужели?
— Может. Некоторые из этих старых вояк вспыхивают как порох, особенно если подзадорить их.
— Я не хотел с ним связываться. Я поступил не совсем красиво.
— Во всяком случае, неумно. Сегодня с утра вас дважды чуть не застрелили. Бассет был так перепуган, что вполне мог это сделать, и Тони здорово вспылил. Не знаю, как там у вас в Канаде, но в здешних местах нельзя особенно задираться. У многих вроде бы безобидных людишек в ящичках хранятся пистолеты.
Он еще ниже опустил голову.
— Виноват.
Он больше, чем прежде, походил на подростка, умственное развитие которого отстало от его физического роста. Несмотря на все это, он мне все-таки нравился. У него были хорошие задатки, которые могут получить дальнейшее развитие, если его жизнь не будет прервана.
— Не извиняйтесь передо мной. Спасенная вами жизнь может оказаться вашей собственной.
— Но я действительно сожалею о случившемся. Навязчивая мысль о том, что Эстер снюхалась с этим старым слюнтяем... Думаю, что я потерял голову.
— Найдите ее опять. И ради Бога, забудьте о Бассете. Вряд ли он может претендовать на роль бобра.
— Он давал ей деньги. Он признался в этом.
— То-то и оно, что он это признал. Возможно, сейчас кто-то другой оплачивает ее счета.
Негромким, ворчливым голосом он сказал:
— Кто бы это ни был, я убью его.
— Нет, вы этого не сделаете.
Он сидел, упрямо надувшись, когда мы подъезжали к воротам. Ворота были открыты. Тони, стоявший у входа в сторожку, приветливо помахал мне и удивился, увидев Уолла.
— Остановитесь, — сказал Джордж. — Я хочу перед ним извиниться.
— Не надо. Оставайтесь в машине.
Я повернул налево, на прибрежную автостраду. Она вилась по контуру отвесного, обрывистого берега коричневого цвета, затем постепенно спускалась к морю. Начался район прибрежных коттеджей, домики мелькали как бесконечная цепь ветхих грузовых вагонов.
— Знаю, что кажусь вам ужасным человеком, — выпалил Джордж. — Обычно я не бываю таким, не хожу вокруг, играя мышцами и угрожая людям.
— Вот это — хорошо.
— Это действительно так, — продолжал он. — У меня просто, видите ли, плохо сложился год. — Он рассказал мне об этом плохом годе. Началось все это на Канадской национальной выставке, в августе минувшего года. Он работал спортивным обозревателем в газете «Торонто Стар» и получил задание осветить выступления группы художественного плавания. Эстер выступала с отдельным номером в прыжках с вышки. Он никогда не придавал большого значения прыжкам в воду — он был помешан на бейсболе. Но в Эстер было что-то особенное, ее окружал блеск, какое-то свечение. Он поехал повидаться с ней в свое свободное время и после выступлений пригласил ее погулять.
Во время третьего выступления она слишком рано закончила два с половиной оборота, плашмя ударилась о воду, и ее вытащили из воды без сознания. Ее увезли раньше, чем он успел добраться до нее. Во время следующего представления она не выступала. В конце концов он отыскал ее в гостинице на нижней улице Ионде. У нее болели глаза, полопались кровеносные сосуды. Она сказала, что покончила с прыжками в воду, и разрыдалась у него на плече. Он не знал, как успокоить ее.
Это была его первая связь с женщиной, если не считать два случая в Монреале. В первую же ночь он предложил ей выйти за него замуж. Утром она согласилась. Через три дня они поженились.
Возможно, он не был в достаточной степени откровенен с Эстер. По тому, как он расходовал деньги, она могла предположить, что у него их было много. Возможно, ему хотелось создать впечатление, что он — важная персона в журналистских кругах Торонто, чего на самом деле не было. Он был в этом деле новичком, всего год назад закончившим колледж и получавшим пятьдесят пять долларов в неделю.
Эстер было нелегко приспособиться к жизни в двухкомнатной квартире на проспекте Спадина. Одна из проблем заключалась в болезни ее глаз, сосуды долго не могли восстановиться. Неделями она не выходила из квартиры, перестала причесываться, пользоваться косметикой и даже умываться. Она отказывалась готовить ему пищу. Говорила, что подурнела, потеряла работу и все остальное, из-за чего стоило жить.
— Мне не забыть прошлой зимы, — сказал Джордж Уолл.
В его словах скрывалось много чувства. Я повернулся и посмотрел на него. Он не ответил на мой взгляд. С задумчивым выражением он смотрел мимо меня на голубые воды Тихого океана. Зимние солнечные блики сверкали на его поверхности как скомканная фольга.
— Тогда стояла холодная зима, — продолжал он. — Снег скрипел под ногами, из ноздрей шел густой пар. Окна покрылись толстым слоем инея. Все время выходила из строя отопительная печь на мазуте, стоявшая в цокольном этаже. Эстер подружилась с консьержкой дома, с женщиной по фамилии Бин, которая жила в соседней квартире. В обществе миссис Бин она начала ходить в церковь — в такую причудливую маленькую церквушку, которая расположена в старом здании на Блуре. Я приходил домой с работы, а они сидели и разговаривали в спальне об искуплении, перевоплощении и других подобных вещах.
Однажды вечером, когда миссис Бин ушла, Эстер заявила мне, что Бог наказывает ее за грехи. Именно поэтому она сделала неудачный прыжок и застряла у меня в Торонто. Она сказала, что должна пройти очищение, чтобы ее следующее перевоплощение прошло на более высоком уровне. Примерно в течение месяца после этого мне пришлось спать на диване. Господи, как мне было холодно...
Накануне Рождества она разбудила меня среди ночи и объявила, что прошла через очищение. Во сне ей явился Христос и простил ей все грехи. Сначала я не принял всерьез ее слова — как я мог это сделать? Я пытался отшутиться, посмеяться над ней. И тогда она рассказала мне о том, что имела в виду под своими грехами.
Но тут он замолчал.
— Что же она имела в виду? — спросил я.
— Лучше не рассказывать об этом.
Он произнес это сдавленным голосом. Я искоса взглянул на него. Его лицо залила краска, покраснели даже уши.
— Как бы там ни было, — продолжил он свой рассказ, — у нас состоялось определенное примирение. Эстер отказалась от своего псевдорелигиозного увлечения. Но вместо этого она неожиданно загорелась страстью к танцам. Танцы — на всю ночь, а весь день — сон. Я не мог вынести таких нагрузок. Ведь мне надо было ходить на работу, не забывать о своей старой привязанности к бейсболу и хоккею и другим детским развлечениям. Она взяла себе за моду ходить одна в район Виллидж.
