Они уже стоят возле вагона третьего класса. Мария быстро поднимается по ступенькам и успевает окинуть взглядом перрон.
— Горизонт чист. Подай мне зонтик, и чемодан давай сюда. Ты куришь?
Они переходят в отсек для курящих и входят в свободное купе, освещенное синим светом. Мария буквально падает на сиденье у окна и облегченно вздыхает. Владя забрасывает наверх чемодан, кладет на него старомодный зонтик и шляпу, снимает непромокаемый плащ:
— Ух! Ну и жара!
— Ага, — кивает девушка. — А теперь садись поближе. Если кто-нибудь пойдет, обнимешь меня, но так, чтобы это было как в жизни… или как в кино… Ты ведь коммивояжер, да? Тебе хоть сказали, чем ты торгуешь?
— Сказали. У меня в чемодане даже альбом с образцами имеется. Виды тканей, прейскуранты цен, условия поставок — в общем, все как положено.
— Но со шляпой и зонтиком вы явно переборщили. Посмотри вокруг — ни у кого ничего подобного не увидишь.
— Не я же придумал этот сценарий.
Мария считает, что задание у нее гораздо проще, чем у тех, кто работает на маршрутах. Купить билет, проводить до вагона и разыграть сцену прощания — вот и все.
— Сейчас посмотришь, как я это делаю, — говорит она Владе. — Не забудь пообещать, что в воскресенье обязательно вернешься. Только не очень кричи, а то в прошлый раз парень так перепугался, что орал на весь перрон, смотрел же при этом не на меня, а куда-то в сторону… Руки не подавай: высовываться из окна не стоит. Мне главное добежать до туннеля, а там я полицейских вокруг пальца обведу… Как в кино… Они и опомниться не успеют…
Как в кино… Может, шпик не заметил ее? А что, если все же заметил и уже поджидает у выхода? Успеет ли она в таком случае скрыться в толпе? Ну что ж, через десять минут, когда поезд увезет Карела, все выяснится. Вернее, не через десять, а минут через шесть-семь.
— Ну, мне пора, — говорит она Владе. — Иди потихоньку за мной и остановись у окна.
Выйдя в коридор, она бросает взгляд в одну, потом в другую сторону, кладет свои маленькие руки Владе на плечи и крепко целует его, хотя это и не предусмотрено сценарием:
— Это тебе от меня на дорогу, чтобы удачно доехал.
В купе с трудом протискивается толстенная и весьма решительная дама с двумя дочками — четырнадцати и шестнадцати лет. Она тащит за собой чемодан, набитый дорожным скарбом. У старшей дочери в руках рюкзак, у младшей — облепленный кричащими рекламками чемоданчик, а за плечами туристская сумка.
— Девочки, садитесь возле дверей. Головы под пальто и спать! — приказывает дама и добавляет: — Надеюсь, есть вы не хотите.
Поезд трогается. Мария идет рядом с вагоном и машет Владе рукой. Встретиться с девушкой еще раз ему уже было не суждено. Во время террора, развязанного после убийства Гейдриха, Марию вместе с родителями арестовало гестапо. В последний раз ее видели в тюрьме на Панкраце. Она ждала своей очереди перед помещением, где совершались казни…
Ночью двери купе неожиданно распахиваются, и рука в кожаной перчатке щелкает выключателем. Свет ударяет пассажирам в глаза — они щурятся и мгновенно просыпаются. В проеме двери, словно призраки, возникшие из ночи, появляются двое. Один очень похож на бурша, другой — в очках и в серой шляпе, которая придает ему довольно свойский вид, что так не вяжется с непромокаемым плащом и предательски выглядывающими из-под него начищенными до блеска сапогами. Тот, кто похож на бурша, внимательно осматривает купе:
— Территория рейха. Куда едете?
— В Остраву, — по-чешски раздраженно отвечает дама.
Ее дочери, от страха зарывшись в пальто, наблюдают за призраками. Слышно, как у младшей стучат зубы.
— А вы? — вопрос обращен к Владе.
— В Моравскую Остраву, — следует четкий ответ по-немецки.
Очкастый тоже просовывает голову в купе. Две пары бдительных глаз придирчиво осматривают багаж пассажиров. Владя чувствует, как сердце у него уходит в пятки. Ему кажется, что вот сейчас полицейский ткнет пальцем в его чемодан и прикажет: «Снять! Открыть!» Потом он предъявит ему желтую карточку и предложит следовать за ними. По спине у Влади бегут мурашки, ноги моментально становятся ватными. Это продолжается не более тридцати секунд. Наконец рука в кожаной перчатке еще раз щелкает выключателем и дверь захлопывается. В купе опять темно, но даже в темноте Владя ощущает на себе ненавидящий взгляд решительной дамы — она, видимо, приняла его за немца. Он достает сигарету и жадно ею затягивается.
* * *
15 июля 1939 года. Раннее утро. На остравской улице, еще недавно носившей имя Карла Маркса, стоит молодой мужчина. Его покрасневшие глаза свидетельствуют о том, что он провел бессонную ночь. Чемодан, который он держит в руке, объясняет многое: ведь в это время прибывают скорые поезда из Праги и Жилины. Никто бы, наверное, не обратил на него внимания, если бы не зонтик, который он сжимает в руках. Это вызывает смех. Потому что дождя давно не было и, судя по всему, еще долго не предвидится.
Молодой человек понимает это, но не знает, куда же ему деть этот злополучный зонтик. Он поднимает его и опять опускает. Потом опирается на него, как на палку. Это движение он повторяет дважды. Прохожие оглядываются на него и улыбаются: на дворе великая сушь, а этот чудак вышел с зонтиком!
В доме на другой стороне улицы на одном из окон четвертого этажа поднимаются жалюзи. Из окна высовывается женщина лет тридцати. Она внимательно осматривает улицу и опускает жалюзи. Молодой человек пересекает улицу и исчезает в доме.
Поднимаясь по лестнице, он слышит за дверями квартиры на втором этаже две звонкие пощечины, громкий плач и возмущенный голос: «И это называется вымыть шею?! Я покажу тебе, как это надо делать, прохвост ты эдакий!»
Из приоткрытых дверей угловой квартиры доносится Жужжание кофемолки. На третьем этаже тихо, но жужжание кофемолки и всхлипывания «прохвоста» долетают и сюда. Вот наконец четвертый этаж. Из дверей квартиры, расположенной посередине, выходит мужчина в кепке с бидоном в руках. Окинув Владю равнодушным взглядом, он направляется к лестнице. Двери квартиры он оставляет открытыми.
— Добро пожаловать, товарищ, — приветствует Владю женщина, только что поднимавшая жалюзи. — Умойся и приходи пить кофе. Я тоже еще не завтракала. Чемодан занеси в комнату, а постель я тебе уже приготовила.
После завтрака она дает инструкции, как ему себя вести. Он останется один, потому что ей пора на работу. Он может спокойно спать или лежать, но ни в коем случае не шуметь: соседи все слышат, а хозяйка, которая целый день дома, все время выслеживает и вынюхивает. Обед в духовке, его нужно только подогреть. Вечером придут друзья и объяснят, что делать дальше.
Вечером приходят двое. Первый, маленький и коренастый, складывает в портфель два пакета из синей бумаги, в которых самое необходимое, потом с минуту стоит, прислушиваясь, возле дверей и исчезает. Второй в это время готовит похожий сверток, куда складывает дождевик и безнадежно испорченную шляпу, и засовывает его в большой бидон. Возле дверей он тоже ненадолго задерживается, прислушиваясь, а затем кивает Владе:
— Ну, товарищ, пора. Как только выйдешь, сразу сворачивай направо. Я тебя догоню.
Последний день на родной земле. Настроение у Влади неважное. Почти на каждом шагу ему попадаются серо-зеленые мундиры офицеров вермахта и черные мундиры эсэсовцев. Нарукавная повязка с фашистской свастикой в белом круге уже просто действует на нервы. Здесь этих повязок гораздо больше, чем в Праге. На дорожке, ведущей в парк, установлена табличка: «Собакам и евреям вход строго воспрещен!» Такого в Праге Владя не встречал.
… Ресторанный оркестр играет не переставая. Шумная толпа заполняет тротуар. Это расходятся гитлеровские офицеры под руку с женщинами и девушками, чтобы в их компании коротать очередной вечер.
— Браво, Герман! Поздравляем тебя с прекрасным трофеем, — кричат какому-то немцу приятели, обступая его черный «мерседес».
Девица уже в машине. Она звонко смеется, прячась за своего кавалера в черном.
— До свидания, Герман!
— До свидания… — доносится из отъезжающего автомобиля, — в Лондоне или в Москве!
— До свидания… — машинально повторяет Владя. — Когда-нибудь и мы встретимся!
* * *
Они выходят на конечной остановке трамвая и направляются к Богумину, который с прошлого года считается территорией Польши. Уже темнеет. Улицы пусты. Внезапно из темноты появляется фигура девушки в белом свитере.
— Дальше пойдем вместе, — предупреждает она.
Парень с бидоном остается где-то сзади.
Они почти бегут. Вот и окраина города. В беспорядке разбросаны домики, огороды, сады. Девушка останавливается и трогает Владю за плечо:
— Видишь домик впереди? А двух парней, что стоят у входа, видишь?
— Вижу.
