– У дружка он, у Саньки Малышева! – сквозь пьяные рыдания сообщила родительница. – Какой день всё дурь свою смолят, не задохнутся!
В квартиру Малышева пришлось звонить и стучать долго. Наконец Санька очумело отозвался: – Какого … надо?
– Саня, открой, – сказал Кравец. Его голоса Малышев знать не мог. – Я из Приреченска, от Секи. Базар есть.
За дверью помедлили, а потом она распахнулась. Степанов, держа руку с пистолетом в кармане, шагнул в квартиру первым. Здесь стоял густой конопляный «кумар».
– Ох, ни фига себе, от Секи! – Малышев, узнавший бывшего шефа местной ментовки, попятился в глубь прихожей. Степанов двинулся за ним.
– Фу, ну и насмердели вы здесь. Где твои гости, Санек?
Позади вдруг раздался грохот. Выхватывая пистолет, Степанов резко обернулся. Кравец прижимал к полу извивающегося Косяка, который изо всех сил тянулся к откатившемуся в сторону обрезу двустволки. Степанов подскочил, помог перевернуть задержанного на живот. Кравец защелкнул на запястьях Косяка браслеты наручников.
– Захожу за тобой, а тут стенная ниша открывается и из нее этот деятель с обрезом. Я еле успел ногой зацепить…
Степанов поднял обрез, переломил. Торцы стволов тускло блеснули желтыми кругляшами гильз. Судя по маркировке – крупная дробь. Если б саданул в упор – похоронный марш и воинские почести обеспечены! Спина покрылась холодным потом.
– С меня причитается, – сказал Степанов.
– Не то слово! – Кравец ухмыльнулся, обыскивая распластанного Косяка. Тот вдруг идиотски захохотал – «дурь» в нем еще бродила вовсю.
16.
– Ходатайство об аресте готово. Прокурор поддержал. – Следователь Кадочников отложил ручку. – Надо везти подозреваемого к судье в Приреченск. Решайте вопрос.
– Легко! – Матвиенко снял телефонную трубку, вызвал Евсеенко и Грося. – Так, стой там и слушай сюда! Вы с самого начала по этому делу рыли. Вам доверяется почетная миссия – конвоировать злодея. Вопросы есть?
Степанов, одуревший от табачного дыма и бессонницы, накинул куртку и, чтоб не слипались глаза, отправился глотнуть морозного воздуха. По дороге откуда-то возник Кравец, они вместе вышли на крыльцо. Постояли молча. Майор достал сигареты, но, поморщившись, снова спрятал их в карман.
– А по девочке все равно ничего, – сказал Степанов.
– Это да, – согласился Кравец. – Косяк к ней никакого отношения не имеет. Тебе бы лучше вернуться в Удачинск да напрячь соседние районы. В поселке копать бесполезно, все уже перекопали.
– У меня приказ замначальника управления – оставаться тут до упора.
– Это ясно. Когда его за жабры будут дергать, он отчитается, дескать, там крупный специалист из убойного, не спит, не ест, работу заворачивает.
– Так-то оно так, – сказал Степанов. – Но, хочешь смейся, хочешь пой, а есть у меня ощущение, что он где-то здесь, рядом.
– Кто? Замнач?
– Нет. Тот, кого мы ищем.
– Агент Малдер, где ваша напарница Скалли? – Кравец хохотнул. – Тебе информацию НЛО передает?
– Ладно! – Степанов ткнул Кравца кулаком в плечо. – Когда мои крестины отпразднуем?
– Какие такие крестины?
– Ну, после Косяка с его обрезом я, считай, опять на свет родился.
– Ишь, жук! Пузырем решил отделаться! Ты мне теперь по гроб жизни обязан!.. Да хоть сегодня вечером. – Кравец, помолчав, вдруг добавил другим тоном: – Зря ты на меня тогда бочку накатил.
– В смысле? – Степанов сделал вид, что не понял.
– Не прикидывайся. Я только приехал – мне шепнули, что ты на мое место метил. А я, получается, тебе дорогу перебежал. Ты в районе свой. Вес имеешь. А я пришлый, поддержки ждать не от кого. Подумал: начнет мне этот парень палки в колеса ставить. Ну, решил на всякий случай подстраховаться. Ерунду, конечно, спорол. Но не со зла, честное слово.
– Вот блин! – Степанов почесал в затылке. – И такому паскудному типу я, можно сказать, обязан жизнью. Карьерист ты несчастный!
– Ты не прав, я белый и пушистый, – не согласился Кравец. – Просто солдату сильно охота дослужиться до генерала. Что в этом плохого?.. Матвиенко вечером с собой возьмем?
– А как же!
17.
Следственно-оперативная группа бесповоротно забрела в тупик. Между делом раскрывали попутно то кражу, то грабеж, то «бомбили» общаковскую «базу», но на след того, кого искали, не вышли. Местная братва, которой ментовская возня мешала спокойно жить, всерьез обсуждала перспективу самим «надыбать этого козлёныша и впалить мусорам, чтоб не хипешились». К тому же сдать такого «жавера позорного» даже по воровским понятиям было не западло. Но и братки в этом начинании никуда не продвинулись.
Степанов, с утра явившись в отделение, из-за отсутствия зримых перспектив усаживался писать разные справки и рапорты в оперативно-поисковое дело, в результате чего оно разрослось до нескольких пухлых томов. Матвиенко, наблюдая этот процесс, ухмылялся и спрашивал:
– Роман сочиняешь? Как будет называться?
– Три долбогрёба, – хмуро ответствовал Константин.
Матвиенко гыгыкал.
– Ну, ясно. Ты со своими «Москвичами» – Автос. Я старший по деревне, скажем, Пердос. Наш милейший Кравец – за Адерьмиса. А Драньтаньян где?
– А вместо него Евсеенко. Нет ему шмурыжить, как все, так он к нам на свою задницу прибился. Его и драть станем за плохую работу.
…Зима кончилась. Деревья, освободившиеся от снежного груза, будто выпрямились, а на улицах снег превратился в серую, ноздреватую коросту. Над поселком беспросветно висели влажные облака, то и дело разражаясь густым весенним снегопадом, который вскоре сменился ранним дождем.
Кравец теперь наезжал в Индустриальный лишь изредка, у начальника криминальной милиции проблем хватало в городе. Назначение Матвиенко все затягивалось, Игорь ворчал, и Степанов, продолжавший безвылазно сидеть в поселке, нередко по привычке принимался руководить работой отделения. В своей группе он оставил Стаса Евсеенко и участкового Грося. Остальной личный состав собирал раз в неделю, проводил унылые совещания – никакой новой информации по убийству школьницы не поступало.
Константин несколько раз ездил в УВД – на доклад.
…Заместитель начальника управления перелистал пухлые тома оперативно-поискового дела, бегло просмотрел документы и фототаблицы.
– Писать умеешь, раскрывать бы еще научился.
– Прилагаю усилия, товарищ полковник!
Замнач нахмурился.
– Хорошо, что прилагаешь. Но я вот смотрю план дополнительных мероприятий. Глобальный документ. Направлен на выявление потенциальных подозреваемых в масштабах всего человечества. Что, совсем никаких зацепок?
– Пока никаких.
Полковник задумался. Наконец принял решение.
– Понимаю, что замучился в командировке. Но если это работа какого-то психа, сам знаешь, он не остановится. Нам новых трупов дожидаться нельзя. А местные без тебя в своей текучке дело забросят. Так что возвращайся. А мероприятия по отработке версии о проезжем я поручил твоему шефу.
Степанов встал.
– И вот еще, – остановил его заместитель. – Что у вас там за дрязги с Кравцом?
– Неверная информация, товарищ полковник.
– Вот и я решил, что неверная. Иначе, чего бы ради вы с ним да с Матвиенко вместе нажрались и среди ночи горланили песни на весь поселок?
Степанов потупился. – Да мы, вроде, и не горланили, так, спели для бодрости.
– Смотрите мне! Филиппы Киркоровы! Не раскроете девочку, вместе поедете участковыми в Чумикан. Там запоете.
18.
Запущенный сквер, глухой от привольно разросшегося кустарника, тонул в непроглядной темноте. Редкие фонари горели поодаль, возле пятиэтажек, а здесь по крошащемуся асфальту заброшенной садовой дорожки приходилось ступать наугад. Снег окончательно сошел, больше не отсвечивал, и поселок вечерами погружался во мрак. Не доходя до калитки в металлической изгороди, Наташка в нерешительности замедлила шаг. Нырять в безлюдную темень пусть пока и безлистых зарослей было жутковато. В свои двенадцать лет Наташка уже подкрашивала губы и ресницы и ни за что бы не призналась, что побаивается вампиров, хоть и не верит в них.
Можно в обход, но там недавно прорыли котлован – придется о-е-ей сколько обходить! Мамка и так поднимет ор, что допоздна задержалась у подружки.
Где-то рядом шаркнули шаги. Наташка передернула плечами и решительно шагнула в калитку. Эти две сотни метров через сквер можно и пробежать. Она внезапно споткнулась о вывороченную бордюрину, больно ушибла пальцы ноги и, сдерживая слезы, закрутилась на месте. И ботинки новые. Наверняка, носок сбила! Ох и влетит!
Шаги отчетливо прозвучали совсем рядом, но Наташке было не до них. Потом она почувствовала, как ее сзади крепко обхватили вокруг пояса, и чья-то грубая пятерня зажала ей рот и нос. Из глаз от ужаса сыпанули искры. Наташка забилась, но сильные, злые руки держали крепко, не давая дышать. От удушья и страха в голове помутилось. Грубая ладонь нырнула девчонке под куртку, больно сжала наметившуюся выпуклость груди. Наташка рванулась, изловчившись, впилась зубами в прижатые к лицу скользкие пальцы, услышала за спиной болезненное кряхтенье и, судорожно глотнув воздуха, завизжала что было сил. Грубая хватка на мгновение ослабла, и девочка, лягнув нападавшего, вырвалась и побежала, не прекращая кричать. У выхода из сквера преследователь успел сцапать ее за куртку. Наташка захлебнулась воплем и, теряя сознание, повалилась на землю.
