1 декабря 1800 года Гренье, осажденный эрцгерцогом перед Мюльдорфом, у Ампфинга, удержал позицию до прибытия дивизии Гранжана, которое позволило ему отступить в полном порядке. Исход сражения при Ампфинге, показавшегося австрийцам великой победой, довел их самоуверенность до апогея; они не понимали, что Моро умышленно завлекает их на поляну в глубине Эберсбергского леса, перерезанную лощинами, ручьями и старыми деревьями. Он остановился у деревни Гогенлинден, в местности, как нарочно созданной для того, чтобы не дать развернуться превосходной австрийской коннице. Одна узкая, замкнутая между двумя возвышенностями дорога ведет через деревню Маттенбет из Мюльдорфа в Мюнхен. Эрцгерцог Иоанн безрассудно двинулся по ней вопреки резонным увещеваниям своего ментора, старого генерала Лауера. Кинмайер должен был с севера грозить левому флангу Моро, но дивизии Леграна и Ластуля сумели одни остановить его; с юга же генерал Риш должен был проселочными дорогами, ведущими к Эберсбергу, обойти правое крыло французской армии. Хладнокровие Моро, искусный расчет операций и строгая точность в исполнении его приказов обеспечили французам полный успех. В то время как главная часть австрийской армии бесконечной лентой тянулась по маттенбетскому шоссе – пехота во главе, артиллерия в центре, конница в хвосте, – в то время как Гренье, Ней и Груши стойко выдерживали атаку эрцгерцога, Ришпанс и Декан, быстро пройдя тропинками, о существовании которых знал Моро, врезались между Ришем и главной колонной, чтобы зайти ей в тыл. Действительно, Декан задержал Риша и не дал ему послать подкрепления главной армии. Вдруг войска эрцгерцога дрогнули и пришли в замешательство. Моро с радостью услышал сильную канонаду в тылу австрийцев и немедленно выдвинул Нея, которого до сих пор должен был держать при себе, против австрийской колонны, навстречу Ришпансу, бешено атаковавшему ее сзади. Австрийское войско уподобилось водовороту, ряды расстроились, и солдаты разбегались по лесу, куда глаза глядят, карабкаясь на высоты или бросаясь в трясины. Вскоре маттенбетское шоссе было усеяно грудами трупов и раненых, лошадьми без всадников, разбитыми повозками, брошенными орудиями и артиллерийскими фурами. 20 000 убитых или раненых австрийцев, около сотни орудий и огромное количество запасов – таковы были трофеи этой блестящей победы. Побежденные едва спасались под прикрытием ночи и снега (2 декабря 1800 г.).
Победа при Гогенлиндене была последней республиканской победой. Никогда больше Франция не видела такой скромности в своих военачальниках, такой почтительной преданности со стороны солдат, таких трогательных проявлений патриотизма, как объятие двух соратников, Нея и Ришпанса, на поле битвы, после того как они соединились, прорвав с двух сторон австрийскую армию. Моро и в голову не приходило раздуть свою победу хвастливыми рапортами: он донес о ней удивительно скромным письмом, заключавшим в себе всего несколько строк. Бонапарт сообщил о ней Законодательному корпусу как об одной из величайших побед, какие когда-либо были одержаны, и написал Моро, что он превзошел себя.
Но позднее он взял назад свои похвалы. Он утверждал, что эта победа была результатом чистой случайности и что операции эрцгерцога Иоанна далеко превосходили операции Моро. Странно видеть такую мелочную зависть со стороны величайшего военного гения, какого знает история. Но в глазах Бонапарта всякая похвала, достававшаяся другому, была ущербом его собственной славе.
Штейерское перемирие. Австрийская монархия находилась на краю гибели. Моро гнал перед собой жалкие остатки армии эрцгерцога на Инн, Зальц, Траун и Эннс. Каждый день был для него новым триумфом. Император поспешно призвал эрцгерцога Карла, лишенного гофкригсратом командования, чтобы назначить его на место его брата, эрцгерцога Иоанна; это был единственный австрийский полководец, способный предотвратить дальнейшие поражения. Но когда он увидел, как расстроена армия, он посоветовал своему брату просить мира. Моро мог бы победителем вступить в Вену. Его помощники советовали ему предпринять этот поход, не представлявший теперь ни малейшей опасности, чтобы добиться от императора более выгодных условий мира. Но Моро решил остановиться по дороге к Эннсу, не желая доводить австрийцев до отчаяния. «Я предпочитаю, – сказал он, – завоевать мир». Прекрасный и редкий пример военного бескорыстия. В силу штейерского перемирия (25 декабря) не сдавшиеся еще баварские и тирольские крепости должны были быть переданы французам, и Австрия, вопреки ранее принятым ею на себя обязательствам, должна была заключить с Францией отдельный от Англии договор.
Люневильский мир (9 февраля 1801 г.). Немедленно были начаты переговоры о мире. Барон Тугут передал руководство иностранными делами графу Кобенцелю, который лично отправился в Люневиль для переговоров с Жозефом Бонапартом. Первый консул в послании к Законодательному корпусу 2 января 1801 года указал, что непременным условием мира должно быть признание Рейна границей Французской республики и Эча – границей Цизальпинской республики. Кобенцель прилагал все усилия, чтобы добиться возвращения Тосканы эрцгерцогу Фердинанду, но безуспешно; он вынужден был согласиться на все условия победителя. В основу Люневильского мира (9 февраля 1801 г.) был положен Кампо-Формийский договор с включением двух новых пунктов, не выгодных для Австрии: 1) были признаны две новые «братские» республики – Батавская и Гельветская;[9] 2) Франц II должен был гарантировать договор не только от лица своей наследственной державы как австрийский государь, но и в качестве главы германской империи: Бонапарт не желал в будущем иметь дело с новым Раштадтским конгрессом. Тоскана, отнятая у австрийского эрцгерцога Фердинанда, была превращена в королевство Этрурию и отдана сыну герцога пармского, женатому на испанской принцессе. Первый консул очень благоразумно отказался от мысли восстановить Римскую и Партенопейскую республики. Папе были возвращены его владения в том объеме, какой они имели в конце 1797 года, т. е. без Романьи и Легатств. С неаполитанскими Бурбонами был заключен во Флоренции отдельный договор для утверждения условий перемирия, заключенного в Фолиньо, и Сульт с 10 000 человек занял Отранто, Тарент и Бриндизи.
Люневильский договор восстановил мир на континенте и окончательно отодвинул в тень Австрию. Отныне Габсбургам больше не к лицу искать той гегемонии в Европе, мысль о которой непрерывно дразнила их воображение с XV века. Австрия могла бы еще играть видную роль, если бы позаботилась о своем внутреннем сплочении, если бы захотела стать посредницей между Западом и Востоком и просветительницей полуварварских народов Восточной Европы. Но вместо этого она старалась лишь разрушить свое первенство в Германии. «Я до такой степени истощил мою монархию в смысле людей и денег, – писал Франц II, – что она не в состоянии занимать в европейском равновесии подобающее ей место; вместе с тем я утратил все мои политические связи и в этом тяжелом положении не могу рассчитывать ни на одного искреннего союзника».
II. Война с Англией
Морская тирания Англии. Люневильский оговор освятил первенство Франции на континенте. Но Англия оставалась неуязвимой на своем острове. Владея Мартиником, Санта-Лючией, пятью французскими городами в Индии, Гвианой, Капштадтом и Цейлоном, отнятыми ею у голландцев, Миноркой и Тринидадом, завоеванными у Испании, она имела возможность блокировать все порты Франции и ее союзников; она господствовала на всех морях, и ее владычество переходило в тиранию; она обогащалась захватами торговых судов, и не только французских, но даже принадлежавших нейтральным государствам. Напрасно Бонапарт, став первым консулом, заклинал английского короля дать свет миру. Ответ Питта Талейрану имел то последствие, что война стала еще более ожесточенной. Англичане решили завладеть Мальтой и Египтом, окончательно разорить испанские и голландские колонии и уничтожить французский флот.
Потеря Мальты (25 сентября 1800 г.). В Мальту был прислан совершенно недостаточный гарнизон в 4000 человек под начальством Вобуа. Вильнев привел туда корабли, избежавшие гибели при Абукире. Мальтийцы, очень дорожившие своей независимостью и крайне раздраженные ограблением церквей их ордена, подняли знамя восстания. Вобуа вынужден был бежать в крепость Лавалетту и здесь был осажден с суши мальтийцами под начальством каноника Кармана и нотариуса Виталя. Со стороны моря его блокировали соединенные эскадры Англии, Португалии и Неаполя. Правда, крепость считалась неприступной, и для защиты ее было достаточно небольшого гарнизона; но в ней не было почти никаких запасов, и осажденным грозил голод. Уже с первых дней осады не хватало дров; чтобы печь хлеб, приходилось ломать старые корабли. Цинга производила страшные опустошения: 550 человек, более восьмой части всего наличного состава, умерло в госпитале. Паек скоро был ограничен хлебом и растительным маслом, а вино и водку давали лишь раз в пять дней. Рис берегли для госпиталя. Осажденные развлекались фехтованием, танцами, театром. По временам распространялся слух, будто англичане разбиты или будто идут на выручку подкрепления и т. п.; такими невинными выдумками Вобуа поддерживал бодрое настроение своих войск. Между тем командор Балль и португальский адмирал Ницца прислали полученные из Франции письма, которые не оставляли никакой надежды: попытка Бонапарта прислать вспомогательное войско потерпела неудачу. К началу сентября 1800 года, после 26-месячной осады, в крепости осталось продовольствия только на восемь дней. Пришлось сдаться. Условия капитуляции были таковы: гарнизон выйдет из крепости с оружием в руках и будет отправлен в Марсель на английских кораблях. Остров Мальта останется в руках англичан до заключения общего мира; затем он будет передан или рыцарям ордена Иоаннитов, или русскому царю, или неаполитанскому королю. Но англичане сумели навсегда удержать в своих руках этот ценный залог.
