— Давай прощаться, — протянул мне руку капитан. — Через час уезжаю.
— Завидую, — сказал я. — Одним хорошим офицером в действующих войсках будет больше. До свидания.
— Если только оно состоится…
Он ошибся. Оно все-таки состоялось. Я нашел тело капитана в пустом подъезде, когда вернулся вечером домой. Нашел там же, где мы стояли: у дверей бездействовавшего лифта — в том же морском кителе, с кровавым пятном на груди.
Короче говоря, его убили.
5. Следствие
Я поднялся к себе и позвонил из комнаты сестры на Петровку, 38.
— У телефона Стрельцов.
Еще один знакомый у меня в Наркомате внутренних дел.
— Беспокоит вас, если помните, журналист Вадим Глотов… Я вам сигнализировал о подозрительных личностях в бомбоубежище на Кировской улице. Вы обещали их найти, если они вам попадутся.
— К сожалению, должен вас огорчить. Пока они еще не попались.
— А теперь я звоню, чтобы вас огорчить еще одним делом. Сейчас я нашел у себя в подъезде труп жильца нашей квартиры капитана Березина. Застрелен.
— Ваш адрес? — мгновенно спросил Стрельцов.
Я рассказал.
Кто-то тихонько постучал в дверь костяшками пальцев.
— Открыто! — крикнул я.
Дверь скрипнула, и в комнату заглянул Клячкин.
— Я тоже видел его, — проговорил он шепотом. — И это я положил его на спину. У него сквозная рана в области сердца. Так, кажется, говорят медики?
— А почему вы тут же не сообщили в угрозыск? — спросил я. — И как давно это было?
— Телефон в коридоре не работает, а березинская комната была уже заперта, — объяснил он. — Спустился вниз потому, что не мог заснуть после этой тревоги. Тут-то я его и нашел. Не понимаю, почему его убили. Хочу с вами посоветоваться…
— О чем?
— Приедет милиционер из уголовного розыска, будет допрашивать. Так ведь он и нас может заподозрить. Ведь капитан с чемоданом ушел, а чемодана рядом и не было.
— Откуда вам это известно?
— Так я же с ним и прощался. Через час после тревоги. В подъезде его, должно быть, и хлопнули.
— Вы никого не видели на лестнице?
— Никого.
— И выстрела не слыхали?
— Нет. Что же мне говорить следователю?
— Правду. Все как было, так и рассказывайте.
Клячкин ушел и минут через десять вернулся вместе с сотрудником уголовного розыска. Только лет на десять старше меня, но уже светится лысинка. Одет по форме. Аккуратист. Почему не на фронте? Вероятно, недостаток работников в аппарате.
Прошелся по комнате, сказал:
— Значит, ты и есть журналист Вадим Глотов. А я Стрельцов. Однако тебя, оказывается, не было здесь после воздушной тревоги. Кто это может подтвердить?
— Пятеро из архитектурных мастерских на втором этаже. Вместе были на раскопках засыпанного взрывом убежища.
Я назвал имена.
— Я отправил убитого в морг. Врач говорит, что убийство произошло ранним утром. Убили его, должно быть, на улице, а труп потом перенесли в подъезд. Вы его там и нашли? — обратился он к портному.
— Именно там, товарищ.
— А зачем перевернули тело?
— Думал, что еще жив.
— Говорите, что он ушел с чемоданом?
— Точно.
— Ни чемодана, ни документов при нем мы не нашли. Кто может подтвердить, что это Березин?
— Мы все, — сказал Мельников. Он только что проснулся и без стука вошел с накинутым на плечи пледом.
— Кто кроме вас разговаривал с ним возле лифта?
— Бухгалтер Сысоев.
— Дома он?
— Наверное, уже на работе, — сказал Клячкин.
— Где он работает?
Оказывается, никто этого не знал.
— Он переселился к нам дня два назад из разбитого фугаской дома. С женой, — ответил я. — Сегодня на рассвете я видел ее на улице. Проходила мимо наших раскопок. Я могу подтвердить ее алиби. Честно говоря, ни одного из присутствующих нельзя обвинить в краже документов и денег у покойного. Тем более в убийстве.
— А куда и зачем уезжал Березин?
— В Новороссийск. В Мурманске он был командиром бронекатера. О новом назначении я не спросил.
— Ну, пока достаточно, — задумался Стрельцов. — Бухгалтера я вызову к себе на Петровку, а с тобой, журналист, пройдемся еще в одну квартиру. Кажется, мы нашли одного из твоих приятелей. Пригодишься для опознания. И возьмем его вместе, если понадобится. Есть?
Нужный Стрельцову дом находился неподалеку — в Столешниковом переулке. Шли молча, только у самого дома Стрельцов спросил:
— Оружия, конечно, у тебя нет?
— Откуда?
— Может и понадобиться, — он вынул револьвер из кобуры и переложил в карман шинели. — Думаю, что вашего капитана убили, когда он с чемоданом выходил на улицу. Втащили в подъезд и обыскали. И пистолет, если он был при нем, и деньги, и чемодан с вещичками с собой увели. К одному из таких мы сейчас и заявимся.
В квартиру на третьем этаже мы позвонили. Долго ждали отклика, пока чей-то хриплый голос не спросил нас:
— Кто?
— Снегиря не узнал, сволочь? — несвойственным ему басом спросил Стрельцов.
Дверь чуточку приоткрылась. Я сильно рванул ее на себя и тотчас же узнал в стоявшем на пороге того человека в драповой куртке, что покушался в подвале на мои дешевенькие часы.
Стрельцов вошел, подтолкнул его револьвером и громко крикнул:
— Руки!
Человек поднял руки над головой.
— В чужой квартире устроился, гад, — сказал Стрельцов и, не глядя на меня, спросил: — Он?
— Он.
— За что? — спросил в свою очередь ворюга. — Я в этой квартире ничего не взял.
— А в квартире на Пушкинской тоже ничего не брал? — продолжал допрос Стрельцов.
— Там я только в долю вошел, а работал Снегирь.
— С нами пойдешь, — заключил Стрельцов и, не оборачиваясь ко мне, добавил: — Подойди к окну, Вадим, не пришла ли машина: я ее сюда вызвал. Водитель знает.
Я обошел взломщика чужих квартир и, войдя в комнату, приоткрыл шторы. Машины не было.
— Ну что ж, — вздохнул Стрельцов, — поговорим пока с Криворучкой. Он не оратор, конечно, но кое-что рассказать может.
— Разрешите хоть руки опустить, гражданин начальник, — сказал Криворучка.
— Ладно, — разрешил Стрельцов.
Стоя у окна позади Криворучки, я вдруг заметил, что рука его тянется в задний карман брюк.
— Стрельцов! — крикнул я. — Он с оружием!
Бандит действительно успел вынуть браунинг. Но поздно: Стрельцов выстрелил первым. И Криворучка грохнулся на пол. Стрельцов подошел и посмотрел на лежащего. Большое красное пятно расползалось по лбу.
— Готов, — сказал Стрельцов.
— Он мог бы рассказать и о других, — пожалел я. — Их трое было.
На письменном столе стоял телефон. Начальник отдела взял трубку.
— Работает, — удовлетворенно проговорил он и набрал номер. — Товарищ полковник, Криворучку нашли. Сожалею, что не мог взять живым, моя вина. А вот с другим делом хуже. Личность установлена свидетельскими показаниями соседей по квартире. Кое-кого уже допросил. Есть подозрение. Еду.
Потом он набрал другой номер и распорядился, чтобы увезли труп и опечатали комнату.
— Слушай, Стрельцов, — сказал я, — ты доложил, что кого-то подозреваешь в убийстве капитана Березина. Кого, если не секрет?
— Вообще-то секрет, но тебе, думаю, сказать можно. Подозрителен мне ваш военный закройщик Клячкин. Он провожал капитана до двери и видел, что у того чемодан. Кстати, и деньги ему могут пригодиться.
— Не согласен, — возмутился я. — Честнейший человек. Он работал в ателье, имел и частный приработок. Никогда не занимал даже пятачка у соседей. Тем более не обвинишь его и в убийстве. Он трус и паникер, верно, но не убийца.
— А может быть, у Березина была с собой крупная сумма денег и ваш Клячкин узнал о ней?
— Он все лишние деньги переводил из Мурманска жене и теще. Какие суммы у капитана бронекатера? Убийцами его могли быть такие же субъекты, как этот бандит.
— Ладно, проверим, может, ты и прав. Пощупаем и бухгалтера, который тогда не ночевал дома. Узнаем, где он сейчас работает. Проверим его ночной пропуск. Боюсь только, что и его виновность сомнительна.
— Пришла машина, — сказал я.
На этом и кончился наш разговор с начальником отдела с Петровки.
6. Бухгалтер и его наган
Еще одна ночь, и еще одна воздушная тревога. Еще один налет вражеских «хейнкелей» и «мессершмиттов». Враг бросает на Москву тысячи истребителей и бомбардировщиков. И странное дело, Москва уже привыкла к тому, что она — это фронт. Люди работали и жили, не считая часов и ожидая только одного: разгрома гитлеровских полчищ у стен Москвы. Названия знакомых подмосковных железнодорожных станций, упоминаемых в сводках Совинформбюро, повторялись в разговорах без страха. И к воздушным тревогам даже привыкли: были уверены, что из сотни вражеских самолетов к городу прорвутся лишь единицы. Паники не было, хотя сомнения и множество вопросов возникали постоянно.
