— Это твой личный вывод или прочёл в интернете? — мягко усмехнулся Алексей.
— Это моё заключение основано на досье, — в этот момент Помпей сделал преднамеренно паузу и снова посмотрел в лицо Ухваткину, — я давно на них компромат собираю и, проанализировав всё, просчитал их ходы.
— Не понял, — удивлённо переспросил Алексей, хотя лицо оставалось непроницаемым, — какое досье и на кого?
— На Америку, — непринуждённо ответил Помпей и энергично откинулся на спинку кресла, да так, что оно даже слегка отбросило его обратно.
— Ты, что ненормальный? — в этот раз мимика Алексея ожила, он поднял вверх брови и повернул голову в сторону Помпея, пытаясь найти подтверждения своей догадке, что его просто разыгрывают.
— Нет, тебе досье собирать можно, ты, значит, нормальный, а мне нельзя, — его глаза впились в удивлённые глаза Алексея, и в его взгляде не было ни намёка, ни подсказки на то, что он шутит.
— Какое досье я собираю? — приглушённым голосом, как гусак засипел Алексей и, отпрянув назад, вдавил глубже своё тело в тощую больничную подушку, на которую он, полусидя на кровати, и опирался.
— Хватит меня лошить, за моё досье мне ничего не будет, а за твоё, — тебя уже чуть не грохнули, — раскрыл наконец-то свои карты Помпеев.
Ухваткин промолчал и лишь отвернул голову в сторону стены, у которой стояла его кровать.
"Выходит Помпей знал о диске, возможно даже ознакомился с его содержанием. Но как? Этого просто не может быть?" — продолжал терзать свой мозг Ухваткин давней проблемой, глядя уже в потолок своей спальни. И он снова помимо своей воли стал прокручивать больничный разговор с Помпеем, словно кто-то извне постоянно возвращал ход его мыслей в нужное и известное только ему, невидимке, русло.
— Ну, извини, я не хотел сыпать соль на раны, — нагло прервал затянувшуюся паузу Помпеев, — жизнь — это весы, в одном месте прибавляется, в другом убывает.
Он встал с кресла и подошёл к прикроватному столику, на котором, казалось, в беспорядке расположились различные и, на первый взгляд, никчемные предметы. На самом деле всё это было нужно больному, чтобы, не зовя никого на помощь, воспользоваться ими в случае надобности. Электрочайник, бокал с чайной ложкой внутри, сотовый телефон, зарядное устройство к нему, тарелка с яблоком и апельсином на ней, блокнот с ручкой, пластиковая бутылка с минеральной водой и одноразовым белым стаканчиком наверху.
Помпеев снял стаканчик с горлышка бутылки, отвинтил пробку и налил минералки почти до краёв стакана и уже, собираясь поднести его ко рту, неожиданно вытянул руку и предложил Алексею:
— Водички не желаешь?
Не дождавшись вербального ответа, а увидав лишь отрицательное кивание головой, продолжил:
— Ну, а я, с вашего позволения, выпью.
Он осушил стаканчик до дна, выдохнул удовлетворённо, вернул тару на место и снова, усевшись в кресле, заговорил:
— Да, жизнь состоит из противовесов. Вот взять хотя бы хрущёвки, ведь строились, чтобы решить жилищную проблему, решили, хорошо. Но появилась новая проблема, как обслуживать эти самые дома? Тогда под дорогами заложили гигантские трубопроводы для водоводов и теплоцентралей, которые ежегодно ломаются от огромного давления и ломают асфальт на дорогах. Понастроили клетушек, и живём "скованные одной цепью" и ограниченные в мышлении.
Помпеев перестал говорить, словно собираясь с мыслями или наоборот, проверял реакцию слушателя. Ухваткин, хотя и молчал, но голову уже повернул в его сторону, по-видимому, наученный предыдущим диалогом, ожидал от смены темы разговора нового подвоха.
— Нет, никогда не будет у нас хороших дорог. Прав классик один и прав классик другой: "… разруха она не в клозетах, а в головах", — продолжал он привычно разглагольствовать, словно на заседании в мэрии, — понастроили тесных лабиринтов для жилья — опустилась чаша весов вниз, уравновесили, бросив на другую гигантские трубы.
Реакции от Алексея не последовало, но Помпея это не смутило.
— А надо всего-навсего дома попросторней, автономии в них побольше и, казалось бы, заживём. Дороги устоятся, и всё будет хорошо, но нет, а как же ЖКХ и Автодор, что же тогда их кормить будет, кто о них позаботится? — философствовал Помпеев в одиночку на производственные темы.
— Что же ты на деле не продвигал свои взгляды, когда был мэром или решал другие проблемы? Хапнуть побольше? — наконец Алексей не выдержал болтовни Помпея и резко вступил в полемику.
— Вот не хами только. Ты же знаешь не понаслышке, что против ветра ссать — это всё равно, — и он неожиданно замолк с открытым ртом, подбирая нужные слова, а со стороны казалось, что ему просто не хватило в груди воздуха, и тут преодолев спазм, выдал такой перл, — что ежей голой задницей щупать.
— Ты сам-то понял, что сказал? — съязвил Ухваткин в ответ.
— Я-то понял, ты вот пойми, — продолжал Помпеев в запале.
— Ты скоро как Черномырдин будешь изъясняться, — уже более миролюбиво озвучил свою позицию Алексей.
— Ты же знаешь, у нас найдут экспертов, которые всё разложат по полочкам, докажут тебе, что земля имеет форму чемодана, а когда ты с ними согласишься — докажут обратное, — также снизив тональность диалога и добавив в него немного ясности, пробормотал Помпеев.
— У экспертов, как у американцев на все вопросы есть правильный ответ, но вот только по большому счёту, он оказывается, в конце концов, далёким от истины и ложным, — согласился с ним Ухваткин.
И они как всегда принялись ругать двуличный и лживый Запад, так как он далеко и им за это ничего не будет, да и другой привычки выпускать пар просто не было.
"Откуда он всё-таки узнал про диск?" — задал сам себе повторный вопрос Ухваткин и, откинув одеяло, сел на кровати опустив ноги на палас. После взрывной контузии, кроме травм конечностей, сотрясения мозга и краткосрочной потери памяти, он постоянно испытывал холод и даже в июле спал под байковым одеялом и в пижаме. Врачи успокаивали, говорили со временем пройдёт, нужно только подождать, вообще он легко отделался, могло быть и хуже.
Алексей встал, засунул ноги в тёплые мягкие тапочки-шлёпанцы, поправил пижамную куртку, перекрученную за ночь во сне, и, опустив обе руки в глубокие её карманы, пошмыгал в туалет. Проходя мимо зеркальных дверей шкафа-купе, он не удержался и глянул на себя в зеркало.
"Как фриц в сорок первом под Москвой, — оценил он свой вид в зеркале, как ни поправлял пижаму, воротник остался задранным вверх, и добавил с сарказмом, — хорошо ещё синяки сошли, а то было бы как под Сталинградом".
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
