С одной стороны, кажется совершенно очевидным тот факт, что евреи по самой своей природе более склонны к интеллектуальной деятельности, чем к физическому труду. Не случайно один из историков с иронией писал о том, что в эпоху Второго Храма евреи были посредственными гончарами, средними виноделами, плохими кузнецами, но при этом, если судить по данным археологических раскопок, законченными графоманами – в каждом еврейском доме уже той эпохи была библиотека со свитками священных текстов и сочинений популярных авторов, и, кроме того, почти каждый хозяин дома считал своим долгом написать какую-то книгу – в основном собственное жизнеописание, которое он считал крайне важным и поучительным для потомства.
Однако эта тяга к интеллектуальному труду отнюдь не предполагала какой-либо практической сметки. Напротив, греческие философы, называя евреев «самым глупым из всех народов», обосновывали этот свой тезис тем, что евреи не могут похвастаться хоть одним, сколько-нибудь важным изобретением – все технические достижения, все технологии они заимствовали у соседних народов. И это тоже правда: всю силу своего интеллекта евреи направляли на обсуждение вопросов, касающихся их взаимоотношений с Богом и взаимоотношений с другими людьми, но опять-таки в контексте того, насколько такие взаимоотношения угодны Богу. Так было в древности, и такое же положение сохранялось вплоть до нового времени: главным предназначением еврея считалось изучение Священного Писания и Талмуда, обсуждение споров, которые вели между собой мудрецы, детальный анализ той или иной ситуации с точки зрения заповедей Писания и т. д. И так как обучение всему этому начиналось с детства, то все это, несомненно, оттачивало ум еврея, способствовало развитию у большинства представителей этого народа острого и быстрого логического мышления. Не удивительно, что, в конце концов, и в практической сфере, при заключении сделок и вообще решении любых финансовых вопросов еврей нередко анализировал ситуацию во всех ее нюансах быстрее и точнее, чем не имеющий навыков подобного мышления нееврей. Таким образом, во время ведения деловых переговоров еврей всегда оказывался как бы на шаг впереди по сравнению со своим партнером-неевреем, добиваясь для себя наиболее выгодных условий сделки, а заодно обращая внимание на те мелочи, которые ускользали от внимания этого партнера. Видимо, в немалой степени именно отсюда берут начало представления о некой особой еврейской хитрости, мелочности и т. д.
В то же время сама история еврейского народа сложилась так, что для того, чтобы выжить в чужом и враждебном окружении, они должны были превратиться в народ перфекционистов. Только будучи лучшими в той или иной области, они могли в качестве пришельцев на равных конкурировать с законными хозяевами той земли, на которой волею судьбы им пришлось жить. Лишив их права возделывать землю, а порой и заниматься ремеслами, во многих странах им, по сути дела, не оставили никакого другого выхода, кроме как заниматься ростовщичеством и торговлей. И как перфекционисты они стремились выполнить дело, за которое взялись, лучше, чем другие. Что является критерием успеха в данных областях? Количество заработанных денег? Что ж, значит, мы будем зарабатывать деньги больше остальных. А если прибавить к этому тот фактор, что деньги дают хотя бы какую-то иллюзию силы и независимости, что с их помощью при необходимости можно попробовать откупиться от жаждущих еврейской крови и денег антисемитов, то деньги – это еще и средство самозащиты.
Однако как только изменятся условия жизни и представления о том, кто именно является уважаемым членом общества, какие профессиональные занятия обеспечивают наиболее высокий социальный статус, изменится и еврейское отношение к профессиям, задача которых сводится к «деланью денег». С не меньшей страстью, с какой они занимались торговлей, бизнесом и банковским делом, они бросятся в науку, искусство, литературу и снова – в силу свойственного им перфекционизма – займут в этих сферах лидирующие позиции. «Ты должен быть первым!» – вот тот девиз, под которым обычно проходит воспитание еврейского ребенка, а в чем именно он должен быть первым, это уже не так уж и важно.
В то же время в иерархии еврейских ценностей деньги никогда не занимали первое место. На первом месте для евреев, как уже было сказано, всегда были и оставались их взаимоотношения с Богом, постижение Его воли, то есть изучение Торы и других священных текстов. На бытовом уровне для еврея одно из важнейших мест всегда занимало не его собственное благополучие, а благополучие его семьи, прежде всего его детей, в которых еврей всегда видел залог своего вполне реального, а не трансцендентного бессмертия. Следуя этой иерархии ценностей, еврей обычно и распоряжался имеющимися у него деньгами. Из непонимания этой иерархии зачастую и берут свое начало представления о якобы еврейской скупости: еврей мог отказывать себе в самом необходимом, экономить на хлебе и воде, чтобы потратить сэкономленные деньги на образование детей, достойное приданное дочери, покупку дома для сына. Не мудрено, что он «жмотился», сидя в трактире, или занимал самое дешевое место на постоялом дворе!
Но в той же иерархии были ценности, которые еврей нередко ставил выше интересов своей семьи, и в первую очередь к ним относились интересы еврейской общины, интересы еврейского народа в целом, а нередко и интересы той страны, в которой этот еврей жил, – даже если эта страна отнюдь не отвечала ему взаимностью. Вот, к примеру, выдержка из корреспонденции, опубликованной в одной из русских газет в 1812 году, которую цитирует в своих «очерках времен и событий» Феликс Кандель:
«Один из евреев явился к командовавшему авангардом генералу от инфантерии Милорадовичу, предложил ему свои услуги. Добрая воля его не была отринута, и он тотчас был употреблен к собранию некоторых сведений. Генерал приказал ему выдать несколько денег, но еврей, уклоняясь от сей милости, сказал: “Теперь такое время, ваше высокопревосходительство, что все должны служить без денег”».
Но, пожалуй, наиболее сильно представление о евреях как о нации, представители которой ради денег готовы «отца родного продать», то есть спокойно торгуют любыми идеалами и принципами, в христианском обществе укоренилось благодаря евангельской истории о «христопродавце Иуде». Том самом Иуде, который, если верить евангельскому тексту, продал Иисуса Христа за тридцать сребреников и стал для христиан своего рода нарицательным обозначением еврея, символом его готовности продать за деньги все и кого угодно, его предательской и корыстной сущности.
«Поцелуй Иуды». Гравюра Гюстава Доре
А потому и сам образ Иуды Искариота, и то, насколько сложившееся восприятие этого образа соответствует реальному еврейскому поведению, заслуживает отдельного разговора.
Еще раз о 30 сребрениках и 30 миллионах фунтов стерлингов
Я не буду сейчас подробно говорить о том огромном различии, с которым евреи и христиане относятся к личности Иисуса Христа. Если для верующего христианина он – сын Божий, воплощение Бога в человеческом облике, появившийся на земле в результате непорочного зачатия, и т. д., то для евреев он всегда был и остается опасным еретиком, вероотступником, отщепенцем, рожденным от вольной или невольной измены его матери своему мужу. Не хочу я вспоминать и о недавно опубликованном тексте «Евангелия от Иуды», из которого следует, что он не только не предал Христа, но и являлся самым любимым и самым верным его учеником, который, скрипя зубами, выполнил последний приказ своего Учителя.
Попробуем для начала остановиться на вопросах о том, существовала ли реальная личность, ставшая прототипом Иуды Искариота, были ли ему уплачены эти пресловутые тридцать сребреников и если да, то за что именно?
Словом, автор предлагает читателю взглянуть на историю Иуды Искариота еврейскими глазами, опираясь при этом на еврейские источники и, прежде всего, на Талмуд и апокрифические сочинения.
Что касается Талмуда, то, хотя в нем есть немало упоминаний об Иешуа Бен-Пандира (евреи считали Иисуса сыном Марии и римского солдата Пандира), из которых можно узнать немало интересных подробностей его жизни, ареста и суда над ним, Иуда Искариот в нем вообще не упоминается.
Зато в трактате «Сангедрин» рассказывается о том, как были добыты доказательства, позволявшие отдать Иисуса под суд по обвинению в вероотступничестве: к нему под видом «учеников» приставили двух богобоязненных евреев, которые внимательно слушали его речи, а затем указали на него как на еретика и на подстрекателя при его аресте. При этом на суде над Иисусом, который, согласно Талмуду, длился 40 дней, два этих ученых мужа подтвердили, что подстрекательские и богохульные речи произносил именно этот человек, и никто другой, что они не только слышали его, но и видели его лицо, когда он произносил эти речи. Таким образом, сцена Евангелия, в которой Иуда показывает с помощью поцелуя на Иисуса и таким образом отдает его в руки римлян, вряд ли имела место в реальности: тех, кто должен был опознать его и указать на него при аресте, не могло быть меньше двоих, так как, по еврейскому закону, нельзя полагаться на показания только одного свидетеля. И действовали эти двое явно отнюдь не из каких-либо корыстных, а из чисто идейных соображений – им важно было добиться ареста человека, который, с их точки зрения, представлял опасность для сохранения веры и будущего нации.
