— Чего звали, Параша с опарашенными? Соскучились?
Лом-Сергей Гаршин, мгновенно ощерившийся словно волчонок, прыгнул вперёд, и полез куда-то за отворот куртки. Рука, скрывшаяся под одеждой почти по локоть, от точного удара едва слышно хрустнула, и нечеловеческий вой громко разнёсся по округе.
— Мочи его!
— Да! — Азартно поддержал Александр, уже державший в руках нунчаку, поддержал главаря. — Мочи меня!
Скользящий шаг в сторону, и метнувшаяся словно змея, деревяшка воткнулась в живот Глухого, и на обратном движении рубанула в междуножие Червонца, отчего тот сразу остекленел глазами, и без звука повалился на траву.
Тик и Колесо вооружившиеся ножами, сунулись было к Белову, но тут же отскочили от бешенным пропеллером вращающихся нунчаку. Впрочем, им это не помогло: Тик получил удар по коленной чашечке, и свалился, беззвучно открывая и закрывая рот, точно вытащенный на берег карась. Впрочем, его болевой шок был просто удачей, в сравнении участью, постигшей Колесо.
Как Лом лежавший на траве со сломанной рукой смог вытащить револьвер, Александр так и не понял, но отшатнуться успел. Первая пуля прошла мимо, а второго шанса он давать не собирался, и со всей силой метнул нунчаку в стрелка.
Палки врезались торцом в горло малолетнего бандита, и рука, перед тем как нажать на спусковой крючок в последний раз, дёрнулась в сторону.
Колесо, получивший пулю в грудь едва слышно всхлипнул и завалился на землю. Лом получил короткий добивающий удар в висок, и Белов оглядел поле боя. Побоища…
В сознании находились только Глухарь и Тик, так что Александр взял в оборот именно их.
— Давайте рассказывайте. Кто крышует, кто учит, кому на общак несете…
— Мы…
— Ну, ну, — палец Саши твёрдый словно карандаш воткнулся в точку на шее, и боль скрутившая Глухаря словно тряпку сразу отступила. — Цигун, однако…
— Мы тебя, сука, на ремни…
— Правда? — палец сместился немного ниже, и Глухарь просто взвыл от боли. — Говорить будешь?
— Да… — И малолетний подонок без утайки начал выкладывать все тайные расклады по детскому дому.
Как оказалось, главой неформальной мафии малолеток, был Генрих Шпильрейн, поставлявший кадры для тверского «Общества».
Допрос продлился немногим более пары минут, и когда Александр начал серию уточняющих вопросов, на поляну выскочил воспитатель Шпильрейн собственной персоной.
— А, Генрих Карлович, — Александр встал и, подхватив нунчаку, шагнул вперёд. — А ведь я, помнится, не далее как вчера просил вас следить за своими подонками.
Шпильрейн мгновенно понял ситуацию, молча вытащил из-за спины финку, и чуть пригнувшись, мягко шагнул в сторону.
— О! Ножевой бой, — Александр, внимательно следивший за противником, покачал головой. — И всё равно, вынужден отказать. Ну, никакого желания танцевать. Да и стоечка у вас — хреновенькая, и подготовка, скорее всего, на уровне Привоза… — Он ударил слева по опорной ноге, а нунчаку, перехваченная за плечом без изысков хлестнула воспитателя в лоб, отчего тот молча завалился набок.
— Ну, вот, а теперь поговорим.
Кряхтя от натуги Александр привалил воспитателя к молодому дубку и, перехватив руки за спиной его собственным ремнём, несильно ударил по щеке.
— Просыпайся, болезный. Пора облегчать душу.
— Сучонок, я ж тебя в пепел…
Александр с оттяжкой врубил по колену и, подумав секунду, ударил ещё раз уже по другой ноге.
— Гепеушник с-сучий! — Генрих задёргался словно червяк на крючке, но ноги уже не слушались.
— Давай, рассказывай. — Сашка перехватил нунчаку. — Откуда ты такой здесь взялся, кто тебя покрывает из Наркомпроса, кто из НКВД… Ну в общем всё.
— Не боишься? — Генрих сплюнул, но в ответ лишь добился того, что Александр достав из кармана перочинный нож, аккуратно взрезал штаны, и вытащив сморщенные причиндалы наружу, пошёл обыскивать лежавших рядом малолетних бандитов.
Искомое нашлось в карманах уже остывавшего Сявки и стонущего Тика. Спички в коробке из тонкого шпона, и латунная зажигалка-самопал из винтовочной гильзы.
Когда огонёк зажигалки загорелся под гениталиями Николая, тот захлёбываясь от скорости начал выкладывать всё что знал о преступном сообществе Твери, и покровителях в руководстве губернских органов власти.
— Ну, вот, а ты боялся. — Саша обернулся, и негромко произнёс в темноту. — Товарищ Ляо, выходите. Я вас, конечно, не вижу, но слышу и обоняю очень хорошо. И вас, Виктор Афанасьевич тоже. Полагаю, сегодня больше ничего интересного не будет.
Куан Ляо, беззвучно ступая, вышел из-за дерева, и приблизился:
— Всё-таки без трупов не обошёлся… — с осуждением произнёс он, и легко коснувшись лица Сергея Гаршина, прикрыл тому глаза. — Мальчишка, откуда тебе знать, какая это ценность — человеческая жизнь!
Ладыгин-Белов чуть было не сообщил тибетцу, что выписав сопроводительные документы в ведомство Сатаны не одной сотне людей, можно научиться разбираться и в людях и в их ценности. Но сдержался и выпустил знания своего молодого двойника:
— Моих родителей убили фашисты. Думаете, я все еще не разбираюсь в том, что такое человеческая жизнь? Эти кстати тоже не с любовью сюда пришли. Они, между прочим, убивать меня пришли. Но не свезло им.
— Это точно, — Виктор Афанасьевич, склонился над Шпильрейном и достал удостоверение с потертой, но все еще ясно читающейся аббревиатурой «НКВД СССР». — Давно я тебя выпасал, но вот взял тебя пацанёнок. И расколол тебя тоже он. Но ты не тушуйся. Завтра конвой прибудет, а уж в управе я с тобой поговорю за Советскую власть.
— Да и я хотел бы… — Куан сунул руку в карман и достал небольшую зелёную книжицу с гербом СССР и надписью «Пролетарии всех стран соединяйтесь».
— Нормально! — Возмутился бывший борец. — А ОГПУ тут каким боком?
— Да был сигнал, что этот субчик повязан с белогвардейским подпольем.
— С подпольем вряд ли, — Александр качнул головой. — Не тот человечек, чтобы в политику играть… А вот то, что он «осликом» для германского генштаба подрабатывает, вполне вероятно. — Саша склонился к связанному воспитателю, и достал из кармана зажигалку и крутанул колесико, зажигая огонь. — Подтвердишь подозрения? Или мы тут будем нюхать твою яичницу?
— Будь ты проклят гнида большевистская! — Шпильрейн безвольно опустил голову, уставясь куда-то в пространство.
— Можно спрашивать. — Александр кивнул. — Я пока отойду, чтобы не смущать вас видом моих ушей. Полюбуюсь природой.
Вид на Волгу из беседки действительно открывался роскошный. Чуть подсвеченная полной луной река сверкала серебряной дорожкой, которую пересекал пыхтящий чёрным облаком сухогруз.
Когда через сорок минут в беседку вошли оба сотрудника Александр успел немного задремать.
— Как успехи?
— Тебе всё расскажи. — Буркнул преподаватель физкультуры. Достав из кармана папиросы, прикурил, и пустил плотную струю дыма вверх. — Значит так, хлопчик. Здесь тебе оставаться нельзя. Это надеюсь ясно?
— Нет, — спокойно ответил Александр. — То есть мне, конечно, здесь нечего делать, но почему именно нельзя оставаться, ускользает от моего понимания.
— Говоришь как мой директор цирка, земля ему пухом. Чтобы разговоров лишних не было, чтобы вообще всё тихо. Тела утром приберём, живых примет конвой, а тебя ждёт дорога в окружной центр.
— Лучше в Москву, — подал голос Ляо. — Я выпишу ему командировку, и аттестат. Пусть покажется товарищу моему в столице. Хваткий юноша. От такого, если к делу вовремя не пристроить, много дыма поднимется.
— А товарищ в ОГПУ служить изволит? — Александр усмехнулся.
— А ты после всех своих художеств хочешь на станочника учиться? — удивился китайский мастер. — Ну, можно устроить в принципе… — Он пожал плечами.
— Да какой из меня станочник, — фыркнул Саша. — Только если снасть какую хитрую сделать.
— Топай спать, станочник, — Куан легонько подтолкнул мальчишку в сторону главного корпуса. Тот послушно отправился в заданном направлении и вскоре скрылся из виду.
— Хорошо идет, — глядя ему вслед, проговорил циркач-энкавэдэшник. — Ни хруста, ни шороха…
— Я уже ничему не удивляюсь, — Куан Ляо покачал головой. — Встретить перерождённого здесь… невероятно, невозможно…
— Ты это, товарищ, кончай свою контрреволюционную мистику. — Виктор Афанасьевич откинулся на спинку скамьи. — Малец как малец, только резкий и злой…
— Ну, да, — насмешливо произнёс мастер. — Мальчишка вдруг укладывает пятерых вооружённых бандитов, а после вполне умело потрошит их. Ты сам-то в такое поверил бы?
— Я дорогой товарищ Куан, в жизни такое видал, что ни одному попу не приснится… — Виктор Афанасьевич затоптал окурок, и посмотрел на коллегу-конкурента. — Так что поверить могу во все, что своими глазами видел. Давай, оформляй мальцу документы, и заодно вызови конвой из ОкрУНКВД. А я этих голубей постерегу пока…
