— О чем задумался, Мишель? Замок на горизонте!
— Замок?
— А чего ты ожидал от Воронова? Он — большой оригинал.
Неожиданно она остановила машину. Повернулась к нему и повелительно сказала:
— Выйдем. Я хочу подышать воздухом.
Он нехотя стал вылезать из машины. Какая мерзкая погода! Меховая накидка осталась лежать на заднем сиденье, Елизавет Петровна стояла под моросящим дождем с непокрытой головой, в платье для коктейля, в туфлях на шпильках и задумчиво смотрела на зубцы смотровой башни. И в самом деле, замок!
Огромный, в три этажа, облицованный природным камнем, с окнами, похожими на бойницы, будто бы здесь собирались выдержать длительную осаду. Такой замок мог построить только безумец. Или же человек, начитавшийся в детстве рыцарских романов и всерьез увлекшийся ими. Это не было красиво, этим не хотелось владеть, здесь не хотелось жить. Но это было значительно и… странно. Да, все это было странно.
Он поправил белоснежное кашне на шее и вздохнул. Черное пальто в момент покрылось водяной пылью.
— Зачем надо ехать в грязную деревню в платье для коктейля и меховой накидке? — спросил, глядя на запачканные туфельки. Шоссе измазано рыжей глиной, со следами от гусениц тяжелой техники и нашлепками грязи, упавшей с огромных колес тракторов.
Елизавет Петровна обернулась и, глядя на него в упор, спросила:
— Надо объяснять?
— Да я уже понял, что объяснений от вас не дождешься.
— Привыкай, — улыбнулась она.
— Оденьтесь, холодно.
— Да, да. Подай мне накидку, — поежилась женщина, и он послушно полез в машину за предметом ее изысканного гардероба.
— Зачем Воронову это нужно? — тихо спросил, глядя на замок. — Такой огромный дом! В глуши! Он мог бы и за границей жить. Где-нибудь, где тепло и сухо. Мягкий климат, приятный взгляду пейзаж.
— Кто знает? Он и раньше был со странностями, а после того, как год назад случилась трагедия с его женой, и вовсе сошел с ума. Заперся здесь, в этом мрачном замке, ни с кем не общается. Как будто на свете нет других женщин.
— Вы что, к нему неравнодушны?
Она вздрогнула:
— С чего ты это взял? Холодно, поехали.
И Елизавет Петровна полезла в машину. Поехали. Он недоумевал. Но, по крайней мере, хоть что-то прояснилось. Она не только эксклюзивное вино едет пить. У Елизавет Петровны далеко идущие планы. Уж не матримониальные ли? Жаждет реванша. Неужели же слухи достоверны? Якобы когда-то, давным-давно, она была увлечена хозяином этого замка…
— Это первая его попытка общения с того самого дня, как… — она вздрогнула. — В общем, мы, его друзья, не смогли отказать. Напротив, обрадовались. Не думаю, что будет весело, но по крайней мере мы осмотрим знаменитые вороновские погреба. Странностям не удивляйся.
— А что, есть странности?
— А ты ничего не замечаешь?
Он глянул окно и с удивлением спросил:
— Что это?
— Ты имеешь в виду трактор с бороной?
— Да. Это похоже на государственную границу. Полоса заграждения. Перепаханная земля.
Она вдруг рассмеялась:
— И в самом деле! Как на границе! О! Это забавная история! Когда Воронов скупил у колхозников двадцать гектаров земли в дальнем Подмосковье и на этой земле построил замок, он попытался наладить отношения с местными жителями. Открыл магазин в деревне, провел газ, выплатил компенсацию колхозникам за захваченные огороды. Когда в погреба стали завозить вино, пошли слухи. Шофер сказал трактористу, тракторист жене… Ты представляешь, что такое в деревне спиртное? Это ж валюта! Главная ценность! И как-то ночью к Воронову наведались местные, сам хозяин был в это время в отъезде. Залезли в погреб, выпили арманьяк тридцатилетней выдержки, часть бутылок переколотили. Коллекционное вино! Зачем им пить кислятину с низким градусом? Они даже не представляют, сколько это может стоить! «Краснуха», и все. Воронов был в бешенстве. С тех пор он объявил деревенским войну. Поставил вокруг всего участка глухой забор, нанял охрану. Рва вокруг замка нет, как во времена средневековья, но есть пограничная полоса. Трактор постоянно ее перепахивает. Если на пашне обнаруживают следы, тут же поднимается тревога. Так Дмитрий Александрович борется с пьянством, — с иронией сказала она.
— А много у него людей?
— Хватает. Во всяком случае, они вооружены. И у них есть злые собаки. Как я его понимаю! Он, бедняжка, столько пережил.
— Да уж! Странностей у хозяина этого замка хватает! Я уже понял!
— Они зовут его Вороном, — тихо сказала Елизавет Петровна.
— Как?
— Вороном. Деревенские. Мрачный, черный, нос с горбинкой, похожий на клюв. Они его боятся. Поэтому ничему не удивляйся.
Они подъезжали к замку. Стоящие на обочине мужик с бабой, оба в резиновых сапогах, он в телогрейке, она в грязной куртке со свалявшимся мехом, провожали их машину недобрыми взглядами.
— Деревенские. Все, кто ездит к Ворону, их смертельные враги, — также тихо сказала Елизавет Петровна. — Да, не любят его… Ты должен войти в наш круг, Мишель. Прояви интерес. Покажи все, что ты знаешь. Я уже сказала, что приеду не одна. Воронов согласился. В этом году один из нас скоропостижно скончался. Хотя Льву Абрамовичу стукнуло восемьдесят, и слово «скоропостижно» здесь не уместно. Он умер от старости. Его вдове наплевать на коллекцию. Разумеется, завещание будут оспаривать дети от первого брака.
— И много их?
— Трое. Что же касается молодой вдовы, которой Лев Абрамович отписал все… — Елизавет Петровна поморщилась. — Ты ее увидишь. Бывшая порнозвезда. Тощая блондиночка, которая носит бюстгальтер пятого размера. Абсолютно без мозгов, зато какие буфера! — презрительно сказала она и равнодушно добавила: — Силикон, разумеется. Вылитая Памела Андерсон.
— О! Это шикарная женщина!
— Памела Андерсон не женщина, а конструктор, — отрезала Елизавет Петровна. — И эта такая же. Волосы крашеные, ресницы, разумеется, наклеенные, грудь и задница от пластического хирурга. Никто не помнит, как ее на самом деле зовут. То ли Люся, то ли Муся. Мы все зовем ее Бейлис, она не обижается.
— Бейлис? — слегка удивился он.
— По названию всем известного ликера. Она их обожает. И сама как дешевая карамелька. Приторная сладость в ярком фантике, радости на пять минут, зато потом замучаешься отмывать липкие пальцы. А вот вино Бейлис терпеть не может. И цену ему не знает. Похоже, Воронов пригласил ее, чтобы поговорить о продаже коллекции покойного Льва Абрамовича. Но думаю, он торопится. Ей еще надо отсудить наследство. Приехали, Мишель!
Она остановила машину и посигналила. Бетонка упиралась в огромные железные ворота, забор вокруг замка был глухой и высокий, на него было потрачено целое состояние. Подъезд к воротам похож на бруствер, по обеим его сторонам пашня. Земля влажная, жирная, наступи — увязнешь по щиколотку. Он смотрел, как медленно открываются ворота. Их впускали.
— Я понимаю Воронова, — сказала Елизавет Петровна. — Вина в подвалах его замка теперь много. И арманьяки в том числе. Не удивлюсь, если готовится штурм, местные давно уже точат зуб на вороновские погреба. Погоди, не вылезай из машины.
Он уже и сам слышал собачий лай. Глянул в окно: порода бойцовская, злая. Дюжие охранники поспешно отзывали собак, а из парадного, как черт из табакерки, выскочил мужчина средних лет с прилизанными волосами, одетый, несмотря на холод, в белоснежную рубашку и при бабочке. Стоял, дожидаясь, когда они подойдут.
— Дмитрий Александрович ждет гостей в приемной на первом этаже. Позвольте, я вас провожу.
— Я знаю, где это, — резко сказала Елизавет Петровна. — Отгоните мою машину, а дорогу я найду сама. Пошли, Мишель.
Мужчина направился к машине, он же невольно поежился: холодно, а этот в одной рубашке. Пиджак бы накинул, что ли.
— Это дворецкий? — спросил у напряженной спины Елизавет Петровны.
— Сомелье, — бросила та. Каблучки ее туфелек отбивали на мраморных плитах пола барабанную дробь. По длинному коридору с высоченным потолком разносилось эхо, и казалось, здесь проходит взвод барабанщиков, хотя на самом деле шла одна-единственная женщина. Но зато какая!
— Как-как? — переспросил он.
— Эксперт по вину.
— Эксперт по вину у Воронова в лакеях?
— У Воронова много странностей. Да, ему прислуживает сомелье. Зигмунд, кажется.
— Какое странное имя, — пробормотал он.
— О! Ты еще не слышал имени его жены! Кухарка, кастелянша и экономка в одном лице. Женщина с высшим образованием, между прочим. И вроде бы даже с ученой степенью…
Пока Елизавет Петровна это говорила, он осматривался. Не по себе. Откровенно не по себе. Замок был мрачен, как и место, где он находился. Или это были впечатления ноября? Влияла погода, унылый пейзаж и, разумеется, дождь. А летом здесь, должно быть, дивно. Барабанная дробь смолкла. Елизавет Петровна сама распахнула двери в приемную.
