Тогда же подарил трубку.
— Когда вы видели его в последний раз?
— Три недели назад на скамейке бульвара Бон-Нувель.
— Вы с ним разговаривали?
— Я подсел к нему. Он хотел угостить меня в ближайшем кафе, но я отказался. Был солнечный день, мы сидели и разговаривали, поглядывая на прохожих.
— Он был в желтых башмаках?
— Я не смотрел на его ноги.
— Говорил о своей работе?
Месье Семброн отрицательно покачал головой.
— Как вы попрощались?
— Мне все казалось, что кто-то вертится около скамейки и подает моему собеседнику знаки.
— Мужчина?
— Да. Средних лет.
— Какой у него был вид?
— Как и у всех посетителей скверов в том районе.
Впрочем, странное лицо. Да, он еще сел рядом, но не заговорил с нами. Я ушел. Когда оглянулся, то они уже разговаривали.
— Спокойно?
— Не похоже, чтобы ссорились.
Вот и все. Мегрэ заколебался, не пойти ли домой, и в конце концов передумал, решил позавтракать в своем излюбленном уголке пивной «У дофины». Чуть позже ему позвонил судья Комельо.
— Что у вас с делом Туре? Прокурор передал его мне сегодня утром и сказал, что вы занимаетесь им. Полагаю, это счеты пьяных. А?
Мегрэ кашлянул, это означало ни да ни нет.
— Тело можно отдать семье. Я хотел бы только, чтобы одежду прислали в лабораторию.
— Согласен. Прошу информировать меня, как идет следствие.
Мегрэ набил трубку, закурил и долго сидел, углубившись в принесенные бумаги или разговаривая по телефону.
— Можно войти, шеф? — Это был Сантони. — Мне кажется, я напал на след, — чуть ли не подпрыгивая, воскликнул он радостно.
Мегрэ спокойно посмотрел утомленными глазами на инспектора.
— Прежде всего контора «Жебер и Башелье», в которой работает та малютка, занимается взысканием долгов. Собственно, она скупает уже безнадежные векселя по низкой цене и выжимает у должников денежки. Это небольшой доход. Следовательно, они заняты не столько в конторе, сколько преследованием жертв на дому. Мадемуазель Туре работает на улице Риволи только до обеда, а потом обходит дома должников.
— Понимаю.
— Конечно, это преимущественно беднота. Ее можно запугать и в конце концов что-то выбить. Начальства я не видел. Ждал на улице, не хотел, чтобы Моника меня заметила. Когда вышли на обед, я подцепил одну сотрудницу уже не первой молодости, которая, видимо, не любила свою подругу.
— И что?
— Наша Моника имеет приятеля.
— Узнал, как его зовут?
— Минуточку, шеф. Они встречаются около четырех месяцев и ежедневно обедают вместе в дешевом ресторане на Севастопольском бульваре. Ему всего девятнадцать. Работает продавцом в большом книжном магазине на бульваре Сен-Мишель. Парня зовут Альбер Жорис.
Мне хотелось узнать, что он собой представляет, и я пошел в ресторан. Там было многолюдно, но Монику увидел сразу. Она сидела за столиком одна и, казалось, нервничала, беспрерывно поглядывая на дверь.
— Он так и не пришел?
— Не пришел. Она ела очень медленно, как только было возможно. В этих ресторанах вообще обслуживают быстро и не любят, когда посетители не торопятся.
В конце концов ей пришлось уйти и еще четверть часа прогуливаться вдоль тротуара.
— А потом?
— Потом она двинулась по бульвару Сен-Мишель. Я пошел за ней. Моника зашла в магазин и обратилась к продавцу, который послал ее в кассу. Я видел, как она упрямо о чем-то просила. В конце концов ушла ни с чем.
— Не следил за ней дальше?
— Я подумал, что лучше заняться юношей. Тоже зашел в магазин и спросил у директора, знает ли он Альбера Жориса. Тот ответил утвердительно, но заметил, что парень работает лишь по утрам. Увидев мое удивление, директор пояснил, что он нанимает студентов, а те не могут работать целый день.
— А Жорис студент?
— Прошу не торопиться. Он работает уже около года.
Сначала приходил на целый день. Потом, месяца три назад, заявил, что будет изучать право и может быть в магазине лишь до обеда.
— Узнал его адрес?
— Он проживает с родителями на аллее Шатийон.
Минуточку, это еще не все. Альбер Жорис не явился сегодня на работу, что с ним случалось редко, два, три раза за весь год, и он всегда предупреждал по телефону. Сегодня этого не сделал.
— Вчера он работал?
— Да. Я подумал, что стоит поехать на аллею Шатийон. Родители его, приятные люди, живут в опрятной квартире на четвертом этаже. Мать застал за глажкой белья.
— Ты ей сказал, что из полиции?
— Нет. Заявил, что я приятель ее сына и мне нужно его видеть…
— Она направила тебя в магазин?
— Да. Женщина ничего не подозревала и сообщила, что он уехал сегодня утром в четверть девятого, как всегда. Мать никогда не слыхала, чтобы ее сын изучал право. Муж ее работает на складе тканей, на улице Виктуар. Они не так богаты, чтобы платить за обучение сына.
— Что ты делал дальше?
— Я сделал вид, что это, видимо, не тот Жорис, которого я ищу. Спросил у нее, есть ли в доме фотография сына. Она показала мне снимок, стоявший в столовой.
Милая женщина, она ничего не заподозрила. Хлопотала над тем, чтобы не остыл утюг. Я не переставал осыпать ее комплиментами…
Мегрэ не сказал ничего. Он, казалось, не проявил никакого интереса к этому сообщению. Сантони работает недавно и не знает еще стиля работы Мегрэ и его сотрудников.
— Выходя, я воспользовался ее невнимательностью. — Сантони протянул руку.
— Давай.
Мегрэ и без того знал, что Сантони утащил фотографию. На ней был изображен худощавый, нервозный, с очень длинными волосами юноша. Женщинам он, вероятно, нравился и знал об этом.
— Это все?
— Видимо, стоит проследить, вернется ли он сегодня вечером домой, правда?
— Увидим.
— Вы недовольны?
Что ему сказать? Сантони оботрется, как и другие.
Когда Мегрэ брал к себе инспекторов из другого отдела, с ними всегда повторялась та же история.
— Если я не следил за девушкой, то потому, что знал, где ее можно искать. Каждый день в половине шестого, а самое позднее в сорок пять минут шестого она приходит в контору, сдает деньги и отчет. Может быть, вы хотите, чтобы я туда пошел?
Мегрэ заколебался. Ему уже хотелось сказать, чтобы Сантони вообще больше ничем не занимался. Но подумал, что это было бы несправедливо, поскольку инспектор старался.
— Узнай, вернулась ли она в контору, а потом — уйдет ли оттуда как всегда.
— Может, парень с ней встречался?
— Может. В котором часу он возвращается домой?
— Он ужинает в восемь. В это время он всегда дома.
— Телефона у них нет?
— Нет.
— А у консьержки?
— Не думаю. Не похоже, чтобы в таком доме был телефон.
— Зайди туда в половине восьмого и расспроси консьержку. Оставь у меня фотографию.
Раз уж Сантони взял фотографию, то Мегрэ задержит ее у себя. Кто знает, может и пригодится.
— До ухода на улицу Риволи остается два часа. Что делать?
— Зайти в отдел инспекций меблированных комнат.
Нет ли там бланка на имя Луи Туре.
— Думаете, у него есть комната в городе?
— А где же он оставлял желтые башмаки и яркий галстук, прежде чем вернуться домой?
— Да, это правильно.
Через два часа вышла послеобеденная газета с портретом Луи. Совсем крохотный снимок, помещенный в углу страницы, с короткой подписью: «Луи Туре, убитый вчера после обеда в глухом переулке около бульвара Сен-Мартен. Полиция напала на след убийцы».
Это было выдумано, но газеты всегда преподносят такое на полном серьезе. Странно только, что комиссару никто еще не звонил в связи с этим делом. И, собственно, в кабинете он торчит, чтобы отвечать на звонки. В подобных случаях людям почти всегда кажется, будто они знают жертву или же видели около места преступления подозрительную особу. Большинство таких донесений после проверки оказываются неправдоподобными. И все же иногда они помогают установить истину.
Три года месье Луи брал завтрак, завернутый в газету, и уезжал из Жюви всегда одним поездом, чтобы вернуться тем же самым поездом вечером.
Куда он шел, когда выходил из поезда на Лионском вокзале? Это осталось тайной.
Первые месяцы, видимо, настойчиво искал новую работу. Ему пришлось, как и другим, стоять в хвосте у порога редакций, чтобы тотчас бежать по адресу, указанному в газетных объявлениях. Потом след его пропал на долгие месяцы. Туре не только должен был заработать то, что получал у Каплана, но еще иметь деньги, чтобы выплатить долги.
Все время он возвращался домой как и прежде. Жена ничего не знала о его делах. Так же, как и дочь, сестры и их мужья.
Однажды он приехал на улицу Клиньянкур, чтобы отдать Леонии деньги и гостинец для старухи.
В то время уже появились желтые башмаки.
Почему его так заинтересовали эти желтые башмаки?
