Закатилась твоя египетская планида: что-то там у них не только с женским равноправием, но и с мужской самостоятельностью. "Федя хороший, он не виноват! Его отец сказал: прокляну!... Фердинанд говорит: надо ждать. Он уговорит отца... Ждать, может быть полгода, может, год... Он пришлет весточку, приедет!... " Может быть, Светик... Но ведь в твоих слезах и я виноват: "Леди Холидей..." Растянулись эти "холидейзы" на пять непоправимых лет - и сам не гам, и другим не дам. А может быть, ты сама не хотела иного?! Нет, ерунда - я просто друг, ты сама всегда так говорила. Друзья не бросают, Светик, поехали с нами. Мы с Барби - на Север, я туда добился направления. Почему Север? Эх, Светка, волосы длинные - память куриная: я ведь Андерсон. А тебе - какая разница, где ждать, на западе или на востоке? Север, Светка, это место, где люди себя ищут. И находят...
5.
И вот теперь, через шесть быстрых лет, он стоит, Андерсон, бравый северянин шестьдесят пятой параллели, но здесь - нелепый нордоман, режиссер и жертва трансконтинентальной драмы, по уши в подмосковной грязи, с загустевшей кровью в жилах, с раскрытым пересохшим ртом - влага ушла горячим потом в собачью и овчинную шерсть. Снежный человек: могучий и страшный в лесу, но уязвимый на площадном асфальте. Он смотрит на оплывающую свечу в стеклянном кубе, согревающую солнцелюбивые тюльпаны, и вспоминает южную девочку Барби, которой чего-то не хватило - тепла, жара или еще чего-то, недавнюю жену, розовую рыбку из его аквариума...
...Он долго не давал ей опомнится: лихие поступки, дерзкие реакции на внешнее, необычные подарки, стремительная смена декораций, неистовые проявления любви... - все быстрое, сильное, веселое, все праздник и кураж. Феерический ореол, абсолютно довлеющий, с крепкими границами, без права на отрицательные эмоции, на то, что "за" и "вне"... Подспудно понимал: пока крутится карусель, Барби прижата, притиснута, придавлена к тому, кто служит ей единственной опорой, кто может быть фокусом для зрения в беспорядочном оптическом мелькании, - к нему, Андерсону. Позже понял, что не имеет права расслабляться: чем дальше, тем опаснее, - стоит ослабнуть креплениям, и центробежные силы вытолкнут, разобьют, покалечат... Вспомнил услышанную от Светланы африканскую пословицу (память о навеки канувшем в прошлое чернокожем "принце"): "Не хватай леопарда за хвост, а если схватил, - не отпускай". Путь к Полярному кругу был чудесным движением, сам Север стал фантастической землей, но, как показала последующая жизнь, он же оказался конечной станцией, может быть, тупиком: исчезла динамика, романтические события стали буднями, и Барби время от времени стала становится Варей, Варварой. И став окончательно прежней, она уехала.
Так думал усталый несезонный Андерсон: одежда под минус сорок, на сердце тридцать семь, вокруг - ноль...
После того, как Барби уехала от него, оставив жалкую записку: "Прости, так надо... Я должна. Не ищи, - всем будет легче ..." - которая ничего не объясняла, Андерсон поймал себя на мысли - его осенило, - что, к этому моменту, он ни разу не подумал о Беридзе, как о своем неприятеле. Никогда! Наградной платой за сотрясение мозга - пустяк, обычные издержки мужественности - стала Барби. (Хотя он всегда, с мучительной отчетливостью, помнил, как Беридзе ударил его тогда, в ресторане, - не кулаком в челюсть, а обидно, с демонстративной презрительностью - раскрытой ладонью по щеке. Сотрясение мозга получилось от удара затылком об бетонный пол.) Тем более, что Огненный, сразу после ресторанной истории, отошел от своей бывшей подруги, женился. И вот, когда Барби не стало рядом, да вдобавок, она не умерла, не растворилась в огромном мире, уехала не куда-либо, а к своему детдомовскому защитнику - да, да, в тот самый город студенчества Андерсона, где теперь его нет, но где проживает с семьей эта красноволосая сволочь!... . В считанные минуты, как только Андерсону стало известно, что это так, в нем закипела великая, пожирающая, сводящую на нет покой, самообладание, планирование перспектив, логику, - ненависть, зарезервированная, неистраченная, залежавшаяся, удвоенная предательством Барби, утроенная вероломством Беридзе, удесятеренная имиджем Андерсона, который стал сутью Андрея. Этот рыжий кавказец - кто: "утешитель" Барби, ее любовник? - с синими глазами стал лютым врагом. А это ох, как не просто - быть врагом Андерсона, многие об этом знают, и ты, желтокожий "инкубаторский" горец, тоже узнаешь об этом, узнаешь, что это - не только состояние, это начало неотвратимого движения: пусть день, пусть неделя, пусть месяц - но Андерсон идет к тебе!
В один из долгих бессмысленных межвахтовых вечеров ром ухнул не как обычно для последнего времени: в ноги, в унитаз... В голову. Он сгреб документы, деньги, влез в повседневную одежду - унты, полушубок, шапку вышел на трассу, остановил машину. "Аэропорт?... - боднул головой, - я с тобой!" Утром он был уже во "Внуково", к обеду - здесь... Еще час - через адресный стол, - и он, Андерсон, станет у дверей своего врага, и он, именно он, Андерсон, поставит точку в этой истории. Тот, кто думал, что с ним можно обойтись многоточием, жестоко ошибался!...
Но почему он, зигзагом, оказался здесь, в цветочном ряду? Ноги привели сами. Точнее - воспоминания о светлых мгновениях прошлого? Которые - словно золотые блески в серой породе, которые кричат поверженному рациональными буднями из безвозвратного прошлого: жизнь - не сказка, но сказочные минуты были, были!... Но: не возвращайтесь туда, где было хорошо. И вправду: вместо продавщицы гвоздик с уважительными, восхищенными глазами - наглый кавказец, перелетный грач, с насмешливым взглядом.
- Ну, ты что, дорогой, заснул? Бери тюльпаны. На Северный полюс повезешь, девушке подаришь. Выберу который почти бутон - там раскроется... Андерсон очнулся, подумал: в другой раз, наверное, взял бы весь аквариум, но сейчас у него другие задачи. И все-таки он не может просто так уйти, он должен повергнуть, хотя бы на мгновение, этого нахального торгаша, помидорного рыцаря, земляка ненавистного Беридзе. Он перевел взгляд с аквариума на хозяина тюльпанов, вколол два смелых глаза в смуглый лоб, под козырь огромной, анекдотической каракулевой фуражки "аэропорт". Через минуту насмешливость и стопроцентная уверенность напротив сменилась на фрагментальное, почти неуловимое сомнение, мелькнула тень испуга, которую малоуспешно пытались скрыть небрежными словами:
- Я заплатил за место, еще утром. Спроси у Нукзара... - и опустил глаза, даже наклонился под прилавок, якобы что-то разыскивая. Достаточно. Андерсон усмехнулся. Подошел поближе, постучал по аквариуму. Торговец вынырнул из-под прилавка.
- Я беру. Все... Нет: все - только розовые. Каракулевая фуражка облегченно улыбнулась:
- Давно бы так!... А то - смотрит, смотрит!... Розовых штук тридцать будет. Денег хватит? Понял, понял - дурацкий вопрос задаю, извини...
Торговец, довольный, пересчитал купюры, новые, только что из свежей пачки - как будто из другого мира, или из-под станка, - пару бумажек посмотрел на свет. Опять радостно поцокал языком. Нашел глазами "полярника", который только что купил у него почти дневную норму. Редкая удача! Загадал на будущее везенье: надо смотреть на эту шубу, пока она не скроется за воротами рынка. "Шуба" медленно дошла до ворот, остановилась, опять долгий монументальный статус, как недавно перед аквариумом. Наконец, что-то происходит: розовый букет, провожаемый рукой, улетает от шубы и падает по-басктбольному точно в большую урну. "Полярник" скрывается за воротами, а счастливый "помидорный рыцарь" спешит к урне - две удачи за день. Еще одним человеком, до конца жизни верящим в приметы, больше.
Восьмой этаж... Он остановился, шумно прислонился к стене, чиркнул спичкой: пустой подъезд - гулкий короб, отозвался выстрелом. Закурил, затянувшись несколько раз, бросил окурок под ноги. Еще раз сверил номер на дермантиновой двери с цифрами на клочке бумаги. Осмотрел ладони, сжал в костистые кулаки, расправил. Еще раз... Глубоко вздохнул, решительно вмял красный шарик в стену.
Взгляд уперся не в напуганные лица застигнутых врасплох заговорщиков, что ожидала возбужденная мстительностью несложная фантазия, - провалился в розовый дверной просвет: бахромчатый абажур, обои...
- Вам кого?
Андерсон опустил голову - на звук. За порогом стояла красноволосая девочка и, запрокинув головку, спокойно смотрела на пришельца большими синими глазами. Он оторвал руку от кнопки, отпрянул. Приснял, откинул на плечи полушубок, поправил шапку. Горло выдало безотчетный звук, затем язык почти автоматически сложил слово:
- А-а... Бе-ридзе...
- Правильно, это квартира Беридзе.
- А из взрослых кто-нибудь есть?
Девочка медленно покачала отрицательно головой и, пристально глядя на Андрея, спросила:
- А вы кто? Вы с Севера?
Андрей рукавом дубленки с силой провел ото лба к подбородку, стирая пот, присел на корточки, сравнялся ростом с девочкой.
