Рейтинговые книги
Читем онлайн Берег - Виктория Беломлинская

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11

Когда они собрались домой, договорившись, смотря по погоде, о следующей встрече, Леня не стерпел и всетаки попросил:

— Я это… ну, если пояс такой продают в городе, так может вам не жаль, я заплачу…

— Ле–ня! Ну, Ле–еня! — аж пропела полковничиха от восторга. — Вот это по–нашему, по–гвардейски! — она хлопнула Леню по спине, крикнула — Молодец! — и подарила ему массажный пояс.

С того дня еще затемно, Леня пускался прыткой трусцой вдоль берега реки, потом делал массаж всему телу и обтирал себя тающим снегом. А уж потом справлялся по хозяйству.

Как–то на пути к колодцу его окликнула Савельевна. Псы ее еще загодя выступили на передовую, вздыбилась шерсть на их загривках, оскалились морды, Ленина свита тоже изготовилась, но Савельевна неожиданно прикрикнула на своих собак: «Тише вы, проклятые!» И обычный концерт не состоялся.

— Слышь, Людка приезжала. Ходила до тебя. Ходила. А ты чи спал, чи шо. Не стала тебя будить. Хлеба тебе привезла. Щас вынесу…

Врала она или нет, может и ходила Людка, хотя трудно поверить. Леня подумал о собаках и от хлеба не отка зался.

— На вот, держи, — Савельевна протянула ему две буханки, вдруг сморщилась и сквозь слезную гримасу сказала. — Надю–то жаль… Ой, не верила я, шо она и взаправду… Теперя мой черед…

От удивления Леня только спросил:

— Что ж твой? Ты ж здоровая…

— Мой! Я знаю, шо мой! А ты вот подругу свою спроси, цыханку белую, — уже сухим голосом рявкнула Савельевна и, утирая торчащим из–под ватника грязным фартуком глаза, пошла, на ходу бурча, — какая я здоровая? Мне масло давить не с кого — вот я и здоровая…

Напоминание о «подруге» укололо в самое сердце, — надо же, Людка и та хлеба привезла… А эта… «Цыганка белая» — повторил вслед за Савельевной, задумавшись, впрочем, о чем бы это ему надо спросить ее.

Скоро стали наведываться на берег то те, то другие верные люди, сговариваться с Леней о ближайшем ночном деле. Опасный этот промысел всегда как–то разжигал Леню — вопрос наживы стоял для него на втором месте, на первом были азарт и фатальный привкус удачи. За всем этим обида на Петровну притупилась и когда приехали люди из Феодосии — как раз за икрой — и привезли письмо от Петровны, в котором она просила продать им икры и для нее тоже, Леня письмо прочел и продал. Она писала, что о Надиной смерти узнала только по возвращении из Ташкента, куда ездила к сестре мужа, врачу–стоматологу, вставлять зубы, и очень жалеет и его, Леню, и о Наде. Заказала панихиду и просит передать с людьми горсть земли с Надиной могилки — она ее освятит и привезет с собой, и они с Леней вместе пойдут и посыпят ее на могилу. Читая эту ерунду, Леня почему–то заплакал, на кладбище с людьми съездил и, отдавая им замотанную в тряпицу землю, вдруг вернул Петровнины деньги за икру, сказав: «Пусть сама для расчета приезжает…»

Этой весной две ласточки слепили гнездо под потолком Лениной уборной. Самочка отложила не то шесть, не то семь голубовато–серых в крапинку яиц — Леня в гнездо заглядывал с опаской, он даже находиться теперь в уборной стеснялся; такой переполох у птиц вызывало его появление, что делалось неловко, хотелось поскорее убраться оттуда. Однако, недоумевал: как же это столько птенцов в таком маленьком гнезде уместятся… Из опаски, что под тяжестью вылупившихся птенцов гнездо обрушится, он кнопками прикрепил пониже его поддон из плотной бумаги — и как угадал: вскоре гнездо обвалилось одним боком, и птенцы непременно бы вывалились из него, если бы не ласточки- на заботливая предусмотрительность. Леня только диву дался, как они могли сделать такое, но пятеро птенцов, как гирлянда елочных лампочек, повисли над поддоном, аккуратно перевязанные за лапки конским волосом. Только шестой зацепился за край гнезда и удерживал остальных. Седьмой птенец, должно быть позже всех вылупившийся, совсем заморенный, старшими братьями — сестрами затоптанный, не был привязан — наверное, мамка не рассчитывала его, слабака выкармливать, или невзлюбила еще до того, как он вылупился. И теперь он валялся, чуть живой, на бумаге. К концу того дня Леня зашел поглядеть — теперь он уж не зачем другим в свою уборную не ходил — и увидел, что все птенцы назад в гнездо заправлены, а этот остался лежать в поддоне. Леня знал, что птица может бросить гнездо, если чужой запах в нем почует, но все–таки подобрал две щепки и, слегка пораспихав ими старшеньких, подсунул бедолагу к самому краю. Тот, едва оказавшись в гнезде, раззявил клюв и заверещал не хуже братьев. Леня наблюдал потом как и его, оперившегося вовремя, родители учат летать, и почему–то радовался.

Петровна приехала под конец весны. Объявила Лене. что муж ее вообще пускать не хотел, поскольку она — все ж таки женщина, а он, Леня, — все ж таки мужчина. Глупость эта — при том, что он так сразу и подумал, что это глупость — как–то все–таки польстила Лене. Он не стал тратить слова на пустые упреки, и на радостях показал Петровне ласточкино гнездо. Та восхитилась и тотчас сделала предсказание:

— Леня, вот Надя умерла. Жаль Надю. Но вы долго будете жить: если ласточка свила гнездо под вашей крышей — это значит, вы будете долго жить… — При этом она улыбнулась во всю ширь и ослепила Леню двумя рядами золотых зубов. «Господи, — подумал он — это что ж она себе сделала? Ну, точно «цыганка белая» вспомнил он и не удержался от вопроса:

— А вот, что это Савельевна мне сказала, что теперь ее черед?..

— А я не рассказывала вам? Да, я не рассказывала, не хотела вас огорчать. Это же прошлым летом было. Савельевна меня под навесом ждала. И Надя пришла и села. Ну, как она всегда, на землю прямо.

Навес этот — территория нейтральная, какой–то отдыхающий построил его, прожил под ним одно лето и уж больше не появлялся.

— Ну вот, я иду и вижу: сидит Савельевна, а рядом с ней Надя. Я уже подхожу и вдруг, в какой–то момент перед моими глазами все исчезает: навес вижу. а ни Нади, ни Савельевну под ним нет! Это один какой–то миг было! И все: опять вижу! И такое у меня лицо было, что Савельевна спрашивает, это что с тобой? Ну, я и рассказала ей…

— Так что это значит?

— А то и значит. Ленечка…. Савельевна и та поняла…

— Так что ж выходит, вы знали, что Надя помрет?

— Ну, конечно, знала…

— И поехали эти зубы вставлять?

— Ну, вы странный какой?! Поехала, конечно. При чем тут мои зубы?

— А теперь, что ж получается: Савельевны черед?

— Отстаньте от меня, Леня! Что вы пристали?! — повернулась и пошла здороваться к Савельевне. Но и тут у нее нехорошо получилось.

— Савельночка! — пропела она сладким голосом. — Я вам чувячки привезла!

— Поди ж ты радости: чувячки! Да на хера мне твои чувячки! — огрызнулась вместо приветствия Савельевна.

— А что ж я должна была вам привезти? Машину может быть? Какая вы странная!

— Это я‑то странная?! А хто тебе всю зиму хату доглядывал? Этот вот, как бабу захоронил, на берег носу не казал, до того дошел, что быков пресной водой поил! А шоб оно было с твоей хаты, кабы не я? Я тебе еще кода гуторила? Петровна, ты не хату покупаешь, ты сторожа покупаешь! Вон тут цельный поселок растащили — камня не осталося. А ты мне за зиму буханки хлеба не привезла?! Ну, наглая!

— Если вы так, я вообще с вами разговаривать не буду!

— Петровна обиженно повернулась, но через какое–то время пришла с полными руками: принесла сухарей. колбасы, банку тушенки и сделала приглашение:

— Савельевна, приходите ко мне чай пить.

— Чай? Ладно, иди. Как управлюсь, приду. Угощение Савельевне понравилось, она поела и сыр, и привезенный творог, хоть и поругала его, а по вареной колбасе, видно, сильно соскучилась — но Петровне не жаль ее было — без холодильника все равно не сохранишь. Обижала только манера Савельевны, едва к столу приблизится кто–то, тотчас встать и, утирая рот корявой клешней, нарочито поблагодарить: «Ну спасибо, Петровна, я чаю пустого напилась, теперь пойду».

— Как это пустого? — всякий раз удивлялась Петровна такому беспардонному вранью. Но уже на ходу, закинув руки на согнутую поясницу, только что уплетавшая за обе щеки все подряд, Савельевна продолжала утверж дать:

— Да, пустого чаю попила, теперь пойду. Мне мнохо не надо.

— Нет, Леня, вы подумайте: пила–ела, и вдруг пустого?

— Кобыла–то? Она всегда так, она ж чужое ест — не чувствует.

Этим Леня выражает свое презрение к бессмысленному желанию Петровны ладить мир и с ним и с Савельевной.

Но оказалось, что этим летом мир с Савельевной Петровне просто необходим. У нее и раньше была причуда — боялась она одна в доме ночевать и частенько напрашивалась к Лене с Надей на ночевку, но теперь, когда Леня остался один, это выглядело бы вовсе неприлично, а она как раз этим летом даже помыслить не могла об одиноком ночлеге под собственной крышей — откажи ей Савельевна и пришлось бы Петровне уехать в душную, пыльную Феодосию. Но, наскучавшисьза зиму по разговорам, Савельевна не отказала. И вот теперь каждый вечер, подхватив пуховый спальный мешок, Петровна запирала свой дом, выбросив предварительно за порог от грозы и всякой другой напасти топор, шла к Савельевне. Та к этому времени уже успевала подоить корову Зою и тем завершить дневные свои труды. Вот Леня еще весной сдал быков, продал корову — Савельевна, узнав об этом, только и сказала: «Ну, все: зимой от безделья умом тронется!» Но он и прежде не много сил на скотину тратил: выгонит в степь и до самого вечера не вспомнит о них. Пасутся, где хотят, хоть в колхозное поле забредут. А это дело опасное — могут увести скотину в колхозный коровник, да еще штраф наложить. Савельевна по здоровой крестьянской выучке не может так обращаться со своим добром: таскает она быков и корову по степи на веревках, в одном месте вобьет в землю железный штырь, оставит до тех пор, пока скотина заленится траву щипать, чуть заляжет — уже спешит Савельевна на другое место перетащить, где травка посвежей — и так целый день мельтешит по степи ее сгорбленная длиннорукая фигура с веревкой через плечо, со штырем и молотком в руке. А в полдень непременно тащит быков к колодцу. От Арабатской стрелки до самого Заводского это единственный колодец на берегу. Глубокий, выложенный камнем, он хранит чуть солоноватую воду всегда прохладной. Отфильтрованная почвой она все–таки слишком солона, для чая, например, не пригодна, но картошку сварить в ней вполне можно. А быков уж, конечно, не привозной водой из бассейна поить. Но попробуй–ка вытяни руками из колодца восемь ведер подряд — бык только морду в ведро опустит, вздохнет — и ведро пустое. А еще и барашков надо поить, и курам корму дать, и цыплят в клеть загнать, и уж после всего Зою подоить. Теперь Зоя лежит на холме среди еще невыгоревшей травы так, что в том месте, где быстро меркнущее небо касается округлости земли, видны только ее кривые, отвернувшиеся друг от друга, будто навсегда поссорившись, рога.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Берег - Виктория Беломлинская бесплатно.

Оставить комментарий