потому решил принять меры предосторожности.
Он снова затянулся, выпустил дым ей в лицо, она от этого закашлялась.
— Скажешь, немецкий техник умом тронулся? Может быть, может быть. Да вот только выживший фашистский пилот показал тоже самое. Тот, что плюхнулся на аэродром. Да, да! После такой посадки он всё-таки выжил, хоть и шею себе сломал. Да и ранен был… Сейчас, правда, всё, кранты ему пришли — кровью истёк, не успели спасти. Но вот кое-что я у него всё-таки успел разузнать… До того, как…
Девушка молча рассматривала носки своих сапог.
— Вот что, сержант Чудилина, или как там тебя…. Не верю я, что стреляя по банкам в лесу, можно получить такие навыки, — он постучал карандашом по столу, — Давай-ка начистоту: выкладывай, кто ты, кем завербована, где тебя обучали, и какое задание ты здесь выполняешь.
— Я школу воздушных стрелков окончила, в Троицке…
Капитан посмотрел на неё долгим изучающим взглядом, и, как бы между прочим, спокойно произнёс:
— Да давал я туда запрос. Знаешь, что ответили? Ага, зна-а-аешь…. — он насмешливо смотрел на неё.
Она подняла глаза на особиста:
— Что я там не училась?
— Вот-вот! Не было, говорят, у нас такого курсанта…. — он вынул из-под бумаг её документы, откинулся на стуле, придвинул к себе поближе лежащий на столе ТТ. Взял в руку её лётную книжку, внимательно осмотрел:
— Мм, качественно подделано, не подкопаешься! И печать настоящая… Почти.
Агния упорно молчала, опять уткнувшись глазами в свои сапоги. По всем признакам капитану Шелестову стало понятно: наступил «момент истины». Он подался вперёд:
— Так, а теперь только правду! Всё, что знаешь…. Поняла?! Рассказывай. Я жду.
Она подняла на него глаза, решительно вздохнула:
— Хорошо. Я всё вам расскажу. Я — не человек. И никакая я не жена Андрею, я — его ангел-хранитель в человеческом теле, отсюда и такие возможности. Просто я о них порой и не догадываюсь даже, но достаточно мне один раз показать, и у меня….. у меня всё как-то очень хорошо получается. Вот. Мне показали, я научилась стрелять, мне документы показали — я сотворила точно такие же. Сама сотворила.
— Ого! Ангел! Это уже что-то новенькое! Такого мне ещё не говорили! — капитан прищурился, — сотворила, говоришь? Это как же? Ну-ка, ну-ка! — Шелестов скептически улыбнулся, ещё сильнее подавшись вперёд.
— Вот так.
Она подняла ладошку на уровень глаз и через секунду на её ладошке появилась ещё одна, точно такая же, как у капитана на столе, лётная книжка. Она перегнулась через стол, и подала её капитану.
Капитан хмыкнул, наклонился вперёд, взял книжку в руку, повертел её, разглядывая и так и эдак, полистал страницы, и зловеще усмехнувшись, выдал:
— Ну-ну… я в 35-м году в Москве был, так вот там один магистр чёрной магии, забыл, как его, чёрт! Вэ…Во… да хрен с ним, не помню! Так вот он публике фокусы показывал: колода карт сначала у него в руках появилась, потом они у него по залу летать стали, деньги вдруг в толпу с потолка посыпались…. Правда потом, какая жалость! Деньги те бумагой оказались, — капитан, как будто вспоминая что-то очень весёлое, радостно улыбнулся, — его, кстати, потом так и не поймали, — он упёрся в девушку взглядом, — Ты, случаем, не из того самого шапито? Уж больно интересно ты рассказываешь. Да и фокусы у тебя забавные. Сколько там у тебя этих бумажек заготовлено, а?
Улыбка сошла с его лица:
— Да вот только не подумала о том, что я таких историй наслушался. И весь этот твой иллюзион…. — он потряс её лётной книжкой, — короче…
Он придвинул к ней бумагу:
— Пиши.
Девушка в этот момент как будто к чему-то прислушивалась — взгляд её уперся в одну точку, брови нахмурились. Она вздрогнула, как будто очнулась ото сна:
— А? Что? Что писать?
— Правду пиши, всё, как есть. Давай!
Он придвинул к ней чернильницу и перо. Она опять прислушалась, сосредоточенно глядя в окно, перевела взгляд на Шелестова:
— Товарищ капитан, отпустите меня, — она жалобно посмотрела на него, — Андрею грозит опасность, я должна его спасти.
Капитан усмехаясь, смотрел на неё и молчал. «Всё, поплыла, сейчас колоться будет».
— Он может погибнуть, — она приложила руки к груди, с мольбой глядя на капитана, — Правда, я нужна ему, иначе он погибнет. И вы тоже!
— Хорош комедию ломать! Пиши давай! — Шелестов посмотрел на часы, — уже полчаса с тобой тут….
Договорить он не успел: Агния, за пару секунд до этого взявшая чернильницу в левую руку, чтобы как-бы придвинуть её к себе, улучшив момент, когда капитан на секунду отвёл от неё глаза, совершила неуловимое движение рукой, посылая чернильницу в лицо капитану.
Тяжёлая стеклянная чернильница, вращаясь в полёте, и разбрызгивая во все стороны чернильные брызги, менее, чем за четверть секунды преодолела пару метров и впечаталась капитану прямо в переносицу, ломая хрящ носовой перегородки. От неожиданной боли и потока чернил, брызнувших ему в глаза, он резко качнулся назад, ножка стула, на котором он сидел, подломилась и с дикими матюгами он рухнул на пол. Агния метнулась к двери.
— Куда, сука?! Стоять!!! — капитан пытался подняться с пола и вслепую шарил рукой по столешнице, пытаясь нащупать лежащий там пистолет.
***
Солнышко тусклым оранжевым шариком катилось к лесу.
Старшина НКВД Кирилл Кузьмин расслаблено стоял у крыльца дома, наблюдал боковым зрением за сидевшим недалеко от него на лавочке лейтенантом Чудилиным, и занимался архиважным делом: делал самокрутку. Лейтенант Чудилин по мнению старшины никакой опасности не представлял — он был свой, из родного полка. Лётчик, как лётчик, не хуже других, даже герой — немецкий самолёт угнал из-под носа у фашистов. Да и стрелок у него — девка боевая, хотя и немного странноватая. А то, что Шелестов их обоих к себе для разговора вызвал, так то, по всему видать, дело необходимое. Одним словом — начальству виднее. Поэтому старшина стоял совершенно расслабленно, и не ожидая никаких подвохов.
Андрей же сидел спокойно на лавочке, спиной к дому, поджидая своего стрелка. Лавочка стояла на краю канавы — она начиналась в метре за лавочкой. Андрей задумчиво смотрел на сухие дубовые листья, вмерзшие в тонкий ледок, который покрывал поверхность тёмной воды, скопившейся на дне канавы.
Старшина почти не обращал на него внимания, он был весь поглощён неспешным и увлекательным процессом — сворачиванием самокрутки. Бумажка нужных размеров была уже оторвана и в её центр из красивого, расшитого кисета была отмерена добрая жменька махры. В данный же отрезок времени старшина НКВД был занят самым что ни на
