— Что это значит?
— Добрый вечер, — невозмутимо поздоровался он.
Адель повторила вопрос.
— Как ты думаешь? — насмешливо улыбнулся он, крутя пальцами сигарету.
— Глупая попытка сделать из меня гейшу! Набеленную проститутку!
Кен поморщился.
— Стереотип Запада, — только и бросил он.
Она вспомнила утренний чай. Все указывало на то, что Кен воспринимал ее как глину, как материал, из коего теплыми руками можно сотворить узкоглазую Галатею. Не пройдет!
— Будущее гейши тебе явно не грозит, — прикурив, Кен бросил в идеально чистую пепельницу спичку и, откинувшись на подушку, устремил взгляд в садик за окном. — Это искусство.
— Песенки да танцы? Постельные утехи? Только искусство? Никто не учит ее соблазнять, быть любовницей? Гейша остается девственницей, — насмешливо заключила она.
— Перед посвящением она проходит ритуал, — нехотя ответил Кен.
Адель взяла подушку с прикрепленной спинкой и села напротив.
— Дефлорация, я угадала?
— Угадала.
— И как? — она испугалась собственному вопросу. Зачем провоцировать его? И потом она забывается: низкое удовольствие — болтовня с японцем. Адель угрюмо сдвинула брови.
— Как? — Кен с насмешкой взглянул на нее. Дождалась! — Обряд занимает семь дней. В изголовье постели кладут сырые яйца. Мужчина (он должен быть средних лет, опытен) входит к девушке, предлагает майко[8] лечь и раздвинуть ноги…
Адель затаила дыхание. По его мимолетной улыбке она поняла свою ошибку и задышала ровнее. Глупые обычаи дикого народа, неужели они могут быть ей любопытны!
— Разбивает яйцо, — за пеленой дыма лицо Кена оставалось непроницаемым, — выпивает желток, а белком… смазывает лоно майко, слегка касаясь его пальцами. Потом желает ей спокойной ночи и покидает комнату. На следующий день все повторяется, но касания становятся более чувственными. С каждым разом палец мужчины, смоченный яичным белком, проникает все глубже… На седьмой день… девушка больше не испытывает испуга перед мужчиной, и…
— И..?
— Тебя это заинтересовало, — протянул Кен.
— Ничуть, — Адель отогнала от лица дым, пытаясь выглядеть равнодушной.
— До мастерства актеров Кабуки тебе далеко! — тихо засмеялся он. — Ритм твоего дыхания поведал, насколько тебе понравились японские обычаи…
В спальне ее прихода ждала суровая Томико. Она прижимала переливающийся шелк к груди и, беспрестанно повторяя «гомен насай», неуверенно буркнула, что кимоно стоит в десятки раз дороже любого платья от Диора.
— Я разделяю ваше мнение, — невозмутимо взглянула на нее Адель, — подобные средства были потрачены Кеном впустую. Покупки должны быть практичными.
С пожеланиями спокойной ночи они раскланялись. Адель сменила бинт, обработала травму мазью. Судя по разлившейся синеве, скорого выздоровления ждать не приходилось.
В комнате Ясы смолкли звуки рок-н-ролла — малыш каждый вечер слушал пластинки: патефон крутил записи негритянских джаз-бэндов и популярного Джонни Рэя. Среди его коллекции шеллака[9] попадались экземпляры из винила, а радиоприемник был настроен на волну ритм-энд-блюза.
Адель медленно спустилась вниз, к кабинету Кена. Нерешительно постучала. Открыл помощник, с вежливым поклоном.
— Где Кен? — смутилась она.
Росточком он был ниже ее, сутулился да еще нагнулся при ее появлении. Гномик на кривых ножках. Как же его зовут?
— Кендзи уехал в аэропорт, завтра в Турине начинаются гонки, — тактично разъяснил гном.
— В Турине? И когда самолет?
— В десять. Не в его правилах — задерживаться.
Значит, дразня ее, Кен прекрасно знал, что спустя минуту уезжать. Адель взглянула на свое одеяние — хризантемы мерцали в теплом свете настольной лампы. Она повернулась и засеменила к лестнице.
— Адель-сан… — услышала она за спиной. — Прошу меня извинить. Под кимоно не надевают трусы — контуры резинок бросаются в глаза, да и справлять естественную нужду неудобно.
Она сжала губы. Чтобы еще раз она позволила себе подобную слабость! Поделом!
— И еще… Кендзи передал, чтобы вы были крайне осторожны. Он еще не успел заняться теми иностранцами, которые интересуются вами.
— Кстати, — она развернулась и вошла в кабинет.
Пустые, обтянутые рисовой бумагой, стены украшал одинокий пейзаж Фудзиямы — кисть художника не тронула и три четверти полотна. Так и в доме пространство было неприкосновенным — минимум мебели, ни одна деталь не перегружает внимание. Она провела ладонью по поверхности холста, ощущая шероховатость фактуры.
— Андо Хиросигэ, стиль укие-э — мир приходящих иллюзий, картинки плывущего мира, — учтиво, но кратко поведал очкарик-гном.
— Не его ли копировал Ван Гог?
— Вы правы. «Сливовый сад Камэйдо» и «Внезапный дождь над мостом Син-Охаси на реке Атака». Разбираетесь в живописи?
— Немного, — отмахнулась Адель. — Занималась в кружке изобразительного искусства.
Ей даже вручали значки — свидетельства побед на конкурсах детских рисунков, фрау-преподаватель, вдохновенная рассказчица, собирала истории из жизни знаменитых художников и потчевала воспитанников.
— Извините, забыла ваше имя…
— Уэдзаки.
Точно — Эд. Взгляд Адель скользнул по скупой коллекции брелков нэцке[10] и низкому столику у окна. Окно! Кен уехал. Ей следует незаметно открыть форточку.
Игнорируя подушку на полу, Адель уселась прямо на столик. Эд переменился в лице. Ей не хотелось сильно обижать человечка, просто отвлечь внимание — она встала и подошла к окну.
— Расскажи мне о Кене. Почему он уехал из Японии?
Эд поправил очки, концентрируясь на сжатом, но информативном рассказе. Дядя Кена был странствующим буддийским монахом, племянник сопровождал его в путешествиях. Они зарабатывали на хлеб, показывая акробатические трюки. Кен прекрасно владел техникой езды под брюхом лошади, на полном скаку перепрыгивал на другую мчащуюся кобылу. Храброго мальчишку заметил какой-то богач-европеец и предложил взять парнишку к себе в качестве наперсника для болезненного и избалованного сына. Дядя согласился, и Кен вырос в достатке. После смерти покровителя Кендзи унаследовал приличную сумму и уехал в Нью-Йорк.
— Пойдемте спать, Адель-сан, — корректно выпроводив ее, Эд закрыл кабинет. Словно именно там хранились сокровища, которые гном оберегал.
— Что же произошло с сыном богача?
— Он женился, занимается политической карьерой. С Кеном сохранил дружеские отношения. Спокойной ночи, Адель-сан.
Адель прошла к себе, сняла злосчастное кимоно, но не легла. Из-за боли в плече она все равно не уснет. Через час она вышла на лоджию и, поежившись от ветра, спустилась по балконной лесенке к окну кабинета. Во время
пространной речи Эда она украдкой отворила форточку, и теперь ей хватило нескольких секунд, чтобы очутиться внутри.
Адель зажгла фонарик, медленно обследовала стены, заглянула за картину. Низкий столик содержал два выдвижных ящичка. В одном Кен держал кисти, краски, множество цветных карандашей и ручек с пузырьком чернил. На дне второго покоился «намбу». Адель стало интересно. Она вытащила пистолет, взвесила в ладони. Тонким стволом и длинной рукояткой он напоминал «парабеллум». Адель заглянула в магазин, сняла предохранитель и обернулась к окну. В одной из квартир соседней башни горел свет. Адель вытянула руку — мушка «намбу» застыла на лысеющем затылке полуночника, склонившегося над бумагами. Прицел делил его череп пополам — палец Адель нажал на курок.
— Паф! — отозвалась она пустому щелчку.
Она бросила пистолет на место, села на подушку у столика. Где Кен мог держать снимки шведов? В том, что фотографии существовали, Адель не сомневалась. Она отбросила подушку, отогнула край татами и стала обследовать деревянный настил пола. Костяшки пальцев азбукой Морза выбивали: «Где ты? Где ты?» и, наконец, обнаружили то, что искали. Адель вытащила несколько дощечек, открыв фонарному свету нишу, вместившую ряд одинаковых папок с иероглифами на корешках. Адель медленно достала одну, перелистала страницы — замелькали чертежи, эскизы, фотографии автомобилей. Вот кроха «Изеточка», итальянская машинка с маленькими деталями. Единственная дверца малышки, точнее передняя стенка кузова, откидывалась в сторону, позволяя уместиться в салоне двум пассажирам. Далее следовали фотографии изящного «купе», где ездоки размещались друг за другом, а вместо двери откидывалась вся крыша. В папке были материалы на «Fiat» и «Astin/Morris», занятых идеей компактного и дешевого автомобиля. Следующие папки посвящались новинкам автомобильных монстров — «Opel», «Jaguar», «Понтиак» и «Бьюик». Адель наткнулась и на план мюнхенского завода «БМВ». Последней Адель открыла папку, содержащую лишь рисунки и чертежи, здесь не было ни единой фотографии. Тексты были написаны по-японски, иногда от руки.
