ты не в ту дверь стучишь или не так, как надо?
— Англичане продают опиум прямо здесь. Становятся на якорь, как мы, между островов. К ним подходят местные длинные многовесельные лодки и забирают весь товар. После чего судно с остальным грузом идет в Кантон, продает его там и грузится чаем, шелком, фарфором. Мне мистер Перкинс приказал наладить контакт с этими контрабандистами. Наверняка через них можно дороже продать. Я стою здесь почти две недели, но никак не могу договориться с ними. Дают такую цену, что выгоднее через этого чиновника продавать, но при этом не отказываются от переговоров, — рассказал капитан.
— Китайцы — ушлые торговцы. Иудеи в сравнение с ними — подростки на подхвате. Китайцы никогда не говорят категоричное нет, чтобы ты не потерял лицо. Мало ли, вдруг в будущем пригодишься⁈ — рассказал я.
— Что такое потерять лицо? — перебил Бернард Бишоп.
— Если просто, опозориться, погубить свою репутацию, стать изгоем, — объяснил я и продолжил: — У них есть несколько типичных форм непрямого отказа: «мы подумаем», «пока нет денег или времени», «мы вернемся к этому вопросу позже»… Но иногда, как в твоем случае, это просто один из приемов для достижения цели. Они к тебе возвращаются, значит, не отказываются от сделки, а продавливают цену. Будут использовать разные походы, нажимать на разные чувства, пока не найдут слабину и не получат самые выгодные условия.
— Теперь понятно, почему они довели меня до бешенства в прошлый раз! — сделал он эмоциональный вывод. — Я послал их к черту, но они не поняли и пообещали приплыть сегодня.
— Это ты не понял! — усмехнувшись, поправил я и спросил: — За сколько ты хочешь продать опиум?
— Хотя бы по десять долларов за фунт. Без взятки чиновнику компания заработает лишний доллар на каждом, — ответил он.
— Продадим по десять, но ты скажешь мистеру Перкинсу, что отдал по девять пятьдесят, а остальное отстегнул посреднику. Поделим разницу пополам, — предложил я.
— Ты это серьезно⁈ — не поверил он.
— Вполне, — подтвердил я. — И мы заработаем, и мистер Перкинс будет счастлив. Хотя можешь отказаться от своей доли, но мне выплатишь комиссию в двадцать пять центов с фунта. Мистер Перкинс поймет. Это обычная торговая практика.
— Мне надо подумать… — молвил Бернард Бишоп и сделал глубокую затяжку.
— Не становись китайцем! — шутливо посоветовал я.
Резко выпустив табачный дым, он хохотнул, показав в типично американской улыбке пожелтевшие от никотина зубы, и произнес восхищенно:
— Я смотрю, ты поднаторел в местных делах! Ладно, сделаем по-твоему!
Я бы сильно удивился, если бы он поступил иначе. Американец рождается с долларом в зубах.
4
Иосиф Сталин, недолюбливая, наверное, цыган, заставил их в приказном порядке сделаться оседлыми. В итоге в Донбассе появилось много так называемых цыганских поселков, где ромы жили компактно в построенных из жужжалки (угольной золы) домах. Кто-то получал квартиру и отделялся от соплеменников. Так что я рос бок о бок с ними, учился в одном классе, работал… Цыганами они становились, когда наряжались в цветастые одежды и отправлялись на промысел в другие города и даже области. Все остальное время были обычными людьми, разве что, за редким исключением, не слишком разборчивыми в одежде и еде и чистоплотными в быту. Жили в свое удовольствие, не шибко напрягаясь из-за карьеры, денег и прочей суеты, не говоря уже о том, чтобы свято чтить уголовный кодекс. При этом никогда не позволяли себе жульничать с соседями и, тем более, обворовывать. Разве что тех, кто слишком уж недолюбливал цыган. Это как с собаками: если не боишься их, то тебя не трогают, и наоборот.
Как и в других древних этносах, среди цыган сравнительно много экстрасенсов, в том числе ясновидящих, которые, обрядившись в длинные широкие цветастые юбки, зарабатывали предсказаниями в разных людных местах, обычно на рынках и вокзалах. Среди них не всегда были одаренные. Чаще встречались умелые манипуляторы, разводящие лохов. Одноклассник-цыган объяснил мне, как избавляться от таких. Одеты они в цветастые одежды не просто так, а чтобы трудно было отличить одну от другой, опознать при задержании милицией. Зато сережки у каждой оригинальные. Это не просто украшение. Это амулет, который не меняют всю жизнь, каким бы дешевым, никчемным ни был. Так вот, если ты первым делом смотришь на ее сережки и как бы нейтрализуешь силу амулета, цыганка понимает, что ты фраер набушмаченный, лучше не связываться. А вот на, так сказать, истинных ясновидящих при встрече со мной сперва нападала оторопь, а потом быстро дистанцировались. Как теперь понимаю, то, что они видели во мне, в моем будущем, было слишком огромным, сложным и опасным для осмысления: если долго глядеть в вечность, она глянет в тебя…
Танка, скорее всего, не были этническими цыганами, хотя чем черт не шутит! Они были «родственниками» по желанию вести ненапряжный образ жизни. То есть для трудоголиков-китайцев не были примером для подражания. За что, как грустно поделился со мной У Бо, их презрительно называли цзяньминь, что можно перевести, как подлые людишки. Танка так же, как цыгане, запросто поплевывали на уголовный кодекс, поэтому, когда я спросил у старика, не хотят ли они купить опиум для перепродажи, сразу получил положительный ответ. Цену в десять долларов за фунт сочли вполне приемлемой. Как я догадался, покупали раньше для себя у хакка по более высокой. Правда, много взять не смогли, бедноваты. Янки почему-то отказывались принимать в качестве оплаты свои безделушки, за которые имели женщин-танка, брали только серебро и золото. Всё племя скинулось и с трудом наскребло благородных металлов на один мешок опия весом пятьдесят фунтов (без малого двадцать три килограмма). Очень выручила их золотая пластинка весом грамм сто, похожая на топорик с сильно затертыми иероглифами на обеих сторонах, которую, как догадываюсь, издревле хранили на черный день. Танка попросили придержать ее, обещая до отхода судна обменять на серебро, полученное от продажи опиума. Видимо, надеялись нехило навариться.
В империи Цин, как и в предыдущее мое посещение ее в самом конце семнадцатого века, деньги чеканят в каждой провинции свои, поэтому, за исключением бронзовых цяней номиналом в один, два, пять и десять, более-менее единых на всей территории, серебро и золото принимается только на вес. Один лян (примерно тридцать семь с половиной грамм) серебра равен тысяче цяней. Обычно слиток серебра — таэль — весом пять, десять, пятьдесят ляней делают в виде черепахи, лодочки, цветка, но чаще копыта. Особой популярностью пользовались серебряные испанские песо и мексиканские доллары, к которым в последнее время присоединились английский
