Я бы тоже была недовольна. Все. Пошли домой.
– Да. Простите, дядя Харли. Все в порядке.
– Горти, я прошу прощения…
– Старый бандит! Отстань от меня! И приходи в гости. Не могу же я все время шастать к одинокому мужчине по ночам, да еще в горку!
И Билла приводи, когда отдохнет. Ой, надоели вы мне. Мэри, держи меня крепче, я ни бельмеса не вижу в сумерках.
– Держу. Пока, дядя Харли. И не расстраивайтесь. Я сама виновата.
– Пока, коза. Горти, не упади.
Внука он нашел в дальнем углу сада. Билл сидел на одной из бесчисленных садовых скамеек, раскиданных по саду тут и там, и курил, безучастно глядя перед собой. Харли нахмурился, но при виде лица молодого человека немедленно раздумал делать выговор.
На лице Билла Уиллингтона застыло мрачное отчаяние.
Дед откашлялся.
– Курим?
– Да.
– Что-то многовато.
– Моя обычная доза – три пачки в день.
– Очумел? Вот потому ты и тощий.
– Я жилистый, дед. Тетка Вейл приходила, да?
– М-да. И ты успел напугать ее девчонку.
– Знаешь, в жизни бы ее не узнал. Такая… прямо красавица.
– Не то слово. И умница. И характер хороший.
Билл все так же безучастно кивнул.
– Хорошо. Повезет кому-то. Или уже повезло?
Харли закряхтел. Он всегда кряхтел при мысли о Нике Грейсоне.
– Да есть, вроде, один малый. Сынок старухи Грейсонши.
Билл вежливо удивился.
– Ну надо же. Неужели из этого зануды выросло что-то стоящее?
– Бес его знает. Костюмчик, машина, работа. В принципе, ничего плохого о нем нельзя сказать…
– Вот бы тебе такого внука, а, дед?
Харли отшатнулся, как от удара.
– Ты что, с ума сошел! Билли, если ты сейчас же не придешь в себя, я не знаю, что я с тобой…
Билл легко, пружинисто поднялся на ноги.
Ростом он был с деда. Подошел, крепко обнял старика за плечи.
– Не надо, дед. Я сказал глупость. А сделать со мной уже ничего нельзя. Я уже все сам с собой сделал.
В эту ночь в доме Уиллингтонов не спали.
Харли сидел на веранде и о чем-то размышлял. Билл метался без сна на своей постели.
Иногда усталость брала свое, и он забывался, но вновь и вновь просыпался, давясь беззвучным криком.
Одно и то же.
Глаза той женщины. И комья земли, падающие на крышку небольшого гроба.
Гортензия заговорила только возле дома, когда они уже почти прошли всю Центральную улицу.
– Вот что, Мэри. Я не зря назвала тебя доктором и все такое. Парню надо помочь. Он в большой беде, и это по медицинской части.
– Я же не психиатр…
– А кто сказал хоть слово про психиатров?
Наслушалась? Стыд и позор!
– Бабушка, я никого не наслушалась, просто он так странно себя…
Гортензия Вейл остановилась. Маленькая, сухонькая, похожая на сердитую птицу.
– Всего я тебе не могу сказать. Да и не знаю всего-то. Это уж их дело, Харли и Билла. Психиатр нужен здесь только Глории Стейн, не к ночи будь помянута, а вот мальчику надо помочь. Помнишь, как ты убегала от нас с Амандой на холм? Пряталась там от обид, от невзгод своих девчачьих? Никто ведь и не думал тогда посмеяться над тобой, сказать, мол, глупости все это? Тебя утешали, подбадривали, защищали. Билли сейчас тоже прячется на холме от обид. От невзгод. Может, и от большой, настоящей беды. И ему тоже нужен кто-то, кто поймет, утешит и не станет смеяться или, хуже того, осуждать. Харли за него жизнь отдаст, я его люблю, но мы старики. Ты ему ровесница, росли вы вместе. Не бросай его.
– Тетя Гортензия, я…
– Я сказала, не бросай!
Гортензия Вейл сердито фыркнула и величаво удалилась к себе в комнату. Мэри осталась одна, растерянно глядя вслед старухе и абсолютно ничего не понимая.
В эту ночь ей снился очень странный сон. Под раскидистой древней яблоней стоят они с Биллом. Он смотрит на нее страшным ненавидящим взглядом, и губы его искривлены беззвучным проклятием, а она не в силах ничего сказать и даже пошевелиться. Потому что ей так больно и так страшно, что сердце разрывается на части.
Глава 3
Грин-Вэлли, неделю спустя
– Нет, вы только подумайте! Сидит сычом на своем холме, вообще вниз не спускается…
– Как же не спускается! А к мисс Райан в больницу?
– Помяните мое слово, они нам еще устроят веселую жизнь! Не зря старик всю жизнь браконьерствовал. Погодите, вот ограбят банк…
– Какой банк?
– Ну не банк. Магазин. Или кого побогаче.
– Что вы такое говорите! Все-таки он из Лондона…
– Ну и что? Сколько жулья в этом Лондоне, вы знаете? Я вообще не знаю, куда смотрит мэр!
– Надо заявить в полицию.
– А я считаю, самое место ему в психушке!
Ведь страшно подумать, молодой, здоровенный бык, а глазищами так и зыркает, так и зыркает…
– Гортензия Вейл тоже хороша. Говорят, навещает их.
– Совсем из ума выжила. Ведь вдвоем живут, женщины. Прирежет их, и не пикнут. А то и изнасилует…
– Господи, какой ужас вы говорите! Вот я читала в "Сан", одна девушка познакомилась с молодым человеком, даже поженились, а он оказался маньяком…
– Да что вы такое говорите уважаемая! Он же работал в…
– Оставьте вы, ради Бога. Про этот случай, кажется, в газетах писали, мне кузина Салли звонила из Бриджуотера, а муж Салли как раз знаком с одним шофером, тот часто ездит в Лондон, у него там тетка, так вот она и рассказывала, что скандал был нешуточный…
– Погодите вы со своими кузинами и тетками! Он сумасшедший, я точно знаю. У него даже справка есть о нетрудоспособности. Знаете, что это значит?
– Ну?
– Не "ну", а то, что он вас прирежет, а ему за это ничего не будет!
– В самом деле, что ж это он на работу никак не устроится? Значит, не может?
– Бандиты не работают.
– Надо предупредить мисс Райан. Она ведь при лекарствах. Наркотики…
– Хорошо, что молодой Грейсон на ней женится…
– Как женится?
– Обыкновенно. Вы что, не знали?
– Да нет, просто я не думала… Она, конечно, милая девушка, внимательный такой доктор…
– И не говорите. Прекрасную микстурку она прописала моему старику. Совсем перестал кашлять.
– Сейчас изобрели новое лечение, магнитом. Полчаса в день лежите на нем – и все как рукой…
– А я слушала по радио, скоро поменяются магнитные полюса Земли. Года через два, кажется. И тогда все.
– Что – все?
– Конец света.
– Давно уже конец света. Вы посмотрите, что творится. Когда это было – яйца по два фунта дюжина…
– Безобразие!
Мэри выглянула в коридор, удостоверилась, что на прием никого нет, и с радостной улыбкой вернулась в кабинет. На белой кушетке сидела, болтая ногами, золотоволосая и симпатичная Дотти Хоул, ее лучшая подружка.
Дотти училась на курсах машинисток в соседнем городке и жила последние три месяца у тетки. С сегодняшнего дня у нее начались каникулы, и теперь подружкам не терпелось поболтать вволю. Дотти приехала вчера вечером и кое-что о последних событиях уже знала. Основной ее особенностью было умение реагировать на самые невинные события с неподдельным ужасом, так что Мэри даже побаивалась расспросов о Билле Уиллингтоне. Такого потрясения Дотти могла и не перенести.
– Наконец-то! Я соскучилась по тебе, До.
– Я тоже, ужасно! Меня совсем замучили эти курсы. Маникюр псу под хвост, пальцы сводит, а от всех этих тренировочных текстов у меня голова болит. К тому же тут у вас такое творится! Мама просто в ужасе.
Мэри удивилась. Миссис Хоул была одной из самых здравомыслящих особ в Грин-Вэлли.
– Почему? Мне казалось, в ужасе только миссис Бримуорти и миссис Стейн с компанией.
– Да нет же, Мэри, глупая! Это вовсе не об Уиллингтонах. Это о шоссе.
– Каком еще шоссе?
– Через Грин-Вэлли собираются прокладывать шоссе, скоростное, кажется. Разумеется, городок должен расцвести, но кто-то может расстаться со своим домом.
– А ты откуда знаешь?
