в строгой маяте
И начинаются осенние работы.
5. История с географией
* * *
Усадьба
Кипит черемуха вокруг
Большой помещичьей усадьбы.
И за рекой леса и луг
Сжимают дом кольцом осадным.
Гудят медовые шмели
Над душным, пряным запустеньем,
Здесь парк смело с лица земли
Столетним паводком цветенья.
Давно когда-то под горой
Ютилась барская деревня.
И отделенная рекой,
Усадьба властвовала с гребня.
И на прогулках вдоль аллей
Вдруг усмирял смешливых княжон
Открывшийся простор полей
С далекой церковью на страже.
И золотились облака,
Сирень кустилась за рекою…
И все тревожило слегка,
Сомненьем первым беспокоя.
Мир детства делался судьбой.
Глаза подергивались грустью.
И возвышало над собой
Тревожное большое чувство.
И зрел в том перелом судьбы.
От громкой знатности фамилий
В народ, в подвижничество, в быль
И в ссылку сестры уходили.
Сжигая к прошлому мосты,
Живя с народом общей болью,
Они хранили те черты,
Что с детства приняли с любовью,
Тот отсвет детства золотой,
Усадьбу с липовой аллеей…
Кончался век, гремел другой,
Аэропланом в небе реял…
* * *
Град Китеж, вставший из воды
Среди лугов, лесов равнинных,
На круг окрестных мест старинных
Глядящий оком с высоты.
Плывут соборы средь лесов,
Как облака над водной ширью,
Суровой обрастая былью
И изменив закон весов.
Как маяки для кораблей.
Плывущих по речной стремнине,
Разбросанные на равнине
Вздымаются персты церквей.
Плывут над плесом звонниц звоны,
Зовут, не ведая преград,
Там, где поднялся Китеж-град
Над Ильмень-озером студеным.
* * *
Осень, осень моя отрада.
Будто мне под прикрытием век
Снизошедшая в душу награда:
Золотой девятнадцатый век.
День осенний вконец растаял,
Снится парков дворцовых листва.
Словно Грозный в своих горностаях
В своих барских усадьбах Москва.
Золотой нескончаемый ливень
Риз и кружев московских церквей.
Их малиновый звон заунывен
И блистает парчой иерей.
И летят купола над столицей.
День осенний свеж и остер.
Словно жаром пера жар-птицы
Вспыхнул разом московский костер.
* * *
Дряхлеющие сны монастырей
Над тишиной пейзажей Подмосковья,
Как память прежних невозвратных дней,
Доныне сохраненная с любовью.
Войдешь… . За истлевающей стеной
Встречает монастырская аллея,
Столетьями взращенной тишиной,
Руина голым черепом белеет.
В забытьи краеведческий музей.
Мерцание прославленных реликвий.
И все, как обещание друзей:
Русь где-то рядом. Выйдет, только кликни.
И встанет силуэтами теней,
Кольчугами героев за спиною.
История! А ты был рядом с ней,
Ее касался трепетной рукою.
И снова далеко уводит глаз,
И словно слышишь в бесконечной сини
Столетьями овеянный рассказ,
Что сохранен нам в имени России.
* * *
Сибирь
В тайге старинные заводы,
Да избяные города.
Над забайкальскою природой,
В горах грохочут поезда.
О забайкальские пустыни,
С таежной ключевой водой.
Молчат лесистые долины,
Храня тяжелый, хвойный зной.
Молчание – судьба Сибири,
Ее проклятье и беда.
Молчат дворянские могилы
В старинных ссыльных городах.
Вдали от всех столиц, от света,
В сибирских избах, в теремах
Угас тому назад столетье
Народовольчества размах.
И мы той боли не забыли,
Как молча строились в полки.
Спасать Москву со всей Сибири
Шли лагерные сибиряки.
И сколько кануло их в Лету,
В таежных этих городках,
В косоворотках, в эполетах
И просто в русских мужиках.
Молчанье – вечный знак Сибири,
Ее величье, не вина.
И надо всей таежной ширью
Царит поныне тишина.
* * *
Санкт – Петербург
Жемчужных раковин волшебней
Поднялся город из воды.
Петра апофеоз победный,
Творенье духа и мечты.
Невы простором окрыленный,
Он ветром полнит паруса.
И статуй бронзово-зеленых
Глядят незрячие глаза
Туда, за далью моря пенной,
На неизведанный простор.
Плывет российскою сиреной,
Куда десницу Петр простер.
* * *
Вена
Вена: вальса круженье,
Европейская ось,
Судеб круговращенье,
И истории гвоздь.
Вена: век триумфальный,
Поступь императриц,
Век дворцовый и бальный,
Бонапартовский блиц.
Выгиб венского стула,
Грациозней богинь:
Его бедра округлы,
Плечи эрцгерцогинь.
Бархатистые ложи
В старом венском балете,
Как атласная кожа
Антуанетты.
Вена пышно нарядна,
В окруженье веков,
И ажурно-парадный
Облик старых дворцов.
Здесь ампир по соседству
С уютным кафе.
Кофе верное средство,
Когда ты под шафе.
Когда жизнь потускнела,
И не в глаз все, а в бровь,
Вена гонит по телу
Горячую кровь.
* * *
У стен шекспировской Вероны
Брожу я, словно в чутком сне,
И лишь Джульетты дворик скромный
Дух драмы пробудил во мне.
На узкой улице Мадзини,
Одетой в мрамор, как в паркет,
Слепят роскошные витрины,
Но ни следа Ромео нет.
И нынче молодые снобы
Не заберутся на балкон
И не поставят в страсти ль, в злобе
Судьбу и жизнь свою на кон.
Страсть утолит пивная пена,
Любовь – тугие кошельки.
На гладиаторской арене
Давно уж не звенят клинки.
Гид с бронзовой Джульеттой замер,
Обняв на счастье, быстр, как ртуть,
Ее, под вспышки фотокамер,
Отполированную грудь.
Шумит блестящая Верона
У древних стен, у входа в бар,
И дней Шекспира отблеск темный
Лишь туристический пиар.
* * *
Венеция
Вся в золоте роскошная столица дожей.
Под маской прячет лик патрицианка.
Играет жемчуг на атласной коже
Прекраснейшей венецианки.
Владычица морей и островов,
Дитя любви Европы и Востока.
Меж смуглых, резвых скакунов
Редчайший, золотистый локон.
Глядит на вас прекрасная, как сон,
Великой кистью на века согрета,
Глядит из прошлого, из мглы времен,
Из глубины старинного портрета.
Все в прошлом. Обмелел канал
И зданья ветхи на картине.
Собора потемнел портал
И в воду рушится лепнина.
* * *
Средиземное море
У подножья Европы.
Омывало оно
Ступни ног Пенелопы.
Флорентиец жестокий
Здесь натягивал вожжи
После страстных утех
С Лукрецией Борджа.
Здесь ступив на корабль,
Словно сгинула, канула
В просторах морских
Княжна Тараканова.
Где рыбак поднимал
Сети с бьющейся сайрой,
К морю с греческих круч
Апеллировал Байрон.
И лазурное море
С прибрежных куртин
Безмятежно писал
Сильвестр Щедрин
На закате тревожил
Тайной сладкого груза
Над вечерним Сорренто
Страстный голос Карузо
Ввысь стремился над морем,
Синим, словно атлас,
Голос чистого жемчуга
Марии Каллас.
Средиземное море –
Облик тих и обманчив:
