– Нашелся такой, – уклончиво начал крестьянин, но, увидев открытое лицо и доброжелательный взгляд, добавил: – Петро Чернобай… Дорошенковского полковника Якима сынок… Хотя молодой, а жила! В паны лезет!.. Вот и построил… чужими руками…
«А-а, Чернобай… Так вот кто проскакал только что», – подумал Арсен, его он действительно встречал и раньше.
Два года тому назад Чернобай приезжал на Запорожье с письмом от правобережного гетмана Петра Дорошенко. Чернобай держался высокомерно, и запорожцы пригрозили привязать его к лошадиному хвосту, если он не уберется ко всем чертям из Сечи.
Видя, что горячие головы могут исполнить угрозу, Сирко приказал Арсену с десятком казаков проводить Чернобая в степь и там отпустить на все четыре стороны: посланец все-таки!
– Знаю такого, – сказал казак и, вспомнив опустошенный татарами хутор, добавил: – Однако вы напрасно на него в обиде… В окрестностях рыскают татары, а в крепости можно переждать лихое время.
– Татары? Где? – Крестьянин вздрогнул.
– Камышовку спалили… Я чуть было не наткнулся на их чамбул[13]. Всех увели в неволю. А младенцев и стариков перебили…
Крестьянин изменился в лице.
– Спасибо, казак, за весть! Побегу… Надо тревогу поднять…
Он бросил ведра на землю и быстро побежал в крепость.
Напоив коня, Арсен выскочил из села в степь. Гнал коня изо всех сил, не жалея. Было бы глупо попасть в руки татарам в самом начале пути. С жеребца слетала желтая пена, он тяжело дышал.
Стал придерживать коня лишь после того, как въехал в лес. Узкой тропинкой взобрался на холм и остановился.
Вечерело.
На голой вершине, открытой всем ветрам, стояла старая, почерневшая от времени и непогоды мельница с обломанными крыльями. Вокруг ни души. Даже дорога и тропинки, вившиеся к ней по лесу, позарастали бурьяном и кустарником. Видно, давно уже не привозили сюда зерна для помола, давно отгрохотали и остановились каменные жернова.
Арсен привязал коня к обгрызенной коновязи, а сам, вытянув занемевшие ноги, сел на дубовую колоду, прислонился спиной к стене ветряка и закрыл глаза. Почувствовал, как усталость сковывает тело, задремал.
Вдруг в вечерней тишине послышалось какое-то шуршание и тихие вздохи. Арсен вскочил и оглянулся… Что за чертовщина! Нигде никого! Неужели притаился кто на мельнице? Или ему почудилось?
Он притих, прижавшись ухом к холодным замшелым доскам. И снова послышался шорох. Потом тихий жалобный стон. Словно кто-то беззвучно плакал. Арсен вскочил на ноги и кинулся к дверям. Они были закрыты железной цепью и приперты крепким дубовым колом.
«Странно, – подумал казак, вытаскивая из трухлявого дерева скобу, – кому понадобилось запирать это старье?»
Дверь со скрипом открылась.
– Кто здесь? – спросил, входя внутрь.
В ответ – тишина и темнота. Шагнул несколько шагов дальше, и серый вечерний свет, вырвавшись из-за его спины, упал на утоптанный тысячами ног пол и косматую внутренность ветряка: короб для муки, жернов, узкие ступеньки, ведущие куда-то вверх, опутанные паутиной балки.
– Кто здесь? – снова спросил казак, всматриваясь во что-то темное у противоположной стены.
Оттуда послышался приглушенный стон. Темная груда зашевелилась. Удивленный Арсен приблизился и чуть не вскрикнул от неожиданности: на полу лежали три девушки. Руки и ноги связаны веревками, во рту – тряпки. Все трое дрожали от холода, хотя одеты были хорошо.
– Кто вы? Как очутились здесь? – Арсен вытащил кляпы, разрезал саблей веревки.
Перепуганные, окоченевшие девушки еле поднялись на ноги. Но, пройдя несколько шагов, в изнеможении присели, с тревогой и недоверием поглядывая на незнакомца.
Девушки были очень красивые. Даже в сумерках Арсен заметил это и начал догадываться, какая судьба забросила их в эту старую мельницу.
Девушки трепетали, как вишенки в грозу.
– Откуда ты? – обратился к русокосой, что сидела поближе.
– Из Чигирина, – тихо ответила девушка. – Поповна я… Меня из дома выкрали какие-то неизвестные…
– А вы? – Арсен посмотрел на двух чернявых.
– Мы сестры… Из Корсуня… Нас схватили в дороге, когда мы возвращались с братом из Черкасс, где живет наша тетка… Брата убили, а нас вот завезли неведомо куда… И не знаем, что нас ждет…
– Не трудно догадаться, – тихо пробормотал Арсен. – Вас хотят продать в гарем… Какие-то мерзавцы связались с татарами и торгуют живым товаром!
Девушки залились слезами. Сестры обнялись, а русоголовая протянула руки к Арсену:
– Отпусти нас! Спаси, добрый человек!
– Я вас развязал не для того, чтобы держать. Бегите отсюда, да побыстрее!
Девушки снова вскочили на ноги. Однако счастье их было слишком коротким, они не успели даже во двор выбежать. За стеной послышался стук копыт – у мельницы остановились три всадника. Увидев коня и открытые двери, они спрыгнули на землю и стремглав бросились к мельнице, на бегу вытаскивая сабли.
Девичий крик прорезал вечернюю тишину. Арсен выхватил из ножен саблю, стал в дверях. Несмотря на густые сумерки, он опознал в одном из тех, кто бежал к ветряку, Чернобая.
Так вот чьих рук это гнусное дело! Бывший служака Дорошенко, потеряв господина, который вынужден был сдаться на милость царя и гетмана Самойловича, теперь стал настоящим разбойником!
– Стойте! – крикнул Арсен. – Если вы приехали за девчатами, то ничего не выйдет! Не возьмете! Я не позволю ими торговать! Разве что переступите через мой труп!
– И переступим! – крикнул Чернобай и скрестил со Звенигорой сабли.
«Скверное дело: я один, а их трое, – подумал Арсен, отбивая первый выпад Чернобая. – Совсем скверное… Вот если судьба поможет мне одолеть Чернобая, холопы сами удерут отсюда».
Он стоял на ступеньках, на голову выше противника. Лязг и скрежет сабель разносились в тихом морозном лесу. Сильная и ловкая рука уверенно отбивала короткие, но опасные выпады Чернобая. За спиной слышались перепуганные крики и плач девушек.
Под натиском Звенигоры Чернобай немного отступил. Его хищное лицо с тонким длинным носом и закушенной губой застыло от напряжения и походило сейчас на маску, из груди порой вырывался натужный хрип. Чернобай, видно, смекнул, что перед ним искусный боец, и сотнику стало душно. Левой рукой он рванул ворот кунтуша.
– Жарко стало, Чернобай? Подожди, станет еще и холодно! – насмешливо промолвил Арсен, зная, как насмешка выводит противника из равновесия.
– Ты знаешь меня? – воскликнул удивленный Чернобай.
– А почему бы и нет? Такого видного казака да не знать! – издевался Арсен, не спуская глаз с сабли противника. – Запорожцы помнят, как ты приезжал в Сечь от Дорошенко. Жаль, что не снесли тогда твоей головы – не торговал бы теперь нашими девчатами!..
Лицо Чернобая перекосилось, смертельно побледнело.
– Хлопцы! – прохрипел он.
Что-то просвистело в воздухе. Арсен не успел отклониться, и тугая петля сдавила ему горло. Он хотел перерубить аркан саблей, но сильный толчок свалил его наземь. Парни вырвали, саблю из руки, наставили пистолеты. Сзади послышался отчаянный девичий крик.
Тяжело дыша, Чернобай наклонился и прошипел в лицо:
– Ну, собака, попался? Теперь мы поговорим иначе!
Они смотрели в глаза друг другу. Чернобай злорадно кривил в усмешке тонкие губы. На его бескровном лице застыло выражение жестокой радости.
Арсену стало страшно: Чернобай ни за что не оставит в живых свидетеля своего мерзкого преступления. И никто не узнает, куда девался казак, что с ним произошло. Напрасно будет выглядывать его больная мать из окошка хаты в далекой Дубовой Балке, напрасно будет ждать известий кошевой Иван Сирко…
А Чернобай, словно читая его мысли, цедил сквозь зубы слова, которые терзали сердце, как грязные когти рану.
– Мальчишка! Кому ты вздумал стать поперек дороги? Ха-ха-ха! Чернобаю! – Он говорил о себе в третьем лице. – Надо быть последним дурнем, чтобы решиться на такое! Я вижу, ты уже каешься. Тебе не хочется умирать. Еще бы! Ты теперь понял, что за ошибку – стать на пути Чернобая – ты поплатишься своей дурной головой! Ты ведь уже жалеешь, что вступился за тех пташек! – Он кивнул головой на ветряк, где один из парней снова связывал девушек. – Тебя мучает мысль, что никто никогда не узнает о твоей смерти… И не узнает! Ты скоро отправишься на тот свет!.. С моей помощью, конечно!.. Ха-ха-ха!..
Арсен вздрогнул от этого хриплого смеха, как от прикосновения гадюки. Понимая, что терять уже нечего, он внезапно рванулся и ударил врага ногами в живот. Чернобай вскрикнул и кубарем покатился по земле.
Его слуги кинулись на казака. Один рукояткой пистолета с размаха ударил по голове, другой, бросив девчат, навалился всем телом, заломил назад руки.
– Не убивайте! – крикнул, корчась от боли, Чернобай. – Я сам!
Парень помог ему подняться. Согнувшись и держась за живот, он медленно подошел к Арсену, выхватил из ножен короткий татарский кинжал. Перекошенное от боли и злости лицо посинело, как у мертвеца, оскалилось неестественно дикой гримасой.
