Если бы Винквист не сразу осуществил свой план и не спустился тут же в тесный и темный ресторан, он увидел бы нечто, отчего волосы у него на голове встали бы дыбом: его красотка «Роза ветров», управляемая мальчишкой, без флага и брейд-вымпела, с перевернутым кливером[22] и плохо закрепленным гротом[23], виляла по волнам, так что пенная полоска за ее кильватером[24] извивалась длинной змеей по сверкающему под солнцем заливу…
Пароход взял курс на островок, и мальчики следили за ним тревожным взглядом. Когда он прошел мимо, оставляя за собой разбегающийся в стороны след, мальчики увидели на волнах что-то белое.
Эрик решил, что это большая птица, но Георг утверждал, что это цинковый ящик для хлеба. Чтобы разрешить спор, они подплыли ближе и увидели, что это намокшая и расползающаяся от воды газета. Георг подцепил газету багром и осторожно расправил ее. «ПЕЧАЛЬНОЕ ПРОИСШЕСТВИЕ!» сразу бросился ему в глаза заголовок. Георг понял, что это про них.
«Три школьника из маленького соседнего городка — Георг и Эрик Шален, сыновья покойного редактора «Курьера» Карла Шалена, и Фабиан, сын трубочиста, исчезли во время сильного позавчерашнего шторма. Поскольку лодку, на которой они плыли, нашли плавающей вверх дном у берега в Большом Березовом заливе, можно считать определенным, что они встретили смерть в пучине волн». Ну и ну! Георг поднял растерянные глаза и не успел ничего сказать, как Фабиан, бросив руль, подбежал к нему и выхватил газету из рук. Он быстро пробежал ее глазами и побледнел от восторга.
— Видали, салаги! — воскликнул он. — Мы умерли и похоронены! Никто нас не ищет. А яхту сорвал с якоря шторм, она разбилась, дала течь и пошла ко дну. Никто не подозревает, что она ходит по морю. И для чего, скажите, нам нужно воскресать из мертвых, плыть домой, чтобы нам задали трепку? Нет уж, пусть и дальше думают, что мы умерли. Они еще поплачут, пожалеют, что придирались к нам.
Яхта сделала под ветром резкий поворот, и гик с шумом перебросился. Георг, не отрываясь, смотрел на раскинувшийся перед ним фьорд, огромный и свободный, прочерченный, словно лучами, сияющими солнечными дорожками, на чаек, кружившихся над ними. Нужно ли ему, в самом деле, спешить назад, чтобы вечно слушать мерзкое брюзжание. Там никто не оплакивает ни его, ни Эрика. Да. но что будет потом, когда они вернутся домой? А ведь им все же придется вернуться. Да стоит ли бояться? Разве им не угрожала только что смертельная опасность? Как говорится, не так страшен черт… Это все взрослые запугивают их.
— Плывем дальше! — воскликнул он. Глаза его зажглись, и на скулах от волнения выступили красные пятна. — Поплыли дальше!
А Фабиан, отчаянный парень, улыбнулся своей независимой улыбкой и развернул гик «Розы ветров» навстречу еле видной черте горизонта, где узкие полоски облачно-синих лесов, сливаясь с водой и небом, уплывали в бесконечную даль.
Глава 2
Таинственный остров
Весь следующий день и всю следующую ночь мальчики плыли волей провидения по меларенскому лабиринту из фьордов и проливов. Гонимая теплым, напоенным ароматом цветов ветром «Роза ветров» тихо и празднично скользила по извилистым водным дорожкам мимо нежно-зеленых лугов, на которых паслись только что выпущенные пестрые стада, мимо садов в белом цвету, мимо поросших ельником крутых скалистых уступов и красных складов кирпичного завода, мимо маленьких гостеприимных городских пристаней с флагами и башнями.
Фабиан, конечно же, сидел у руля и был в приподнятом настроении, даже бранился меньше обычного. Он придумывал самые неожиданные меры предосторожности: то велел Георгу соскоблить ножом название яхты на носу, то при встрече с каким-нибудь пароходом заставлял Эрика прятаться в рубке, чтобы их не выдало число три. На борту царило доброе братское согласие. Преисполненные сознанием опасности, они безраздельно доверяли друг другу, были предупредительны и каждый восхищался храбростью остальных членов экипажа. Когда на другой день к вечеру им встретился крутой и пустынный островок, где меж круглых камней и покрытых мхом скал росли ели, Фабиан выбрал путь между ним и материком. Берега здесь — совсем низменные — вдруг резко сближались, образуя узкий заросший камышом канал. Камыш с мягким шуршанием расступался перед «Розой ветров» и становился все гуще и выше. Выход закрылся, развернуться было невозможно.
«Роза ветров» осторожно коснулась дна. Георг с удивлением смотрел на Фабиана. Намеренным был этот маневр или нет, только тот, кто подумал, что Фабиан хоть на миг потерял уверенность, плохо знает его. Как ни в чем не бывало этот сорвиголова зевнул и пробормотал:
— Так вот, здесь мы заночуем, а утром будет видно.
Георг влез на мачту и огляделся. Убежище и в самом деле было что надо. С одной стороны путь наглухо преграждал островок. С другой стороны стеной стоял лес, а саму яхту обступал камыш, густой, словно джунгли, из которой торчала одна мачта. Только теперь мальчики почувствовали, как устали, и, забыв про еду, молча разделись и юркнули в постель. Однако и во сне зуд приключений не давал им покоя…
Когда они проснулись, солнце только-только вставало. Его неяркие лучи золотили камыш, а палуба, покрытая белой изморозью— последний отзвук зимы накануне праздника лета[25],— искрилась и слепила глаза. Курилась над водой легкая голубоватая дымка, и в утренней тишине еще отчетливей слышалось, как кукует кукушка и со свистом разрезают прохладный воздух ласточки. Пугающе шумно взлетел спавший на ветке глухарь и пронесся, громко хлопая крыльями, над их головами.
Фабиан, обычно по утрам хмурый, ежившийся от холода, сейчас был добродушным и бодрым. Посвистывая, он нырнул в шканцевый трюм и вытащил что-то из ящика для якорной цепи. Это были кисть и две коробки с краской — он нашел их во время последней экспедиции на остров. Возможно, он уже тогда вынашивал свой план. Трудно было догадаться, однако, но сейчас краска должна была сослужить им службу. Надо было перекрасить «Розу ветров», чтобы ее никто не узнал: борта в черный цвет, а ватерлинию[26] — в зеленый.
Георг с Эриком пришли в восторг от этой дьявольской предусмотрительности и смотрели с нескрываемым уважением на Фабиана как на своего настоящего капитана. И хотя Георгу совсем не хотелось портить ослепительно-белые борта, он поддался на уговоры Фабиана и привязал тали[27] к деревьям на берегу, чтобы яхта дала крен. И все же сердце моряка не выдержало, когда Эрик по приказу Фабиана зачерпнул грязной илистой воды из лужи у края камышовых зарослей й стал поливать ею паруса; он сел в ялик и поплыл по камышовым чащобам, чтобы не видеть, как разрушают красоту.
К вечеру издевательство над яхтой закончилось. На «Розу ветров» было страшно смотреть. Кривая, расплывшаяся ватерлиния и обвисшие старые грязные паруса сделали ее неузнаваемой. Георгу было так жалко истерзанную яхту, что он весь вечер тяжело вздыхал и даже ночью ему снились страшные сны.
Проснулся он от яркого солнечного света, бьющего через круглый иллюминатор прямо в глаза.
Новый день нес новые заботы, и все вчерашнее быстро позабылось. За утренним кофе мальчики вдруг услышали плеск весел на заливе, и вскоре в камышах показался штевень лодки-плоскодонки. На веслах между ящиками с переметами, поплавочными удочками и сетями сидел маленький сгорбленный седой косматый старичок с ястребиным носом. Он посасывал трубку-носогрейку и щурился, подставляя лицо ослепительным лучам солнца.
— А-а, тут молодые господа! А я решил поглядеть, кто это забрался в камыши и распугал моих щук. Нынче, когда растут молодые побеги, рыба хорошо берет. Хе-хе… Вы, верно, из Стокгольма? Это дело. Отчего бы не поразвлечься в молодые годы…
Фабиан предупредительно наступил Эрику на ногу, чтобы тот помалкивал, и бойко затараторил:
— Так точно, из Стокгольма. Вот решили покататься в собственное удовольствие. У моего папаши колбасная фабрика. Я живу на Кунгсгатан[28], 46.
— Ишь ты… Так вы, поди, видели самого короля?
— Ясное дело, видели. Мой папаша поставляет ему колбасу. У нас на воротах большой герб, — складно врал Фабиан.
Георг был смущен и старался не глядеть на Фабиана, втайне завидуя его уверенности.
— Я вижу, молодые господа кофеем балуются, — весело хихикал рыбак, поглядывая на кофейник. — На утреннем холодке славно хлебать горячий кофеек.
Георг тут же достал чистую чашку.
— Выпейте, дядюшка, с нами чашечку, — предложил он.
Рыбак достал из-под переметов швартовочный конец, дважды обернул его вокруг штага[29], снял сапоги и по-мальчишески легко вскарабкался на борт «Розы ветров».
— Меня зовут Франс из Флинты, — представился он. — Я уже стар, девяносто стукнуло. Еще помню те времена, когда волки бегали по льду большими стаями. А Стокгольм, слыхал я, город большой и красивый, только самому там побывать не довелось. Жить там, верно, совсем не то, что сидеть здесь на лесной горушке да сохнуть, как старое овечье дерьмо.
