Деклан молча закатывает глаза.
Я осторожно открываю дверь и с удивлением вижу в коридоре Блейка. Я почти ожидала, что он уйдет без меня.
Он, должно быть, заметил мое удивление, потому что произнес:
— На самом деле, я не голоден. Просто решил оставить их наедине.
Ах. Я медленно киваю и сажусь на скамейку у себя за спиной.
— А я не хочу пить.
Блейк достает из кармана джинсов пачку сигарет и кладет ее на ладонь. Откидывает крышку и достает сигарету, а затем протягивает коробку и мне, приподнимая брови.
Я качаю головой.
— Не курю.
Пожав плечами, он засовывает сигарету в рот и возвращает пачку обратно в карман. Повисает неловкая тишина, когда он прислоняется бедром к дубовой рейке, обрамляющей абсолютно белую стену.
Почему он не вышел курить на улицу? Он просто продолжает на меня смотреть, задумчиво играясь с сигаретой меж зубов.
Я сглатываю и отвожу взгляд, гадая, не торчит ли у меня из носа козявка, когда он произносит:
— Каждый раз при виде тебя я не могу не представлять тебя голой.
Я открываю рот и резко поворачиваю голову в сторону Блейка, наблюдая, как он смеется и садится рядом со мной.
Поверить не могу, что он об этом вспомнил! И я не была совсем голой. Меня прикрывала шторка в душевой.
Конечно, она была прозрачной, но все же.
Он говорит так, словно это я позволила ему увидеть себя обнаженной, что определенно было не так. Тупая задница Блейка приближается ко мне.
— А я не хочу, — произносит он, наклоняясь вперед и упираясь локтями в колени. Перекатывая незажженную сигарету между пальцами, он оглядывается на меня через плечо. — Ведь однажды ты станешь мне сестрой. Разве это не похоже на инцест?
— Нет, но это отвратительно, — произношу я и стараюсь не скривиться. Но почти сразу перехожу от отвращения к самодовольству, вспомнив, что мне нашептала маленькая птичка. — А знаешь, это забавно. Каждый раз при виде тебя я не могу не представлять, как ты занимаешься кое-чем с Мэйси.
Он морщится и засовывает сигарету за ухо.
— Она тебе рассказала, да?
— О-о, да. — Она рассказала то, чего мне слышать не хотелось. Например, что он целуется с дерзкой и самодовольной уверенностью мужчины, который знает — язык не единственная часть тела, которая окажется в тебе. Или как его глубокий голос становится на октаву ниже во время возбуждения. И это похоже на то, словно ты трахаешься с Бэтменом. Слова Мэйси, не мои. О, и я никогда, ни при каких обстоятельствах не хочу знать, как мой будущий шурин ухаживает за своими лобковыми волосами.
Блейк замирает.
— Что именно она тебе рассказала?
Если бы ты только знал…
Я закусываю губу, чтобы удержаться от поддразнивания и не попросить его произнести «Я Бэтмен». Я слегка качаю головой, улыбаясь как Чеширский кот и сдерживая себя.
— Не переживай. Ты получил, эм, блестящий отзыв.
Блейк хмурится.
— Хм-м.
Его реакция чертовски сбивает меня с толку.
— А разве она не казалась… впечатленной? — Мэйси была совершенно смущена тем, насколько она увлеклась. Так почему же Блейк ведет себя так, будто для него это новость?
Он почесывает подбородок и смотрит вдаль коридора.
— Казалась. — Самодовольная улыбка кривит его губы. — Черт, она казалась очень…
Он натыкается на мой пристальный взгляд, и с его лица исчезает это выражение.
— Извини. — Блейк улыбается почти застенчиво. — Забыл, с кем разговариваю. — Он прокашливается и говорит: — Думаю, мы хорошо провели время, но она ушла сразу же, как только все закончилось. Даже не остановилась, когда я окликнул ее. Ни номера, ни прощаний. Ничего.
Я разглядываю его профиль, пока он смотрит на что-то дальше по коридору. У него настолько точеная линия подбородка, словно его вырезал сам Бог, и это заставляет меня еще больше ценить генофонд Уитморов. Это чертовски хорошие гены, и я счастлива, что могу передать их своему ребенку. Я даже не могу винить Мэйси ни в малейшей степени за то, что она хочет кусочек Блейка. У девочки определенно хороший вкус.
— А ты бы позвонил, если бы она оставила номер?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Блейк смотрит на меня с дерзкой ухмылкой.
— Если это позволит мне снова ее трахнуть, непременно, черт подери.
М-да, мой ребенок определенно выиграл генетическую лотерею.
Я закатываю глаза.
— Ты свинья.
Он пожимает плечами и поднимается, вытаскивая сигарету из-за уха. Зажимает ее между губами и открывает дверь на лестницу, бросая через плечо:
— Ты не спрашивала о моих благородных намерениях, только позвоню или нет.
Глава 4
Деклан
Я не могу убить свою девушку и брата. Я не могу убить свою девушку и брата…
— Ты собираешься стоять там всю ночь или все же сядешь и поговоришь со мной?
От голоса отца я мгновенно напрягаюсь. Мне придется какое-то время с ним пообщаться, потому что, зная Блейка и Саванну, эти два предателя вернутся не скоро.
Однако я все еще неимоверно упрям.
И продолжаю стоять возле ванной, скрестив руки на груди и не отрывая взгляда от футбольного матча.
— Мне нечего тебе сказать. Я здесь только ради Блейка.
Он несколько секунд молчит, но я прекрасно знаю, что просто так он не отстанет. Я продолжаю следить за экраном, где «Патриоты» вновь заработали тачдаун. Толпа разражается радостными возгласами, а комментаторы оживляются. Я слышу шорох, и телевизор замолкает, погружая комнату в оглушительную тишину.
— Я не куплюсь на эту хрень, — произносит он. — Ты слишком напряжен. Выглядишь так, словно годами накопленное «ничего» сейчас тебя разорвет, парень.
Я стискиваю зубы и смотрю на него.
Он откидывается на подушку и закрывает глаза.
— Можешь выговориться сейчас, пока я еще здесь и цепляюсь за жизнь. Потому что, поверь мне, тебе не полегчает, если будешь орать на кучу земли и кусок камня. Только почувствуешь себя идиотом, тратя нервы и сотрясая воздух из-за проклятого призрака. — Его глаза вновь открыты, но глядят в потолок. Хмурое выражение искажает его болезненное лицо. — Они не могут тебя слышать. Не важно, как сильно будешь орать, и даже если они будут тебя преследовать, никогда не смогут тебя услышать.
Я хмурю брови и смотрю на сломленного мужчину перед собой. Я думал, он говорит про дедушку, но теперь все стало ясно. И впервые за многие годы я чувствую к своему отцу нечто отличное от ненависти.
— Ты говоришь о маме, да? — Мой голос тихий, словно я боюсь прервать то, что происходит в его измученном разуме.
Подняв голову с подушки, он бросает на меня взгляд, а потом снова обращает его к беззвучному телевизору. Он стискивает челюсть и произносит:
— Дай мне это услышать. Расскажи, каким я был ужасным отцом и как сильно ты меня ненавидишь. Расскажи, какой я бесполезный кусок дерьма, и что я не заслуживал даже дышать одним воздухом с твоей матерью, не говоря уже о женитьбе.
Он делает паузу в своей тираде и смотрит на меня. Усмехнувшись, он бормочет:
— Что, думал, я этого не знаю? Думаешь, я не говорил себе те же фразы каждый день последние пятнадцать проклятых лет?
Я пожимаю плечами и со всей честностью отвечаю:
— Я не думаю о тебе и твоем раскаянии. Я даже не был уверен, что тебя это беспокоит.
Уверен, что мои слова причинили ему боль, но я не собираюсь извиняться за правду.
— Конечно, беспокоит. Твоя мать — лучшее, что случалось со мной, а я худшее, что случалось с ней. Я подвел ее и подвел вас с Блейком. Уйти было единственным вариантом…
— А как насчет того, чтобы перестать пить? Или для тебя это слишком трудно, черт подери?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Я сжимаю кулаки и отвожу взгляд в сторону, потому что даже вид его проклятого лица выводит меня из себя. Я ненавижу его. И ненавижу то, что он с нами сделал, но больше всего меня бесит, как сильно я на него похож. У меня с ним ничего общего.
— Я перестал пить.
Я снова поднимаю на него взгляд.
